В вагоне полным ходом идут притирки и проверки на вшивость. Но до обид дело не доходит. Молодежь расслабляется, почувствовали слабину. А вот когда мы были еще в Туле, то у каждого молодого бойца нашей роты была своя не формальная должность. Кто-то по вечерам исполнял обязанности выключателя. Его так и звали Выключатель. После отбоя, он строевым шагом подходил к выключателю и с докладом: «Товарищ Выключатель, разрешите Вас выключить», гасил в казарме свет. После этого, боец замещающий должность сказочника, должен был рассказывать сказку. Сказка была всего одна, про птичку-синичку, и начиналась как-то так: «Летит птичка-синичка по лесу, а ей на встречу три поросенка: Ниф-ниф, Нуф-нуф и Наф-наф.
Здравствуй Нуф-Нуф, говорит птичка-синичка.
Здравствуй, отвечает ей поросенок.
Здравствуй Наф-Наф.
Здравствуй птичка-синичка, отвечает другой.
Здравствуй Ниф-Ниф.
Здравствуй! отвечает ей третий поросёнок и она летит дальше. Вдруг, ей на встречу идут Белоснежка и семь гномов.
Здравствуй Белоснежка, кричит птичка-синичка.
Здравствуй птичка-синичка, отвечает ей та.
Здравствуй первый гном.
Здравствуй птичка-синичка.
Здравствуй второй гном
В общем, потом она встречает трех мушкетеров, Али-Бабу и сорок разбойников, двадцать Бакинских комиссаров и множество других, не мене известных и многочисленных героев. И с каждым здоровается, и каждый ей отвечает».
Был у нас летчик. Кто-нибудь крикнет: «Летчик!». А он:
Разрешите взлет, товарищ сержант.
Разрешаю!
А после получения разрешения на взлет, боец прикладывал ладони к лицу так, что они становились похожими на очки шлема, и кружил по взлётке до тех пор, пока не поступала команда на посадку.
Эх, сейчас у нас нет ни летчиков, ни выключателей, ни сказочников и даже зажигалок с жертвами. Грустно и не по себе как-то. Честно говоря, тревожно от мысли, что мы едим в горячую точку. Что нас там ждет Смотрю на пацанов и думаю: «Все ли мы вернемся?». Вон, Пескарь спичкой ковыряет в зубах, Табун в своем вещмешке копошится. Все стараются держаться бодрячком и не показывают, что у них кошки на душе скребут.
Всех их, я знаю не один месяц. Вместе мы уже съели тонну клейстера и сечки, а по духанке, последней заныканной коркой хлеба делились. И теперь, по их рожам, я все вижу. Все знаю, обо всем догадываюсь
В последнее время, все как-то сплотились и породнились. Одним только офицерам, как бы нипочем. Хорохорятся, как пингвины, однако. Хотя, наверное, то же переживают, ведь не выходят из запоя уже вторые сутки.
Вспоминаю, как незадолго до отъезда, мы стояли по полной боевой экипировке на плацу. Ротный тогда, ходил между нами и с видом бывалого вояки, раздавал ценные советы по выживанию в бою. А ротный то у нас, по комплекции, был настоящей толсто-накаченной глыбой, да еще и высокого роста под два метра. Ко мне он тоже подошел, обдал перегаром и сковырнув мизинцем ремешок сферы с моего подбородка, по-отечески так, сказал:
Сынок, если ты будешь в горах так ходить, то твоя башка вместе с этой каской в кусты улетит. Кто ее потом искать будет? Ты меня понял? я лишь кивнул в ответ, а он после этого стал кричать, обращаясь уже ко всему строю: Я ж не о себе забочусь! Ну как вы не поймете? Вы ж мне все как дети родные козлы обдолбаные.
Ротный, долго и упорно, готовил нас к войне, но сам в командировку не поехал сердце не выдержало. Сердобольный наш, видимо очень сильно за нас переволновался. Хотя, это очень даже хорошо, что его с нами нет. С ним мы бы всю дорогу, скорее всего, провели бы на крыше вагона, да и не только мы, проводник и остальные офицеры тоже. Ведь когда он напивается, то не трогает только замполита. Все остальные, попадая под раздачу побоев, щемятся кто-куда. Как в детской считалке: «Кто не спрятался, я не виноват!».
Никогда не забуду, как ротный вылечил меня от простуды. Как-то летом, мы целую неделю жили в палатках на стрельбище. Погода была теплой, но откуда не возьмись, у меня появились озноб и высокая температура. Набрав в медчасти колес, я несколько дней провалялся в палатке. А когда рота уехала в баню, я, вместе с другими калечами, остался на стрельбище.
Кровати в наших палатках стояли в два яруса. Я лежал на первом, а на втором ярусе кто-то оставил пустой пакетик от растворимого сока «Юпи».
И вот, лежу я значит, накрывшись матрацем и несколькими одеялами, болею. Вдруг в палатку вырывается ротный. Глаза мутные и «добрые». Я думал он меня не заметит. Но к моему счастью или, к несчастью, не знаю, что лучше, ротный мимо не прошел. Заметил-таки.
Выдернув меня из-под матраца, ротный первым делом заехал мне по морде, а уж только потом спросил: «Ты кто такой? Что это тут за «Юпи уюпи?». А когда я представился ему по форме и доложил, что у меня высокая температура, то ротный вдруг успокоился. Он тут же уложил меня обратно в кровать и бережно накрыв матрацем, приказал: Внимание боец команда отдыхать. Потом он вышел из палатки, как ни в чем небывало.
Но, когда ротный ушел, мне было уже не до отдыха. В голове, как болиды формулы один, одна за другой, стали пролетать мысли: А если он еще раз войдет и забудет, что у меня температура? Что тогда? Куда прятаться? Бежать?.
Уже через минуту, я выглянул из палатки и огляделся по сторонам. Так, в столовой под навесом, я увидел замполита. Он играл в шахматы, а вокруг шахматной доски, между тем, собрался весь постельный режим, кухонный и суточный наряд в полном составе. Я совсем не удивился тому, что все оставшиеся на стрельбище бойцы, вдруг заинтересовались шахматами. Мне тоже, резко захотелось понаблюдать за игрой, и я короткими перебежками направился к столовой. Как не крути, а столовая в тот момент, была самым безопасным местом в округе. И еще по пути к столовой, я обратил внимание, что озноба уже нет, его как рукой сняло. Известно, чьей рукой. А через несколько часов, выяснилось, что и температура прошла. Вот такие животворящие персты у нашего ротного.
Болит нога. Загноился небольшой порез. Этой случайной болячкой я обзавелся еще до отъезда, в казарме. Не суть важно, как она появилась, а проблема в том, что эта мелкая царапина, чуть ниже голени, превратилась в гнойник, и не хочет заживать уже больше двух недель. И что я только с ней не делал, и зеленку в санчасти брал мазал, и подорожники прикладывал, и как бабушка в детстве учила мочился на рану по несколько раз в день. Ничего не помогает.
Едем дальше.
27 октября.
Вчера, Витя Табун предложил поиграть в составление слов как в телевикторине Звездный час. Смысл игры такой: кто составит больше слов из одного слова, тот и выиграл. Всем понравилось все играют. Сегодня в эту игру, играет уже пол-вагона.
1 ноября.
Сегодня днём проезжали станицу Кавказскую. К всеобщему удивлению и радости, поезд остановился прямо напротив людного вокзала. За все время, проведенное в пути, такого еще ни разу не случалось. Мы всей гурьбой вывалили из вагона и закурили. Но, счастье длилось не долго, поскольку офицеры тут же стали загонять нас обратно в вагоны. Так, что очень скоро, побросав окурки, мы вернулись на свои места. На перроне остался только один Андрюха, ведь эта станица была его родиной. Здесь он родился, вырос, а потом и в армию призывался.
Я наблюдал за Андрюхой через окно. Смотрю, стоит такой, руки скрестил на груди и по сторонам смотрит, дескать: Вот он я, приехал!. Но его никто не узнаёт, и никто к нему не подходит. И от этого, его лицо стало мрачнее грозовой тучи. А когда поезд тронулся, Андрюха демонстративно сплюнул на перрон и запрыгнул на ступеньку вагона. В этот момент его глаза стали заметно влажными.
Хоть бы одна сука подошла. Хоть бы кого встретил, дрожащим от волнения голосом молвил он, возвращаясь в купе.
Пока поезд, неспешно стуча колёсами, ехал по Станице, увозя нас прочь в неизвестное будущее, Андрюха успел немного рассказать о своей прошлой жизни и показать нам школу, а также парк, где с девчонками гулял. А потом он замкнулся в себе и до вечера ни с кем не разговаривал. Досадно и обидно.