Книга «Как стать магом», написанная автором в возрасте 35 лет, еще не прошла все испытания временем, но мудрость, которую он собрал в этой книге, выдержала испытание трех тысячелетий. Есть правда, которую легче сказать и услышать сейчас, чем во времена Пеладана, но есть и другая, очень важная правда, которую можно было сказать в 1893 году и почти невозможно сказать в начале XXI века. И Пеладан говорит всю эту правду да, он действительно ее говорит! и именно это делает книгу «Как стать магом» очень ценной. От мудрости Пифагора до дружеского совета о том, как выбирать себе занятие, друзей и супругу все применяется на практике, не забывается и повторяется, ведь это дает реальным людям свободу, необходимую, чтобы стать магом.
Пусть же она станет таковой и для вас!
К. К. Альберт
Графу Антуану де Ларошфуко[1]
Старшему настоятелю храма,
архонту Ордена Розы и Креста
Брат по общему делу!
Ваше древнее и благородное имя, да воссияет оно на обложке сей достопочтенной книги. Разумеется, клянусь своей самой крепкой дружбой и официально выражаю вам свое восхищение.
Ваши заслуги в воссоздании Ордена Розы и Креста Храма огромны: они превосходят мои собственные.
Я подарил вам идею воинствующего совершенства, и вы ее восприняли.
Во время недавнего негодования в печати судьба, которая обильно посылала мне как победы, так и поражения, распорядилась так, чтобы вы прочли мои публикации об искусстве; и вы заново открыли эстетическое в себе в слове и в действии.
Казалось, с самой первой нашей встречи каждый из нас поверял другому свои мысли. Нам хватило нескольких часов, чтобы составить из наших слов пакт, в котором содержалась вся культура Западной Европы.
Ваш энтузиазм обернулся смелостью, которую редко встретишь в нашей стране. С каким невозмутимым спокойствием вы приняли боевое крещение дьявольское таинство, которое Париж возлагает на всех рыцарей света!
Будучи потомком почти полностью исчезнувшей человеческой расы, без родины, без престижа, я просто вынужден был стать великим, рискуя не стать никем вовсе.
Но вы, кому все блага были дарованы с колыбели, могли бы провести жизнь, как любой из де Орлеан[2], перемещаясь из конюшни в гостиную, занимаясь лишь спортом или любовными похождениями, подобно вашему окружению.
Но нет! Искусство открыло вашему всевидящему взору единственную аристократию, и, используя свои средства, вы проявили талант творца; вы, кому ваше благородное происхождение позволяло красивую бездеятельность.
И здесь начинается достоинство, которое вы обратили в славу.
Именно тогда, на горизонте вашего ума, вам вдруг стало ясно, что о людях, времени и месте можно судить как о достойных или нет по тому, как они умеют восхищаться красотой.
Вами овладела одна лишь страсть; она захватила вашу душу и подняла ее в царство возвышенного.
Мы соединяем руки не в подражание друг другу, но во имя света, чтобы принять Розу и Крест.
Доставить священную гробницу туда, откуда со времен Ренессанса была изъята красота спасения, защитить паломников, которые до сих пор несут щиты идеализма, и сберечь образ небес перед лицом эпохи: таково дело, для которого два наших существа соединились в едином порыве.
Между благородной идеей создания Байройта и движением Розы и Креста, так же как и между вами и Людвигом Баварским[3], существует явное сходство.
И там, и здесь идея прославления интеллектуальной культуры проявляется согласно одной и той же формуле:
«Религия становится искусством, чтобы говорить с массами искусство становится религией, чтобы говорить с избранными».
Байройт храм единственного гения, а Людвиг Баварский любил искусство лишь в одной форме и в одном уникальном произведении.
Что касается совершенства театральной формы, о котором я мечтал, я не смогу достичь магии гения из Ванфрида[4]; даже вы еще долго не сможете осуществить беспрецедентную идею Байройта.
Но, подобно тому как я достиг уровня, где моя собственная работа является для меня лишь властью посвятить себя эстетике в других, служить ей и указывать путь; точно так же вы любите красоту мистически и божественно.
Роза и Крест Храма прославляют не просто ритуал искусства или художника, но и весь культ всех искусств и всех мастеров.
В этом его красота, и отсюда исходит его сила.
Тщательность при выборе средств и мудрость перед лицом соблазна вечно ждать подходящего момента могут помешать осуществиться великому эстетическому начинанию 1892 года[5].
Не важно! Впервые за 30 лет будут представлены изящные искусства слуги строгой метафизики; традиционные по своей сути и все же современные, актуальные, авангардные, предпочтительно любые новые техники, не противоречащие нормам магии.
Обещаю, что вас будут помнить и почитать в грядущие века за это начинание, которое, без сомнения, у обывателя вызовет лишь смех.
В свете этого, великий настоятель, ваша роль даже более благородна, чем Людвига II, который возвел храм полубогу, в то время как вы, безусловно, воздвигли пантеон всем проявлениям красоты и открыли убежище для всех посвященных.
Роза и Крест Храма дарят божественную милость таким, как Синьорелли[6] и Палестрина[7], Марсилио[8] и Оливе[9], воссоздающим свои алтари, разоренные или опустошенные; а также служат новым путеводным светом для молодых навигаторов вечного Арго, спасительным маяком, который на Востоке называют магией, в Греции Элевсином и Римом для христиан, живших до 1600 года.
Каждое слово обретает разум и сердце, когда оно становится плотью и манифестом; если мой остаточный интеллект и страдания за идеал достойны огромной чести стать разумом ордена, то вы, благодаря возвышенному энтузиазму, который движет вами, вы сердце, любящее сердце Розы и Креста.
Вы эстетический Зигфрид[10], который убьет дракона реализма. Или, скорее, поскольку католицизм направляет наши усилия, подобно тому как символизм направляет усилия Вагнера, вы не тот, кого Виньи[11] будет презирать как своих потомков, так ярко выделяетесь в истории вашего благородного дома; вы кавалер Монтсальват[12], посланник Грааля.
Да, и тост за Гурнеманца[13], я перед вами в долгу. Напрасно Фальсоты и Фафнеры, Аберики и Мимы, Тельрамунды и Ортруды[14] соединяют грязные руки, пытаясь вас остановить, возвышая свои скрипучие голоса и пытаясь заглушить вашу молитву.
Смотрите, смотрите, как разворачивается Beauseant[15] в черном и белом, горит Святой Грааль и крестообразная роза трепещет в такт с крыльями Святого Духа, который дарит ей вдохновение.
На белой мантии бессвязная болтовня журналистов становится серебряной каймой; в каждой битве чудо Грааля сияет еще ярче, и роза чарует крест, утешая его своим ароматом.
О, мой благородный собрат, кучка журналистов тяжело дышит нам в спину вам страшно? Нет, просто смешно!
О, неугомонные маловеры, каким бы ни был результат наших усилий здесь, на Земле, он виден на небесах во веки веков.
В ином мире архангел Артур примет нас за круглым столом Параклита[16].
Ваша слава, мой друг, в руках ангелов, а не умников.
С безмятежностью, какой может озарить работу смертного лишь луч святого духа; именем Иосифа Аримафейского, нашего отца в вере, именем Данте, нашего отца в мысли, именем Гуго де Пейна[17], нашего отца в действии: вам, который пришел, когда идеализм сдался на милость злословию нашего века, я дарую вам вечную славу Лоэнгрин[18] идеала!
Царь Мардук Пеладан
Париж, октябрь 1891 года
Молитва Святого Фомы Аквинского
Перед началом чтения очень уместна, дабы уберечь читателя от возможных ошибок этой книги