Двадцать пять, ответил антиквар, даже не обратив внимания на свою собственную прочно забытую фамилию.
Пятнадцать.
Двадцать пять процентов! Четверть! И считай, что я делаю большое одолжение по дружбе!
Не больше двадцати.
Двадцать пять, Артем. Подумай об аукционе, о двухстах тысячах и кончай сношать мне мозг.
Ладно уломал, блин, скотина жадная. Жду тебя завтра нет, завтра у меня переговоры на весь день Послезавтра. Я за тобой заеду, заберем бумажки и к наркуше охмурять. Ты когда, вообще, машину купишь?
Когда уеду в деревню. Не вижу смысла жить в пробках за свои деньги.
Все с тобой ясно, Кира, Петухов еще посопел, страдая от собственной сговорчивости. Спать давай.
И положил трубку.
А Ровный расправился с остывшим кофе, в котором коньяк ощущался куда сильнее базового напитка, и ушел в единственную комнату квартиры. Она же кабинет, она же спальня. На единственном столе мультифункционального помещения его дожидались путевые записи, а может, и мемуары.
Вот на их счет было больше непонятностей, нежели понятностей.
Кто автор?
Явно дворянин, или клирик, или буржуа из верхнего слоя ожидать мемуаров от кого-то иного, да еще в пятнадцатом веке, когда жанр только рождался в муках, было глупо.
Тем не менее если и мемуары, то очень странные. Весь классический канон псу под хвост! Ни тебе жизнеописания в молодые годы, хотя бы кратко, ни тебе повествования от первого лица, даже элементарно представиться не изволил! Изложение настолько нетипичное, что описанные события, пожалуй, можно реконструировать и пересказать своими словами, но соотнести с любым из известных исторических памятников выйдет вряд ли.
И ведь, пожалуй, не дневник.
Дневник подчиняется датам это закон. Мол, сегодня, такого числа, постановил подняться в шесть утра, скакать на коне до завтрака, после написать письмо матушке, отобедав, нести вечное и доброе, а под вечер дать денщику Степану пятиалтынный. Проснулся к обеду, до вечера нес какую-то чушь, а денщику Степану дал в морду. Или как там у классика?
Хотя именно такой разудалый стиль больше всего подходит к запискам. При этом дяденька в курсе политики, в курсе придворной жизни, да еще в таких подробностях, что сомнения в сторону все видел. Или не все, но достаточно много.
Интересная выходит история!
Кирилл уставился в пламенеющий «Гуглом» монитор компьютера, поерзал в кресле, констатировав, что трусы пропитались потом до состояния липкой ленты такие стояли в Питере погоды.
Глобальное потепление в действии не соврали, сволочи пробормотал он, разумея Гринпис.
Пришлось вставать, брести в душ и переодеваться.
Пока нежился под струями, пока прыгал на ножке, силясь прицелиться в штанину шорт, Ровный мусолил с разных сторон мысль, что депеши де Лалена и условные мемуары, несомненно, связаны.
Повествование не имело начала отсутствовали первые страницы. Но смысл и география говорили, что неизвестный героический дед, вывезший бумаги из Третьего рейха, вывез их не просто так, а как единый комплекс, представляющий ценность именно своим единством. Разбирался, ой разбирался старик в теме!
Как минимум знал старофранцузский. Много в стране победителей было таких знающих? Можно не гадать единицы.
Едет, значит, наш Филипп к Монлери, а с ним едет неопознанный субъект, сказал Ровный, так как отличался привычкой думать вслух, конечно, без свидетелей. И если Филипп выжил, то так-с, что за город означен в первой депеше?
Кирилл взялся за бумаги и извлек файл.
Шиме. Областной центр. Бальяж Шиме, или, точнее, превотство.
Мол, сим извещаю вашу светлость, что с Божьей помощью прибыл в Шиме по известному делу и приступаю к следственно-розыскным мероприятиям.
Изрядно забытая историческая география застучалась в голову, и Ровный полез в большой атлас средневековой Европы, который купил в прошлом году за страшные деньги едва не триста долларов. Как дань юности, конечно. Ну и на шикарный переплет позарился уж очень солидно он выглядел. А вот как пригодилось!
Шиме это в Геннегау. Пограничные земли с королевским доменом Франции.
Последняя сцена из имеющихся записей говорила о том самом Шиме. Город Сен-Клер-на-Уазе.
На Уазе не было никакого города Сен-Клер. Ровный все глаза проглядел и даже залез в алфавитный указатель, тоже вхолостую. «Гугл», «Яндекс» и «Яху» помогать отказались. Бездонная Википедия, к которой Кирилл привык относиться как к запасным мозгам, молчала.
Атлас современной Бельгии, которая умудрилась сохранить множество средневековых городков, показывал совершенно девственную реку Уазу в ее течении по префектуре Шиме. Нет в природе никакого Сен-Клера! И судя по историческому атласу, не было никогда.
Впрочем, это не факт.
Очень хочется услышать голос специалиста. Ну просто никуда без специалиста! Ни-и-ику-у-уда-а-а! пропел Ровный и прошелся по комнате, сожалея по навсегда утраченной привычке курить.
Мозгу требовался допинг.
И информация.
То есть для начала остальные страницы записок. Потом спец по исторической географии на примете были целых два. А пока допинг.
Ровный-антиквар любил коньяк. Такая вот слабость обеспеченного сословия.
На встречах и переговорах часто приходилось пить виски, от которого воротило с души. Он научился разбираться в самогонных оттенках и торфяных ароматах, уверенно различая бурбон, односолодовую гадость и, не дай Бог, купаж. Умел, то есть, поддержать беседу о достоинствах ирландского или шотландского напитка, хотя, по его внутреннему убеждению, достоинств не было вовсе.
В старорежимном буфете, который навевал ностальгию и воспоминания об очередях за югославскими гарнитурами, покоилась небольшая батарея. Ровный избрал заветную бутыль подарок армянского коллекционера, который поразил его в сердце манерой запивать коньяк пивом («иначэ нэ цэпляет, панимаишь, дарагой?»).
Бутыль была редкой своего рода коллекционная ценность. У армянина имелся собственный виноградник, выдававший тысячу литров в год не больше. Поэтому Кирилл берег ее для особого случая. Вот как теперь.
Угнездившись в обнимку с бокалом, Кирилл принялся перечитывать перевод записок, то и дело сверяясь с оригиналом.
Значит, действующие лица и исполнители: Филипп де Лален, Жерар де Сульмон (о такой фамилии Ровный даже не слышал), Уго де Ламье, а также жандармы, арбалетчики и прочая сволочь. Это не считая великих, вроде Карла Смелого, которые явно выступали в непривычном декоративном амплуа. Место действия дорога на Камбре и само Камбре, с явной перспективой на мифический город Сен-Клер.
«Быть может городу польстили? подумал антиквар. Мало ли деревня, теперь поди ее отыщи!»
Но нет, пять с половиной тысяч населения, обозначенные на последней странице, это только теперь даже на квартал не тянет. В пятнадцатом веке это было круто. Крупный европейский город Нюрнберг мог похвастаться аж семью тысячами.
Или не семью, а больше?
«Как же хреново-то, а! Все забыл! Где бы данные по населению поглядеть? У Броделя? А у него вообще есть демография? Все выветрилось! Ничего не помню! Даже коньяк не помогает».
В любом случае город это город. Средневековый люд был весьма однозначен в этом вопросе. То есть город это настоящая крепостная стена и в европейских реалиях обязательный герб, означающий, что поселение является самостоятельным субъектом феодального права. Или это не город, а село.
Пять с половиной тысяч почти стопроцентная вероятность, что город должен дожить до наших дней. Однако не дожил, если вообще был такой.
Сен-Клер
Ровный глотнул коньяка и чуть не поперхнулся, потому что подскочил от неожиданности.