Марьяне Степан не нравился, ему оставалось, молча вздыхать, но качество портрета от этого только выиграло. Марьяна на портрете вышла, как живая, но более красивая, а её глаза, благодаря особому секрету старых мастеров, как будто следили за зрителем, куда бы он ни шел.
Когда Марьяна вошла в возраст, возле неё стали увиваться кандидаты в женихи, но она была без ума от военных. Как назло, кроме пожарника с противными рыжими усами, военных поблизости не наблюдалось. И вот во флигельке, который сдавали, появился новый постоялец, железнодорожник из Иркутской губернии, присланный на курсы телеграфистов. Это был высокий стройный молодой мужчина в красивом черном мундире с двумя рядами сияющих пуговиц. И усы у него были не рыжие, а темно-русые, а глаза чистые, голубые, как небо. Бывший солдат из Вятской губернии, он отсидел в тюрьме за отказ стрелять в революционных рабочих в 1905-м году и не мог уехать из Сибири на родину. Но Марьяну это не остановило. Как ни отговаривали её папенька и маменька, решила принять предложение Василия Ледовских. Отец в гневе лишил дочь приданого, и поехала она на место службы мужа без родительского благословения. Жили скудно, но в любви и согласии. Родила она мужу 10 детей, но выжили только трое: две дочки Елена и Ольга, да сын Алексей.
Отец Марьяны вскоре смирился и отписал ей флигелек во дворе, но большой дом после революции отобрали, и родителям пришлось доживать век с нелюбимым зятем. Веку им оставалось, к слову сказать, немного. В Новосибирске Василий поступил бухгалтером на большой завод. Дочки вышли замуж обе за военных моряков: одна в Мурманск уехала, вторая во Владивосток. Алексей выучился на связиста, женился на хорошей девушке Надежде и подарил внучку Марьяну. Началась война, Алексей ушел на фронт. Василий и Надежда без выходных работали на военном заводе: Василий учетчиком, Надежда контролёром. Марьяна вела дом, огород, присматривала за внучкой, отоваривала карточки. Бабушка никогда не сидела без дела. Если не готовила и не убирала, то шила или вязала. Пока был свой кусочек земли вокруг домика, садила огород: огурцы, тыква, капуста, укроп, лук, морковь. Овощи «сидели друг на друге», но давали хороший урожай. Плети тыквы подвязывались по периметру забора, штакетник выглядел очень декоративно. Свои овощи помогали, когда продукты были по карточкам. Тыквенной кашей маленькая Марьяна наелась, кажется, на всю оставшуюся жизнь.
Василий в нетопленном цеху простудился и переболел воспалением легких. Осложнением от той болезни стал рак легких, который унес его в могилу уже после войны. Хотя бы сына дождался. Алексей был три раза ранен и дважды контужен, вернулся живой, но здоровья не было. Работал он по специальности, на Главпочтамте, стал начальником отдела. Надежда из цеха перешла в бухгалтерию. Мирная жизнь налаживалась, даже съездили в Кисловодск по профсоюзным путевкам.
Когда в Новосибирске началось строительство жилья, снесли их домик, дали двухкомнатную квартиру в новом доме, с отоплением, водопроводом и канализацией. После переезда в квартиру, бабушка сильно грустила без огородика, но недолго: её знакомая, Павла Григорьевна, соседка с улицы Омской, пригласила её вместе хозяйничать на садовом участке. Участки нарезали для рабочих нескольких новосибирских заводов на окраине Октябрьского района в пойме маленькой речки, притока Камышенки. Зять соседки участок взял и сколотил на нем маленький сарайчик для инвентаря и будочку чуть больше скворечника. Но ездить обрабатывать «сад» ни сил, ни желания у него не было. Зато теща очень любила копаться в земле и пригласила Марьяну Кузьминичну для компании. Она честно выделила ей «надел», почти в треть участка. Здесь даже нашлось место для скороспелой картошки и томатов. Дочь Павлы Георгиевна помогала матери весной копать грядки, а осенью вывозить урожай. Марьяна часто летом ездила с бабушкой, но в основном старушки справлялись сами. С утра пораньше садились на трамвай и ехали до конечной остановки, «Сад Мичуринцев». Потом спускались улочкам частного сектора в глубокий лог. Здесь городские дома скрывались из виду, не долетал шум транспорта, кругом все зеленело, цвело, пели птицы. И откуда только силы брались! Они в охотку пололи, поливали, рыхлили. А отработав полдня в огороде, ехали обратно к домашним делам. И если бабушка зимой простывала и болела, она неизменно говорила: «Мне бы только до первых огурчиков дотянуть, а там я не умру».
Жить бы да радоваться, но Наде потребовалась операция. Врачи говорили, всё будет хорошо, а она не проснулась после наркоза. Алексей затосковал сильно, все раны стали его беспокоить, не вынутый осколок снаряда добил солдата. И остались две Марьяны: бабушка и внучка.
Марьяна Кузьминична в своей Марьяше души не чаяла, гордилась её школьными успехами. Она и слышать не хотела, чтобы внучка пошла работать после восьмилетки. Бабушка нашла работу, стала ходить прибирать и готовить в соседний дом к начальнику из Горисполкома. Она шила внучке наряды, вкусно готовила, пекла пирожки, а к празднику торты. Когда Марьяша поделилась своей мечтой стать артисткой, бабушка горячо её поддержала. В Новосибирске тогда ещё не было театрального училища, его открыли два года спустя. «Не бойся, Марьяша! Сейчас не царское время. Женщине все пути открыты: хоть в инженеры, хоть в летчики, хоть в артисты. Ты такая у нас красивая, талантливая, поезжай в Москву, поступай, учись». «А как же ты, бабушка?» «Я ещё совсем не дряхлая, проживу. На каникулы будешь приезжать». «А деньги?». «Алёша с Надей на книжку складывали, копили. А мы с тобой не истратили. Мне много не надо, огород выручает. Я буду тебе понемногу посылать каждый месяц, да ещё стипендию дадут».
Села Марьяша на поезд и уехала в Москву. Еще в дороге она познакомилась с Анютой из Свердловска, которая тоже хотела выучиться на артистку. Анюта была очень хорошо информирована, она просветила Марьяшу, что документы надо подавать сразу в три места, так больше шансов поступить. Оставшиеся двое суток до Москвы они вместе готовили басню, отрывок в прозе. Анюта не прошла никуда, но обещала, что на следующий год приедет и добьется своего. А Марьяшу приняли в Школу-студию МХАТ. Выходит, бабушка в ней не ошиблась.
После отъезда Марьяны в Москву огород еще несколько лет служил Марьяне-старшей и отдушиной и подспорьем. Но стали болеть ноги у Павлы Георгиевны, которая была лет на десять моложе бабушки. Дочка с зятем в тот год сами собрали урожай и настояли на продаже участка. Бабушка не сдалась и, найдя единомышленниц, развела цветы на маленьких газонах у подъезда. Постепенно весь двор украсился пионами, водосбором, тигровыми лилиями, садовыми ромашками. Традицию подхватили новые пенсионерки. Позже и Марьяна в память бабушки выходила ухаживать за цветами.
Годы неслись. Не стало бабушки Марьяны Кузьминичны, один портрет её остался. Не так сложилась жизнь у Марьяши, как хотелось бы. Вот уже и сама стала бабушкой. И никто не называет её Марьяшей. В театре она Мария Лесникова, а дома Марьяна Ледовских.
Когда месяц назад Марьяна стала худеть без особых усилий, она сразу спросила у бабушки, что это значит. У Марьяны Кузьминичны на портрете изменился взгляд, повзрослел, исчезло беззаботно-мечтательно девичье выражение, и она ответила: «Ты же сама догадалась. У тебя рак». «Но я ничего не чувствую». «Не веришь, сходи к врачу».
Диагноз подтвердился, причем рак оказался уже четвертой степени. Онколог удивлённо вытаращила глаза: «Женщина, как можно было годами не ходить на диспансеризацию! В ранней стадии можно было начать химиотерапию, а сейчас Кстати, разве вы ничего не чувствуете?» И дала рецепт на сильные обезболивающие. Марьяна даже не заплакала, после семи десятков прожитых лет она проводила так много друзей и близких, что была готова ко всему. У неё и завещание давно было написано: квартира и все вещи внучке Маше, ей же деньги с пенсионного счета, как раз хватит на похороны, а деньги на депозитном счете дочери Татьяне, чтобы не обижалась.