В космической красоте убаюкивающего пейзажа, мимо которого бежало шоссе, то взбираясь вверх, то устремляясь вниз, было что-то умиротворяющее. В лабиринтах горной дороги время словно остановилось, и вокруг нас простирались лишь цветущие волны волшебных сказок и обретенная прелесть исчезнувших веков: грозные дубравы, девственные луга, окаймленные веселыми осенними цветами, да редкие фермерские угодья, притулившиеся среди огромных деревьев за зарослями душистого можжевельника и сочных трав. Даже солнечный свет здесь обрел неземное величие, точно здешние места были объяты некоей фантастической атмосферой или неведомым духом. Подобное мне доводилось видеть разве что на полотнах итальянских живописцев-самоучек. Бацци[10] и Леонардо умели воссоздавать такие бескрайние пространства, но у них эти просторы виделись всегда в отдалении, сквозь сводчатые арки Ренессанса; а мы теперь буквально углубились в живописный холст, и в этом заколдованном мире я находил то, что неосознанно знал или унаследовал раньше; то, что всю жизнь тщетно искал.
Внезапно, обогнув вершину крутого склона, автомобиль затормозил. Слева от меня, на дальнем краю ухоженной лужайки, протянувшейся до самой дороги и огороженной выбеленными валунами, возвышался белый двухэтажный дом с надстройкой, который благодаря размеру и изяществу линий выглядел чужаком в здешней глуши; позади, справа от него, стояли пристройки: соединенные аркадами сараи, амбары и мельница. Я сразу узнал этот дом по присланной мне фотографии и совсем не удивился, увидев имя «Генри Айкли» на оцинкованном почтовом ящике на столбике у дороги. За домом виднелась болотистая равнина с чахлой растительностью, а за ней поросший густым лесом склон, круто убегающий к зубчатой зеленой вершине. Это, как я уже догадался, была вершина Темной горы, на полпути к которой мы остановились.
Выйдя из автомобиля и подхватив мой саквояж, Даннет попросил подождать, пока он сходит в дом и сообщит Айкли о моем приезде. У него же, добавил он, еще есть одно дело в городе, и он сможет пробыть тут лишь минутку, не более. Он быстро зашагал по дорожке к дому, а я тем временем вылез из автомобиля, чтобы хорошенько размять ноги, прежде чем мы с Айкли засядем за многочасовую беседу. Мое нервное напряжение вновь усилилось, стоило мне очутиться на арене жутких событий, описанных в столь ужасных подробностях в письмах Айкли, и я, честно говоря, сильно нервничал по поводу предстоящих разговоров, которые откроют мне правду о запретных мирах.
Близкие контакты с удивительным часто более ужасают, нежели вдохновляют, и меня совсем не радовало пребывание в том самом месте, где Пришлые оставляли свои следы и где после безлунных ночей страха Айкли обнаружил лужи зеленоватого студенистого вещества. Я невольно отметил про себя, что не вижу и не слышу собак. Может, он их всех продал, как только Пришлые заключили с ним перемирие? Но я, сколько ни старался, не мог обрести полной уверенности в прочности и искренности этого перемирия, обрисованного Айкли в последнем письме, так не похожем на предыдущие. В конце концов, он был довольно простодушен и не имел большого опыта в мирских делах. Уж не таился ли какой-то скрытый зловещий умысел в этом мирном соглашении?
Я в задумчивости опустил глаза на грунтовую дорогу, хранившую некогда страшные свидетельства. В последние несколько дней погода стояла сухая, и, несмотря на безлюдную местность, неровная поверхность была испещрена самыми разнообразными следами. От нечего делать я стал изучать очертания некоторых отпечатков, силясь унять самые зловещие из моих макабрических фантазий, порожденных этим мрачным местом и моими воспоминаниями. В кладбищенской тишине, при приглушенном журчанье лесных ручьев, в громоздящихся вокруг зеленых пиках и поросших темным лесом горных склонах на горизонте мне чудилось что-то угрожающее и тревожное.
И тут в моем уме возник образ, на фоне которого эти смутные угрозы и сумрачные фантазии показались пустыми и незначительными. Как я сказал, я рассматривал различные следы на дороге и вдруг мое любопытство сменилось неподдельным ужасом. Ибо, хотя неясные следы на песке были плохо различимы и накладывались друг на друга, мои зоркие глаза поймали некоторые детали там, где от проезжей дороги ответвлялась дорожка к дому. И я тотчас осознал без сомнения или надежды пугающее значение этих деталей. Увы, не зря я часами разглядывал высланные мне Айкли фото со следами клешней Пришлых! Я слишком хорошо помнил отметины этих ужасных чудовищ и ту странную неопределенность направления их движения, отличавшую от всех прочих земных существ. И здесь не было ни малейшего шанса на спасительную ошибку, ибо моему взору предстали объективные доказательства: три свежих, оставленных всего несколько часов назад, жутких следа, отчетливо видневшихся среди множества отпечатков башмаков, ведущих к дому и от дома Айкли. Это были богомерзкие следы клешней живых грибов Юггота.
Я с трудом сдержал вопль ужаса. В конце концов, разве я не ожидал увидеть здесь нечто подобное, коль скоро я на самом деле поверил всему, о чем писал мне Айкли? Он сообщил, что заключил мир с тварями. Тогда стоит ли удивляться, что они навещали его? Но мой ужас был сильнее доводов рассудка. Да и кто из людей смог бы сохранить спокойствие, впервые в жизни воочию увидев реальные отпечатки клешней живых существ, прилетевших на Землю из глубин космоса? И тут я заметил, что Даннет, выйдя из дома, быстро шагает ко мне. Следует, подумал я, хранить спокойствие есть вероятность, что этот субъект ничего не знает о глубоких и страшных погружениях Айкли в запретные сферы.
Мистер Айкли, поспешил уведомить меня Даннет, рад моему приезду и готов со мной встретиться, но внезапный приступ астмы не позволит ему в ближайшие день-два в полной мере выполнять функции гостеприимного хозяина. Эти приступы он переносит очень тяжело, и они всегда сопровождаются изнуряющей лихорадкой и общим недомоганием. В такие периоды он чувствует себя неважно и может разговаривать только шепотом; вдобавок ему трудно передвигаться по дому: у него распухают суставы на ногах, поэтому ему, точно страдающему подагрой старику, приходится их плотно перебинтовывать жгутами. Сегодня мистер Айкли совсем плох, поэтому я буду предоставлен сам себе; но тем не менее он готов к разговору. Я найду его в кабинете слева от зала. Даннет предупредил, что в комнате мистера Айкли плотно затворены жалюзи: в период обострения болезни ему необходимо избегать солнечного света, на который его глаза очень болезненно реагируют.
Простившись со мной, Даннет сел в автомобиль и уехал, а я медленно зашагал по дорожке к дому. Дверь была приоткрыта, но прежде чем переступить порог, я внимательно огляделся, пытаясь найти объяснение овладевшему мной ощущению какой-то неосязаемой странности этой фермы. Сараи и амбары выглядели как обычные сельские постройки, а в просторном открытом гараже я заметил старенький «форд» Айкли И тут я нашел объяснение не покидавшему меня странному ощущению: дело было в гнетущей тишине. Обыкновенно на ферме всегда царит какофония звуков, издаваемых живностью. А тут ничего! Ни кудахтанья кур, ни лая собак. Айкли писал, что у него есть несколько коров, ну, коровы могут быть сейчас на пастбище; собак он, должно быть, продал. Но полное отсутствие каких-либо звуков вообще показалось мне в высшей степени необычным.