Ольга Богатикова
Чура
ГЛАВА 1
Темень в чулане была непроглядная. Я осторожно переступила порог, пошарила руками в темноте.
Здесь электричество-то есть?
Должно быть, отозвался дедушка. Если светильник не перегорел. Постой немного, сейчас я найду выключатель.
Я сделала шаг вперед, потом еще один и наткнулась на что-то твердое. Мизинец левой ноги тут же заныл от боли.
Нашел!
Под низким потолком вспыхнула маленькая лампочка. Светила она тускло, однако ее света было достаточно, чтобы разглядеть имеющиеся тут предметы.
Скудно, резюмировал дед, протискиваясь в узкий дверной проем. Тряпки да ведра. Маша, когда переезжала в город, все ценные вещи или продала, или раздала соседям. Один хлам остался.
Не скажи, улыбнулась я, оглядываясь по сторонам. Эти тряпки, по всей видимости, раньше были рушниками, а ведра и вовсе старинные и деревянные. А тут, кивнула на большой старый сундук, о который только что ушибла палец, скорее всего, тоже хранится много интересного.
Дед закатил глаза.
Ох уж мне эти музейщики, покачал он головой. Любите вы копаться во всяком старье. Ладно, Анюта, ты ищи сокровища, а я пойду бабушке воды из колодца принесу. Она меня об этом еще полчаса назад просила.
Я кивнула и склонилась над сундуком.
Идея поездки в Красово мне нравилась все больше и больше. Хотя, конечно, эта самая идея была обоснована целым рядом объективных причин. Главная из них заключалась в том, что один из домов этой маленькой деревеньки перешел во владение моего деда Петра Матвеевича Лукова. Сию недвижимость он получил в наследство от своей старшей сестры Марии, которая скоропостижно скончалась минувшей зимой. Поэтому, оформив все необходимые документы, дедушка вместе с женой Александрой Дмитриевной, моей бабулей, отправился смотреть обретенную недвижимость.
Собственно, ничего нового увидеть в красовсом доме он бы не смог, потому как данная изба являлась его родовым гнездом: он здесь родился и жил много лет, до тех пор, пока не уехал в город поступать в художественный техникум. Окончив техникум с отличием, дед отправился покорять один из столичных институтов искусств, а получив диплом, остался в большом городе на ПМЖ, так как родная деревня больше не отвечала его требованиям ни житейским, ни профессиональным. Более того, когда умерли родители, Петр Луков отказался от своей доли наследства в пользу сестры ей деревенская жизнь была по вкусу, и переселиться из Красово в каменные джунгли она согласилась только тогда, когда старческая немощь уже не позволяла в полной мере заниматься милым ее сердцу сельским хозяйством.
Ехать в Красово с бабушкой и дедушкой мне было необязательно, однако я все-таки отправилась туда вместе с ними. У меня как раз появились четырнадцать свободных дней на работе подошла очередь идти в отпуск. Проводить его в городе не хотелось, ибо там с костями сгрызгли бы черные мысли частный этнографический музей, научным сотрудником которого я была последние три года, находился на грани закрытия, и я в самом ближайшем будущем рисковала остаться без работы.
Поездка же воспринималась как способ расслабиться и отвлечься. К тому же, Красово являлось и моей малой родиной тоже: если верить рассказам бабушки и записям в документах, я появилась на свет именно здесь, в стенах родового гнезда семейства Луковых.
Последний раз мы гостили в деревне много лет назад. Никаких особенных воспоминаний то далекое лето не оставило, а потому ничего этакого от нынешнего «путешествия» никто не ждал.
Красово, между тем, произвело на меня приятное впечатление. Скорее всего, причиной этому было внутреннее напряжение, не покидавшее меня последние четыре месяца. И которое после первых же суток среди берез и зарослей крапивы исчезло напрочь, оставив вместо себя ощущение уюта и покоя.
Другого объяснения внезапной любви к полувымершей деревне у меня нет, ибо этот населенный пункт находился в совершеннейшем упадке. Его улицы поросли высокой травой и кустами сирени, большая часть домов либо стояла заколоченной, либо зияла пустыми провалами окон и полуразобранных стен и крыш. Из сорока дворов жилыми оставались от силы десять, да и те были обитаемы исключительно за счет стариков.
Наш дом находился в удивительно хорошем состоянии. Бревенчатый, просторный, светлый, он смотрелся ничуть не хуже других избушек. О том, что тут уже никто не живет, говорила только пресловутая крапива она чувствовала себя настолько хорошо, что выросла едва ли не в человеческий рост. Внутри изба тоже оказалось вполне приличной, если, конечно, не считать пыли и паутины, скопившейся за полтора года отсутствия хозяев. А еще старой, жутко скрипучей мебели и отсутствия каких-либо удобств за исключением электричества.
Два дня мы с бабушкой и дедом занимались тем, что приводили свою новую собственность в божеский вид косили сорную траву, выметали пыль, мыли окна. Дедушка даже съездил в соседний городок и купил пару банок краски, чтобы покрасить резные наличники. От всего этого действа каждый получал свою долю удовольствия. Так, бабуля, вспомнив сельскую юность, даже предложила остаться в Красово до конца лета.
Воздух-то здесь какой! сказала она вечером второго дня. Хоть ложкой ешь!
Это потому что у нас за околицей стоит лес, ответил ей дед. Тебя, кстати, не смущает, что тут нет своего магазина? Продукты сюда автолавка привозит. Раз в неделю.
Эх, Петя, разве в магазинах счастье? улыбнулась бабушка. Ты послушай, как сладко поют птицы!
В лесу, может, и сладко, усмехнулся дедушка. А в деревне я никого, кроме соседских петухов, не слышал. Ох и горластые же, черти!..
Я слушала их разговор и улыбалась. Мне Красово тоже нравилось вместе с его петухами, воздухом и избушками-развалюшками. Что до магазина, то он имелся в соседнем селе, всего в километре от нашей деревни. Конечно, для местных стариков это расстояние было серьезным, но никого из Луковых оно не смущало.
Впрочем, если признаться честно, лично мне родная дедушкина деревня была интересна и с профессиональной точки зрения. В таких забытых Богом селениях всегда можно найти кучу интересных предметов старины, а еще узнать много новых песен, сказок или даже былин. Как знать, вдруг здесь попадется в руки находка, которая сможет пополнить коллекцию нашего музея и спасти его от разорения?..
Сундук открылся легко и на удивление бесшумно. А предвкушение чудес сменилось разочарованием в его глубоком нутре не было ни тканей с причудливой вышивкой, ни старых книг, ни даже каких-нибудь примитивных прялок. Только кусок непонятного предмета, напоминающий большое широкое полено.
Это еще что такое? удивилась я, ощупывая предмет руками.
В тусклом свете крошечной лампочки разглядеть полено внимательнее было непросто.
Нашла что-то нужное?
Дед, уже переступивший порог чулана, вернулся обратно и склонился над сундуком вместе со мной. Что интересно, на него моя находка произвела гораздо больше впечатления.
Вот это да! присвистнул он. Я и не думал, что он сохранился!
Ты знаешь, что это?
Конечно, кивнул Петр Матвеевич. Это же твой чур, Анютка.
Мой что?..
Эх ты, этнограф, хмыкнул дед. Это чур ошкуренный древесный ствол. В данном случае, кусок ошкуренного древесного ствола. Давай-ка перенесем его в сени, там лампочка ярче. Надо его хорошенько рассмотреть.
С этими словами дедушка осторожно приподнял колоду и бережно, как ребенка, вынес ее из чулана.
Почему ты сказал, что этот чур мой? поинтересовалась я, когда Петр Матвеевич положил свою ношу на пол.
На поверку находка действительно оказалась куском дерева, причем, очень гладким, тщательно очищенным от сучьев и коры и, по всей видимости, чем-то обработанным судя по внешнему виду, растение, ставшее впоследствии этой колодой, было срублено очень давно, однако не потрескалось, не рассохлось, а только потемнело.