Эпидемия ИИП: Инфантильности, Иррациональности, Психосоматических расстройств
В результате интеграции перечисленных явлений наблюдаются социальные эпидемии нового типа:
Социальная эпидемия инфантильности (Сандомирский М. Е., 2019).
эпидемия иррациональности (Сандомирский М. Е., 2011), как апгрейд райховской анти-рациональности, или «эмоциональной чумы человечества» (Райх В., 2022).
При совмещении (1) и (2) эпидемия инфантильной иррациональности с исходом в соматизацию (Сандомирский М. Е., 2023).
Наиболее очевидная интерпретация феномена массовой психосоматической инфантильности культивируемое в обществе инфантильное отношение к эмоциям, фактически поощрение эмоциональной некомпетентности. Это следствие комплекса взаимосвязанных процессов в русле инфантилизации социальной:
1. Снижение мотивации взросления.
2. Деградация института семьи:
отсутствие примера взрослого поведения,
обесценивание опыта старших поколений,
прерывание цепочки социального наследования,
культ индивидуализма и одиночества, «жизнь соло» (Кляйненберг Э., 2014).
3. Влияние технологического прогресса:
префигуративная передача опыта (М. Мид),
переход коммуникации в дистанционную и сетевую для поколения «цифровых аборигенов»,
цифровизация образа жизни,
технологии виртуальной реальности,
растущее использование искусственного интеллекта,
«делегирование» ответственности с целью ее избегания,
прекарность, или социально-психологическая нестабильность, включающая социальную неустойчивость и отсюда неуверенность в завтрашнем дне.
На последнем остановимся подробнее, перефразируя известное выражение философа-классика: представителям прекариата нечего терять, кроме своих «цепей». Неуверенность связана с низкостатусностью, вследствие редукции жизненных опор, обесценивание знаний (их заменяет ИИ) и жизненного опыта, вариативно низкая самооценка и адаптивность. Прекарность представляется как иррациональность и интуитивность «я», с фрагментарностью личности и сужением ответственности (Сапогова Е. Е., 2023). Соответственно новое измерение «бренности существования» представляет и фрустрацию индивидуализации.
Регрессионная природа психосоматических проблем
Фактически, ПСР представляются как нарушения адаптации с активизацией психологических защит в форме регрессии. Регрессионные способы выражения эмоций проявляются в психосоматических симптомах. Это происходит, когда человек не справляется с психологическими проблемами, но проявляется это в телесной, довербальной форме, вследствие невозможности высказывания или внутреннего запрета осознавания (вытеснения) на фоне дефицита эмоциональной и социальной поддержки. Возникнет ли расстройство, адаптируется человек или нет в итоге зависит от внутреннего психосоматического баланса, соотношения силы стресса с одной стороны и слабости психологических защит с другой, причем как индивидуальных, так и коллективных. В психотерапевтическом аспекте важно, что дефицитарность внутренних персональных защитных механизмов, имеющую как онтогенетическую, так и индуцированную природу, возможно компенсировать защитами как внешними (психотерапия), так и коллективными трансактивными (создание поддерживающей среды коммунитарности, совместности).
При этом нынешнее психическое состояние общества можно описать как социальную эпидемию тревоги, лежащую в основе вторичной социальной эпидемии психосоматических расстройств. С этой точки зрения, актуальное социально-психологическое состояние общества не столько символическое «общество травмы» (Тощенко Ж. Т., 2014), сколько реальное общество массовых посттравматических и психосоматических расстройств. В клиническом аспекте их можно рассматривать как психосоматическое проявление парциальной инфантильности, связанной с нарушением адаптации и регрессионной соматизацией эмоций, служащей проявлением психосоматической возрастной регрессии (ПВР).
Психосоматическая возрастная регрессия ПВР
Модель ПВР как онтогенетического основания парциальной инфантильности (Сандомирский М. Е., 2023) выступает в качестве общей, объединительной основы классических невротических механизмов (для систематизации описания которых сосредоточим внимание на их сходстве, учитывая и различия):
1) на уровне телесном, в первую очередь мышечном «замораживания» эмоций в виде мышечного панциря, отражающего панцирь характера (Райх В.);
2) на уровне структуры личности ее мозаичность или парциальность (Юнг К. Г.), отсюда противоречивость и внутренняя конфликтность (Голдштейн К.);
3) на уровне самооценки инфантильной беспомощности и самообесценивания, или комплекса неполноценности (Адлер А.);
4) на уровне эмоциональном базовой тревоги (Хорни К.),
5) на уровне осознавания «Я» его базисного нарушения (Балинт М.);
6) на уровне регрессионного импринтинга первичных констелляций (Александер Ф.);
7) на уровне мета- и трансгенерационном сценарность поведения (Берн Э., а также нарушение сепарации (Малер М.) и нарушение привязанности (Боулби Дж.);
8) на уровне субъектности несамодостаточность и избегание ответственности (Перлз Ф.); «бегство от свободы», патернализм или авторитарианизм (Фромм Э.) в сочетании с субмиссивной толерантностью (Маркузе Г.) и переносом ответственности, или проективной идентификацией (Кляйн М.);
9) на уровне когнитивном различные варианты когнитивных искажений, которые могут быть поняты в качестве ошибок вероятностного прогнозирования (Фейгенберг И. М.);
10) на уровне экзистенциальном ноогенный вакуум и дефицит жизненного смысла (Франкл В.), приводящий к инфантильному страху смерти, одиночества, ответственности;
11) на уровне межсистемных, внутренних конфликтов (Левин К.) конфликт между интеллектом рациональным, цифровым и эмоциональным, проявляющийся как дефицит психосоматического интеллекта (Сандомирский М. Е., 2019) приводит к ПСР и метафорически понимается как «предательство тела» (Лоуэн А., 2010);
12) на уровне транскультуральном как конфликт культур Запада и Востока (Хантингтон С., 2003), разделяемых транзитной областью лимитрофа (Цымбурский В. Л., 1999). Применительно к русской культуре конфликт проявляется на уровне различий ценностных ориентаций отечественной и западной культур (Черницкая М. Б., 2004).
На фоне социальной эпидемии психосоматических расстройств, в культуре общества наблюдается также углубление противоречий между мышлением рациональным и иррациональным. Это проявляется в социально-психологической эпидемии иррациональности (Сандомирский М. Е., 2017), иными словами оживлении в массовом сознании нелогичных, иррациональных, архаичных, мифологических механизмов мышления как отражение конфликта с реальностью и убегания от нее (наглядным примером служит «магическое» мышление). Интеграция этих представлений об истоках иррациональности, в том числе предсказуемой (Ариели Д., 2010) и теории культурно-исторического развития психики по Л. С. Выготскому и А. Р. Лурии возможна исходя из представлений о параллелизме регрессии возрастной, индивидуальной, онтогенетической и регрессии филогенетической (Юнг К. Г.). Отсюда и описанное Т. Ю. Базаровым (2023) современное «восхождение к архаике», как апгрейд бердяевского «нового средневековья». Объективной основой данного явления выступает универсальный механизм регрессии (Сандомирский М. Н., 2005; Александров Ю. И. и др., 2017)