На рынке я наконец-то почувствовал себя в своей тарелке. Окунуться в знакомую круговерть торга и азарта было приятно. И пусть московские лавочники были в разы крикливее и говорливее самарских, но в искусстве коммерции им до наших было далековато. Иначе едва ли мой покойный дядя смог бы сколотить в Москве свое миллионное состояние, не правда ли?
Здесь все было, как и на любом торгу: цены ломили впятеро, лежалый товар хвалили громче, чем свежий. В суконном ряду худшим тканям приписывалось французское или английское происхождение, и несведущие обыватели расхватывали его, не задумываясь. Отмеряли ткани продавцы тоже не в ущерб себе различные хитрости позволяли приказчикам прилично экономить в свою пользу лишние куски материи.
Поторговавшись в одной лавке, я сумел сбить цену на приглянувшуюся мне тонкую шерстяную ткань почти вдвое, поэтому я закрыл глаза на то, что меривший ее приказчик «ошибся» на пару локтей. Когда же во втором отрезе я не досчитался уже локтя четыре, если не более, стало понятно, что с благотворительностью пора заканчивать. Отрез мне перемерили заново.
Отправив посыльного с покупками в гостиницу, я продолжил изучать местную торговлю. Уже готовый покинуть этот людской водоворот, я увидел вывеску, на которой крупными угловатыми буквами было написано: «Савельевские меха». Вероятно, это была одна из шести лавок моего покойного дядюшки.
Я открыл резную дверь и вошел внутрь.
В лавке было душно от тяжелого запаха меха и звериных кож. В дальнем углу у прилавка я приметил двоих: долговязого сутулого приказчика в черном жилете и белой сорочке с конторскими нарукавниками, а напротив него бледного худого молодого дворянчика в дорогом темном костюме.
Стратон Игнатьевич, мягким и вкрадчивым голосом говорил дворянчик, покручивая тонкий ус, не забудьте: вот этот заказ княжне Лантовой, а вот этот вы мне отправьте. И запишите все на мой счет. Да, полагаю, вы зайдете к моему брату?
Князь изволил пригласить меня к себе в начале будущей недели, негромко ответил приказчик, перегнувшись через прилавок. Обещали принять. Подорожная готова, во вторник отбываю
Вот и чудно! его собеседник мягко хлопнул по столешнице рукой, обтянутой тонкой лайковой перчаткой, и повернулся было к двери.
Ваше сиятельство, остановил его приказчик, прикажете княжне просто сверток доставить или, быть может, с цветами? Могу букет роз от Хлюдова присовокупить
Что ж, это вы хорошо придумали! Добавьте! Только не пишите на карточке: «Кобрин». Просто литеру «К» выведите, и все! Так пикантнее!
Не извольте-с беспокоиться, Стратон Игнатьевич, сопроводив своего посетителя к выходу, услужливо распахнул перед ним дверь.
Когда тот ушел, приказчик обернулся ко мне:
Чего изволите, сударь?
Хочу на товар взглянуть да цену узнать отчего-то запнулся я.
За смотр денег не беру, хотя пора бы уже, а то все только смотрите, проворчал приказчик.
Я, немного оторопев от подобной неприветливости, с показной придирчивостью пощупал шкуры и кожи, спросил цены, потом поцокал языком, деловито хмыкнул, кашлянул и, в душе надеясь, что моя поспешность не привлекла внимание, вышел на улицу.
Случайно подслушанный мною отрывок разговора чрезвычайно взволновал меня. Приказчик Савельева, по всей видимости, подыскал себе новое место и, таким образом, теперь поставит мою тетушку и Аглаю в еще худшее положение. Я пробивался сквозь рыночную толпу, и чувство обиды за семейство переполняло мою душу. Что же, теперь ближайшие поверенные в делах Савельева будут разбегаться вместо того, чтобы помочь наладить хозяйство тетушке или другим наследникам?! Предатели!..
Вернувшись в подавленном состоянии в гостиницу, я хотел было написать матушке письмо, дабы рассказать об увиденном и услышанном, однако решил дождаться завтрашнего оглашения завещания и тогда уже обстоятельно написать обо всем сразу. Я сел за стол, взял карандаш, вынул из кармана сюртука свою небольшую записную книжку в кожаном переплете цвета черного кофе и черкнул в ней несколько строк.
Но этого мне показалось мало. Очень хотелось выговориться.
Мой взгляд упал на случайно вынутый вместе с книжкой листок бумаги. Я вспомнил: это была записка с адресом Данилевского.
Таблички с названиями улиц встречались мне по пути крайне редко, а иные указатели и вовсе отсутствовали. Но, на мое счастье, из ограды стоявшей неподалеку маленькой нарядной церкви вышел священник, и я обратился к нему. Расчет мой полностью оправдался: батюшка, в силу своего занятия прекрасно знавший все дома в округе, подробно и доходчиво указал мне дорогу.
Многочисленные ответвления кривых переулков теперь не путали меня, и вскоре я вышел к нужному мне дому. Это был двухэтажный деревянный особняк, где, как написал Данилевский, его семейство занимало верхние комнаты. Пройдя через малые ворота во внутренний двор, я постучал в дубовую, потемневшую от времени дверь.
Мне открыли.
На второй этаж вела кованная из стали лестница. Поднимаясь по ней, я услышал, как сверху загремел низкий, с хрипотцой, мужской голос:
Это что за номер такой? Такие же вот журнальчики мои люди в сомнительных трактирах находят, а теперь и ты разжился? Крамольная литература в моем доме? Восхитительно! Чем, племянник, так тебе мое место не по нраву? Вот не станет его, и кто, ты скажи, будет платить за дом, за стол, за учебу твою, а? Куролесить-то ты мастак, а отвечать-то готов, карбонарий? Не понимаешь, чем дело пахнет?
В ответ послышался голос Данилевского:
Журнал мне этот в трактире просто подвернулся, я и взял из любопытства. Я же не знал, что вы, дядя, обыск учините! Стал бы я тогда вас расстраивать
Ты, щегол, еще подерзи мне! хриплый голос звучал уже спокойнее. Я вот профессора Крылова намедни встретил. Вы, голубчик, лоботряс!
Неправда сие! возмутился в свою очередь племянник.
А в том трактире, откуда журнальчик, ты, поди, лекцию слушал?
Я, дядюшка, у профессора Крылова на хорошем счету. Но помилуйте: не все же время я должен проводить за книгами?!
Влипнешь ты, Андрей! Хоть бы вот с этим журналом Забирай, и чтоб духу его тут не было!
Дверь отворилась, и Данилевский появился на лестнице. Увидев меня, он поднес палец к губам и увлек меня вниз.
Не лучшее время для представления новых друзей, развел он руками на улице. Дядя у меня, конечно, личность выдающаяся, но как начнет нравоучения читать спасу нет!
Данилевский смял злосчастный журнал и бросил его в сточную канаву.
Ты уже осмотрелся в городе? спросил он. Хочешь, я покажу тебе еще одно замечательное заведение?
Нет уж, уволь, поморщился я. Мой покойный дядя тоже был выдающейся личностью, и завтра мне предстоит важное дело: завещание его оглашают. Надо будет соответствовать.
Тогда возьмем квасу!
Мы присели за столик у входа в ближайший трактир. Половой в кипенно-белой рубахе, подпоясанной шнуром с кистями, по нашему требованию принес нам две большие кружки с темным квасом и маленькую вазочку с баранками.
Ты не знаешь часом, кто такой князь Кобрин? как бы между делом спросил я.
Зачем это тебе? Андрей закашлялся и отставил кружку. Мало вчера приключений было?
Да, видишь ли, я случайно столкнулся с ним в лавке и узнал, что князь сманивает слуг моего дяди.
Это того, про которого ты говорил? Того, чье завещание?
Ну да.
Князь в лавке переманивает чьих-то слуг Чепуха какая-то Постой, а как звали дядю-то?
Я назвал дядино имя.
Данилевский присвистнул:
Ты племянник миллионщика Савельева?
Да.
Вот это переплет!
А что здесь удивительного?
Да так Экий занятный случай: неожиданно и совсем случайно встретить в большом городе племянника человека, о котором вот уже несколько недель судачит вся Москва, в глазах Данилевского я разглядел искры любопытства. Стало быть, завтра огласят завещание? На это стоит посмотреть, клянусь весами Юстиции! Там, наверное, будет полгорода