Потерплю.
Растрепа ты, Галка, сердито сказала Комелькова. Надо было пальцы вверх загибать, когда ногу вытаскиваешь.
Я загибала, а он все равно слез.
Холодно, девочки.
Я мокрая до самых-самых Женька хитро посмотрела на старшину. Вам по пояс будет.
Думаешь, я сухая? Я раз оступилась да как сяду
Смеются. Значит, еще ничего, отходят. Хоть и женский пол, а молодые, силенка какая-никакая, а имеется. Только бы не расхворались: вода лед
Федот Евграфыч еще раз затянулся, кинул в болото окурок, встал. Сказал бодро:
А ну, разбирай слеги, товарищи бойцы. И за мной прежним порядком. Мыться-греться там будем, на том бережку.
И шарахнул с корня прямо в бурое месиво.
Этот последний бродок тоже был не приведи господь. Жижа что овсяный кисель: и ногу не держит, и поплыть не дает. Пока ее распихаешь, чтоб вперед продвинуться, семь потов сойдет.
Как, товарищи?
Это он для поднятия духа крикнул, не оглядываясь.
Пиявки тут есть? задыхаясь, спросила Гурвич.
Она следом за ним шла, уже по проломленному, и ей было маленько полегче.
Нету тут никого. Мертвое место, погибельное.
Слева вспучился пузырь. Лопнул, и разом гулко вздохнуло болото. Кто-то сзади ойкнул испуганно, и Васков пояснил:
Газ болотный выходит, не бойтесь. Потревожили мы его Подумал немного и добавил: Старики бают, что аккурат в таких местах хозяин живет, лешак, значит. Сказки, понятное дело
Молчит его «гвардия». Пыхтит, ойкает, задыхается. Но лезут. Упрямо лезут, зло.
Полегче стало: кисель пожиже, дно попрочнее, даже кочки кой-где появились. Старшина нарочно хода не убыстрял, и отряд подтянулся, уже прямо-таки в затылок шли. К березе почти разом выбрались; дальше лесок начинался, кочки да мшаник. Это уж совсем пустяком выглядело, тем более что земля все повышалась и в конце незаметно переходила в сухой беломошный бор. Тут они загалдели все разом, обрадовались и слеги побросали. Однако Федот Евграфыч слеги велел поднять и все к одной приметной сосне прислонить.
Может, сгодятся кому.
А отдыхать не дал ни минуты. Даже босую Галю Четвертак не пожалел.
Чуть, товарищи красноармейцы, осталось, поднатужьтесь. У протоки отдохнем.
Влезли на взгорбок сквозь сосенки протока открылась. Чистая, как слеза, в золотых песчаных берегах.
Ура!.. заорала звонкая Комелькова. Пляж, девочки!
Девушки закричали, завопили что-то счастливое, кинулись к реке по откосу, на ходу сбрасывая с себя скатки, вещмешки
Отставить! гаркнул комендант. Смирно!..
Враз замерли. Смотрят удивленно, даже обиженно.
Песок!.. Старшина сердито потыкал пальцем. Песок это, понятно? А вы в него винтовки суете, вояки. Винтовки к дереву прислонить, понятно? Сидора, скатки все в одно место. На мытье и приборку даю полчаса. Я за кустами буду на расстоянии звуковой связи. Вы, младший сержант Осянина, за порядок мне отвечаете.
Есть, товарищ старшина.
Ну, все. Через тридцать минут чтоб все были готовы. Одеты, обуты и чистые.
Спустился пониже. Выбрал местечко, чтоб и песок был, и вода глубокая, и кусты рядом. Снял амуницию, сапоги, разделся. Где-то неразборчиво переговаривались девушки: только смех да отдельные слова долетали до Васкова, и, может, по этой причине он все время и прислушивался.
Первым делом Федот Евграфыч галифе, портянки да белье простирнул, отжал, сколь мог, и на кусты раскинул, чтоб хоть проветрило. Потом намылился, повздыхал, потопал по бережку, волю в себе скапливая, да и сиганул с обрыва в омут. Вынырнул вздохнуть не мог: ледяная вода сердце стиснула. Крикнуть хотелось во всю мочь, но убоялся «гвардию» свою напугать: покрякал почти что шепотом, без удовольствия, смыл мыло и на берег. И только уж когда суровым полотенцем растерся докрасна, отдышался, снова прислушиваться стал.
А за кустами гомонили, как на побеседушках: все враз и каждая свое. Только смеялись дружно и много, да Четвертак радостно выкрикивала:
Ой, Женечка! Ай, Женечка!
Только вперед!.. заорала вдруг Комелькова, и старшина услышал, как туго плеснула вода.
«Ишь ты, купаются» уважительно подумал он.
Восторженный визг заглушил все звуки разом: хорошо, немцы далеко были. Сперва в этом визге ничего невозможно было разобрать, а потом Осянина резко крикнула:
Евгения, на берег! Сейчас же!
Улыбаясь, Федот Евграфыч свернул потолще самокрутку, почикал «катюшей» по кремню, прикурил от затлевшего фитиля и начал неспешно, с наслаждением курить, подставив теплому майскому солнцу голую спину.
За полчаса, понятное дело, ничего не высохло, но ждать было нельзя, и Васков, поеживаясь, натянул на себя волглые кальсоны и галифе. Портянки, к счастью, запасные имелись, и ноги он вогнал в сапоги сухими. Надел гимнастерку, затянулся ремнем, подхватил вещи. Крикнул зычно:
Готовы, товарищи бойцы?
Подождите!..
Ну, так и знал! Федот Евграфыч усмехнулся, покрутил головой и только разинул рот, чтобы шугануть их, как Осянина опять прокричала:
Идите! Можно!
Это старшему-то по званию «можно» кричат подчиненные! Насмешка какая-то над уставом, если вдуматься. Непорядок.
Но это он так, между прочим отметил, потому что после купания и отдыха настроение у коменданта было прямо первомайское. Тем более что и «гвардия» ждала его в виде аккуратном, румяном и улыбчивом.
Ну как, товарищи красноармейцы, порядок?
Порядок, товарищ старшина. Евгения вон купалась у нас.
Молодец, Комелькова. Не замерзла?
Так ведь все равно погреть некому.
Остра! Давайте, товарищи бойцы, перекусим маленько да и двинем, пока не засиделись.
Перекусили хлебом с селедкой: сытное старшина пока придерживал. Потом чуню непутевой этой Четвертак соорудил: запасной портянкой обмотал сверху два шерстяных носка (хозяйки его рукоделие и подарок) да из свежей бересты кузовок для ступни свернул. Подогнал, прикрутил бинтом.
Ладно ли?
Очень даже. Спасибо, товарищ старшина.
Ну, в путь, товарищи бойцы, нам еще часа полтора ноги глушить. Да и там оглядеться надо, подготовиться, как да где гостей встречать
Гнал он девчат своих ходко: требовалось, чтоб юбки да прочие их вещички на ходу высохли. Но девахи ничего, не сдавались раскраснелись только.
А ну, нажмем, товарищи бойцы! За мной, бегом!..
Бежал, пока у самого дыхания хватало. На шаг переходил, давал отдышаться и снова:
За мной! Бегом!..
Солнце уже клонилось, когда вышли к Вопь-озеру. Тихо плескалось оно о валуны, и сосны уже по-вечернему шумели на берегах. Как ни вглядывался старшина в горизонт, не видно было на воде лодок; как ни внюхивался в шепотливый ветерок, ниоткуда не тянуло дымом. И до войны края эти не очень-то людными были, а теперь и вовсе одичали, словно все: и лесорубы, и охотники, и рыбаки, и смолокуры все ушли на фронт.
Тихо-то как, шепотом сказала Евгения. Как во сне.
От левой косы Синюхина гряда начинается, пояснил Федот Евграфыч. С другой стороны эту гряду другое озеро поджимает, Легонтово называется. Монах тут жил когда-то, Легонт прозвищем. Безмолвия искал.
Безмолвия здесь хватает, вздохнула Гурвич.
Немцам один путь: меж этими озерами, через гряду. А там известно что: бараньи лбы да каменья с избу. Вот в них-то мы и должны позицию выбрать: основную и запасную, как тому устав учит. Выберем, поедим, отдохнем и будем ждать. Так, что ли, товарищи красноармейцы?
Примолкли товарищи красноармейцы. Задумались
5
Сроду Васков чувствовал себя старше, чем был. Не ворочай он в свои четырнадцать за иного женатика по миру пошла бы семья. Тем более голодно тогда было, неустройства много. А он единственным в семье мужиком остался и кормильцем, и поильцем, и добытчиком. Летом крестьянствовал, зимой зверя бил и о том, что людям выходные положены, узнал к двадцати годам. Ну, потом армия: тоже не детский сад. В армии солидность уважают, а он армию уважал. Так и получилось, что и на данном этапе он опять же не помолодел, а, наоборот, старшиной стал. А старшина старшина и есть: он всегда для бойцов старый. Положено так.