Она некрасиво одета?
Перечисляет, во что одета кукла.
А что у меня в кармане есть А что у меня есть?
Не знаю, откуда же мне знать А ты знаешь, что у меня в кармане?
А вот и знаю. (Заглядывает.)
К буквам:
Ну, посмотрите же (к пани Н.), хорошо получилось?
Нет.
(Это работа она не хочет смириться.)
Пани Н. показывает, как складывать буквы, не смотрит: она хочет волшебства, хочет царить, а не работать.
Спрашивает меня:
А сейчас?
Нет!
Снова идет к сломанному столику, показывает Янеку. С пани Н. разговор.
Книжка с картинками рассматривая ее, Хелечка мурлычет одну из песенок, которую разучивали в садике «Полишинель».
А вы можете кота нарисовать? А я могу.
(Дома она может то, чего не могут взрослые.)
Она разговаривает с Тадеком, что-то ему не разрешает.
Ей скучно.
Возьми кубики, строй домики, как Ханечка.
Как Кры-ы-ыся?
Нет, как Ханечка.
Не хочу. Это легко. А вы можете сшить фартук?
Нет.
А я могу.
Ты его даже застегнуть не можешь.
Могу.
Нет.
Могу! (Раздражение.)
А вы можете машинку нарисовать?
Нет.
А я могу. A кота?
Могу.
Я даю ей карандаш и бумагу: рисуй.
А я могу карандаш нарисовать.
Она рисует утку (на уровне своих трех лет). Я холодно, без энтузиазма признаю, что получилось хорошо.
А вы умеете?
Да.
Она удивленно смотрит, рисует.
Ну и что это?
Не знаю.
Ну что это, у чего бывает столько ног?
Я рисую утку.
А дайте мне бумагу, я мисочку нарисую.
Рисуй на этом же листочке.
У-у-у но рисует.
Вместо мисочки девочка с корзинкой.
Ты же должна была нарисовать мисочку.
А красивая мисочка получилась?
Спроси Крысю.
Разговор Крыси с Хелечкой короткий.
И что Крыся сказала?
А это красивая корзиночка?
Некрасивая.
Я рисую: твоя корзиночка лучше или моя?
Пальцем показывает: эта (показывает на мою).
Мне ее жаль:
1. Восхищение.
2. Неприязнь гнев.
3. Сочувствие.
Я объединяюсь с Хелечкой против Крыси. Хелечкой восхищаются, Крысю обожают. Крыся старается быть первой в маршировке. Хелечка хочет взять нахрапом, Крыся ждет, пока у нее само получится.
Такие Крыси:
1. Неактивные, они не расходуют энергию.
2. Тихие они везде прокрадутся, высмотрят, кто что делает лучше остальных, только долго смотрят.
3. Побеждают без борьбы внезапным взрывом, одной атакой.
Хочу помочь Хелечке: научу ее.
Дай мне мелок.
Она не знает, где мелок. Крыся знает и приносит. Я рисую на доске домик. Она тоже пробует получается плохо. Рисует окошки в моем домике. Мимо проходит Ляля.
Хелечка:
O, посмотри, красиво?
Ляля:
Ты красиво рисуешь.
Хелечка:
O, окошки, смотри.
Хелечка понимает, что произошло недоразумение, ей стыдно.
Она рисует деревья. Хочет вытереть доску не тряпочкой, а кусочком бумаги. Стирает рукой и смотрит на меня с вызывающей улыбкой.
Хелечка:
Нарисуйте что-нибудь.
Я рисую человечка она пририсовывает ему пальцы, поправляет свой рисунок.
Требует нарисовать еще. Я рисую птицу.
Хелечка:
Это птица или жаворонок. (Ждет восхищения тем, что она знает новое слово.)
Я на минутку подхожу к Крысе, которая клеит поделку. Тут же подходит Хелечка тянет меня прочь (ревность).
Теряет мелок, долго ищет находит. Мелок упал сломался. Она удивленно смотрит, пишет кусочком мела на доске, потом нарочно швыряет мелок и смотрит (эксперимент).
Требует новый рисунок. Я рисую цветок. Она его дополняет, «улучшает».
А это что?
Очки.
Зачем?
Чтобы лучше видеть.
А это зачем?
Это нужно, чтобы очки держались.
Так можно гвоздиками.
Гвоздиками будет больно.
Я снимаю очки и показываю ей. Она мажет меня мелом.
Ты меня испачкаешь, Хелечка.
А это новая одежда?
Нет, старая.
А у меня новая есть. Зося сшила.
А кто это Зося?
Человек. С головой, с руками, с лицом
А почему на лице усы? Папа бреется.
[]Я не могу, мне купить не на что.
Она советует сделать [деньги] из золота или из бумаги. По ее указке вырезаю из бумаги. Остается лист бумаги с двумя отверстиями. Она прижимает бумагу к лицу, пугает меня. (Ждет, чтобы я сказал: ой, я боюсь, ой, спрячусь.) А я молчу.
Страшно?
Нет.
Даю ей зеркальце, чтобы она сама посмотрела, страшно ли. Спрашиваю Крысю, страшно ли ей.
Нет.
Хелечка что-то рисует на маске, чтобы было страшно.
А сейчас страшно?
Нет.
Она кривит личико, строит гримасы.
А сейчас?
Нет.
Я:
А кто-нибудь этого испугался?
Молчит, не отвечает. Примеряет маску на меня, пробует на Крысю.
Завтрак.
Хелечка, громко:
А я знаю, где моя бутылка (с молоком).
(NB. Крыся вместо «к» выговаривает «т» этот дефект речи может в будущем сделать ее неразговорчивой, необщительной; гигиена воспитания должна об этом помнить, предотвращать подобное.)
(Не Хелечку я два дня наблюдал, а законы природы, человека.)
В садике только две малышки: Хелечка и Крыся. По нашему рецепту «Играйте вместе!», под принуждением, они бы так и играли, но, если их не трогать, они льнут скорее к детям постарше: это обещает им нечто большее, чем игру. Маня охотнее разговаривает, опекает малышей, и Маню притянула неразговорчивая, спокойная и серьезная Крыся. Хелечка пока только ищет. Подходит к Стасе плохой выбор, к Янеку этот хороший: он всего неделя, как ходит в садик, еще «не раскрутился», стесняется, он мало кого знает, это выравнивает разницу в возрасте, и дети разговаривают. Но Хелечке не хватает терпения. Она заговаривает с Виком неловко: сообщает ему возраст своего брата, но не уверена, правильно ли она сказала (8 лет), смутилась. Всю непосредственность чувств Хелечки, каждое ее действие сковывает и тормозит страх показаться смешной. Поэтому она не принимает участия в молитве, в маршировке, в гимнастике. Она страдает, но боится что не умеет. Когда дети маршируют в такт музыке, она, желая обратить на себя внимание, неумеренно громко говорит о фартучке и опрокидывает скамейку: конфуз. Она удивленно говорит об этом с вымученным смешком и быстро меняет тему разговора: заявляет мне, что перевернулись лямки фартучка (наизнанку). Она приводит рукава в порядок, надевает фартук; не может застегнуть. Я хочу ей помочь она отказывается. Ей кажется, что мешает слишком узкая петелька (фартучек застегивается сзади). Она сама обращается с просьбой о помощи, но в последний момент вдруг отступает назад и снова пытается застегнуть фартук. Обращаясь за помощью второй раз, она не выпускает из рук пуговки, пробует еще раз. Это невероятно частое явление не только у малышей, но и у детей постарше, и у взрослых. Когда студентом я работал в больнице, я был свидетелем такой сцены: коллега Х. хочет вырвать пациенту зуб, но не может. Он обращается к врачу, тот подходит. Студент не отдает щипцы еще одна попытка, и зуб ломается.
Буквы наборного алфавита лежат в ячейках коробки, как литеры в кассе типографского наборщика. Утром они лежат разбросанные, их складывают дети, которые букв еще не знают: одинаковые к одинаковым. Крыся это умеет, Хелечка хочет работу заменить надувательством. Я догадываюсь: дома она что-нибудь накалякает на бумаге и говорит, что написала; поскольку взрослые поддакивают, что она пишет, Хелечка им верит. Что же странного в том, что если трехлетке кажется, что так легко уметь читать (бормотать что-то под нос), рисовать, писать, то шестилетка неприязненно воспринимает необходимость усилия и труда. Хелечка назойливо, гневно требует признать, что она правильно сложила буквы; она не хочет, чтобы ей показали, объяснили, научили, помогли. Она хочет все сама! В ее непрекращающихся вопросах: «А вы умеете? А ты умеешь?» легко прочитать, что дома взрослые притворяются, что якобы не умеют того, что умеет она. Сколько же раз мы это видели, в скольких вариантах! Трехлетка спрыгивает со ступеньки: «Вот как я умею!»; дядюшка-весельчак притворяется, что не умеет, боится, падает, валяет дурака; ребенок смеется, толкает дядюшку, бросает ему вызов в ехидной, дрянной игре, издевательстве и надувательстве. Трехлетка что-то накалякал на бумаге: «Это лошадка!» Дядюшка изумлен: какая красивая лошадка, он так рисовать не умеет; пробует, берет карандаш, рисует неочиненным концом, потом карандаш выпадает у него из рук, бумага летит на пол.