Дана щелкнула металлическим карабином, отстегнув гайтан9, и положила саксофон на кожаный диван. Выпрямилась, поставила ноги в третью позицию, приподнялась на носочках, словно встала на каблуки, и, закрыв глаза, запела:
Дурманом сладким веяло, когда цвели сады, когда однажды вечером в любви признался ты10
«Почему именно эту песню? удивился Дмитрий. Марина ее очень редко пела. Говорила: Боюсь, ты меня разлюбишь и бросишь, как ту девушку. А вышло наоборот».
Дана начала путать слова и замолчала. Потом вздохнула:
Я не помню маму. Это нехорошо, наверное?
Тебе же всего пять лет тогда было.
Но, почему-то, когда думаю о ней, то совсем не грустно. Может, только самую малость.
Дмитрий улыбнулся:
Я уверен, что ей меньше всего хотелось бы, чтобы ты грустила. Так! он встал и похлопал по карманам брюк, посуду из посудомойки расставила по местам?
Ага.
Тогда вперед, ко сну готовься.
Я совсем не хочу спать, заныла Дана, ты, папочка, вообще иногда не ложишься, вот и у меня гены бессонницы взбунтовались. А гены, как известно, никуда не денешь.
Прекращай о генетике размышлять в час ночи. А то я вспомню, что дед мой был казаком, возьму нагайку и пройдусь по твоей, как ты любишь выражаться, заднице.
Папа! захохотала дочь. Как низко ты пал в моих глазах.
Считаю до трех: оди-и-ин
И никакой нагайки у тебя нет.
Два-а-а, Дмитрий грозно растягивал слова и повышал голос.
Все-все, меня уже тут нету, Дана чмокнула отца в щеку, схватила саксофон и скрылась за дверью кабинета.
Дмитрий не мог уснуть. Встал. Прошел на кухню. Включил кофе-машину. За окном мягко стучали по карнизу редкие дождевые капли. Ветер с тихим царапаньем бился в оконное стекло. Вдоль дорожки, ведущей к воротам, утопали в кустах жимолости фонари.
В голове зазвучал рояль. Одновременно забытая и знакомая мелодия. К ней примешивалось желание уловить ускользающий призрак благополучного прошлого. Прошлого, где они с женой были счастливы, строили планы, мечтали. И ни малейших признаков надвигающейся беды. Воспоминание о музыке, рождавшейся сегодня под тонкими пальцами незнакомки, вновь заставляло осознавать одиночество.
«Зацепила. Могла пройти по касательной, но ударила точно в цель. Разве может обладать таким воздействием набор звуков, пусть даже и красивых? А пианистка Почему не покидает ощущение, что мы встречались раньше». Впервые за семь лет без Марины Дмитрий допустил мысль, что рядом с ним может быть другая женщина. Хотя, нет! Не другая, а именно эта. Такая странная, недосягаемая и манящая.
Следующие три дня Дана наседала на отца с просьбой разыскать Дарью Мухину, чтобы взять у нее автограф: она нашла в интернете фотографии пианистки с концертов и собиралась завести фан-альбом.
Я хочу с ней лично познакомиться.
Как я буду ее искать? Объявления по городу развешу? злился Дмитрий.
Ты можешь своими связями воспользоваться, не сдавалась Дана. Этот, как его Альфред Игоревич, для которого ты в День города посылку забирал. Помнишь? Вот его и попроси. А если откажет, то в следующий раз его поручения тоже не выполняй.
Ты как об уважаемом человеке говоришь, дочь? воскликнул Дмитрий.
А что тут такого? Дана пожала плечами.
Во-первых, директора театра зовут Альберт Игоревич.
Какая разница?
Во-вторых, я не буду к нему с подобными вопросами обращаться. Это глупо: она выступила и уехала. Где она там живет? Вот туда и уехала. Все. Конец истории.
Ну и ладно! Сама ее найду! Дана выбежала из кабинета отца, хлопнув дверью.
Дмитрий пересел в кресло и задумался. «Странно: не замечал за Данькой способности легко сходиться с людьми. А тут один раз увидела эту пианистку, и теперь прям идея фикс: Найди, да найди».
***
Дочь к детскому садику так и не смогла привыкнуть, хотя его рекомендовали, как лучший в о́круге. Квалифицированный персонал. Материальная база на уровне: современные игровые комнаты, бассейн, даже кинотеатр свой с показом мультиков и развивающих видео. Жена сначала на пару часов отводила в группу, а сама за забором ждала. Даньки хватало, самое бо́льшее, на полчаса. Потом звонила воспитательница и сетовала, что ребенок плачет, не переставая, и просится домой. К психологу водили. И не к одному. Ничего не помогло. В итоге, решили не мучить ни себя, ни дочь: будет еще возможность пройти эту чертову социализацию. Марина переживала, конечно: ей пришлось на какое-то время работу в Москонцерте оставить, а без пения что-то в ней блекло, затухало. Пробовали няню взять, но их Данька на дух не переносила. Истерила пуще, чем в саду. Вот к домработнице привыкала сразу. Татьяна Юрьевна имела большой опыт работы с детьми и ангельский характер. И как-то сумела найти подход к капризному ребенку.
***
Вечером, когда Татьяна Юрьевна ушла домой, а Дана уснула, Дмитрий оделся и спустился в гараж. С полчаса бесцельно катался по городу, стараясь вспомнить, откуда он мог знать эту Дарью Мухину? Имя, вроде, знакомое.
Припарковался у здания театра. Включил аварийку и откинулся на сиденье, наблюдая, как мигающий оранжевый импульс окрашивал дождевые нити. Дмитрия вдруг осенило:
Точно!
Лет восемь назад жена рассказывала, что накануне выступления ее постоянный концертмейстер заболел, и срочно пришлось искать замену. Новым концертмейстером как раз и оказалась Дарья Мухина. Она студенткой тогда была. «Марина потом неустанно повторяла, что таких музыкантов, как Дарья, по пальцам можно сосчитать. Ну, дела-а Как, оказывается, тесен мир».
Дома он осторожно заглянул в комнату дочери. Дана спала, разметавшись по кровати. Дмитрий поднял с пола одеяло и укрыл дочь. Поднялся в свою комнату. Пробовал уснуть, да так и пролежал без сна, вперив взгляд в потолок и чувствуя себя мальчишкой.
Глава 2. Москва-Кинешма
Дарья смотрела в окно каюты на удаляющееся под звуки «Прощания славянки»11 здание Северного речного вокзала и вспоминала прошлое лето, когда их квартет гастролировал на круизном теплоходе по Волге. «Вот, правда говорят, нет случайных встреч: не зайди тогда я в тот музей»
***
Концерты давали через день. В музыкальном салоне на носу средней палубы. На невысокой сцене как раз хватало места для четырех исполнителей: пианисту за кабинетным роялем, скрипачу и виолончелисту на стульях; контрабасист же от барного стула отказался: привык выступать стоя.
Слушатели рассаживались в обитые узорчатым жаккардом кресла, расставленные четырьмя полукруглыми рядами вокруг сцены. Боковые двери салона и дверь, ведущую в коридор, открывали: желающих послушать игру музыкантов из столицы было больше, чем вмещал зал.
За панорамными окнами медленно проплывали речные Волжские пейзажи, освещенные заходящим солнцем. Природа и музыка. Две родственные стихии: первая вдохновляет на создание второй; звучание второй всегда оживляет настроения первой
Дарья помнила, как во время исполнения «Элегии» Рахманинова12 открыла глаза и увидела в окно возвышающуюся из воды колокольню.13 «Как такое возможно?! в груди тоскливо защемило. Она совсем одна. Как и я».
Теплоход подошел ближе. Ослепил всполох солнца, мелькнувший в узком проеме белокаменной свечи.
Когда последний аккорд растворился в воздухе, Дарья взяла лежащий на клавиатуре носовой платок и высморкалась под аплодисменты, заглушившие гул проходивших рядом с теплоходом моторок.
Обычно сразу после ужина, если не было выступлений, поднималась на солнечную палубу там не так слышна музыка с дискотеки. Осторожно прикрывала двери конференц-зала, где шел показ очередного кинофильма. Переставляла плетеное кресло ближе к перилам, садилась и смотрела на воду.
Августовские вечера напоминали о приближении осени. Плыли вдаль устланные пушистым зелено-бурым лесным покровом берега. Постепенно окунались в сумеречную дымку и становились едва различимы. Усилился сырой запах реки. Вдалеке начала тоскливо кликать какая-то пичужка. То там, то тут вспыхивали огни: оживали небольшие деревушки.