Лин тоже был там и сосредоточенно слушал. Смотрел на меня, смотрел, а потом подал наш тайный знак ущипнул себя за мочки ушей и удалился с кубком медовой воды на балкон. Это он пообещал мне все объяснить, поэтому я скоро перестала плакать, выскочила из-за стола и присоединилась к брату. Родители за нами не пошли: уже привыкли, что Лин как бы не может долго с людьми, особенно тяжело ему по утрам. «Каким же ты будешь королем?» ворчала иногда мать, все же вламываясь в его уединение. «Тихим и скромным», шутил Лин, но глаза его, такие же глубоко-синие, как у нее и у меня, словно замерзали. Я знала, что он тоже боится или, скорее, не хочет: терпеть много придворных, праздников и дел, и заводить жену, и каждый день общаться с нудными советниками, и много другого. Но выбора не было: корону всегда получает старший или старшая. И, что еще важнее, никто в здравом уме не коронует волшебника. История знает исключения, но лишь несколько. Во всех них замешаны или любовь, или отчаяние, или и то и другое. И ни одно не кончилось хорошо.
Я не знала о волшебниках ничего. При нашем дворе их не было, при других вроде как были, и среди наших подданных тоже но это не слишком громкие люди. Они тоже подчиняются множеству правил: например, могут «помогать своим», но не могут «вредить чужим»; не имеют прав на власть, в определенные ночи года страдают от ужасных кошмаров потому что их дар на самом деле краденый, и часть богов до сих пор человечество не простила. А главное, самое главное чтобы протянуть хотя бы лет сорок, волшебнику нужен рядом гаситель. Иначе волшебник однажды просыпается с вывернутыми суставами или вытекшими глазами, без легкого или почки, без кожи, глубоко старым, не способным ходить. Дальше или одновременно с этими увечьями, или еще раньше, чем они обрушатся, волшебник начинает сходить с ума. Видит галлюцинации, не контролирует плохие чувства. Становится похотливым или прожорливым, гневливым или вдруг мечтает захватить мир. У каждого это происходит в разном возрасте, в зависимости от того, насколько он развивает силы и сколько раз нарушает правила. Гаситель человек, близость которого замедляет все эти жестокие вещи. Волшебнику он может быть родственником, другом, мужем или женой, слугой, командиром кем угодно, лишь бы рядом, физически и сердцем. Знак гасителя тоже стрела, но повернутая в сторону локтя и без пламени. Гасителей мало, их невероятно трудно найти, многие волшебники так без них и погибают. Но родители обязательно найдут.
Примерно все это только помягче, чтобы маленькая я не умерла от страха, и сказал Лин, когда мы стояли на белом резном балкончике с кариатидами и глядели в голубую, полную пенистых барашков даль. Лин ко мне не поворачивался, брови его были сдвинуты, и он казался старше из-за серьезности. Я старалась скрыть, как напугана. Понимая, что хорошего не услышу, я все-таки подошла ближе, встала на носки и потянула его за край синей туники, перехваченной в талии золотым ремешком.
Лин, спросила я, а ты не сможешь стать моим гасителем?
В тот миг я видела его профиль и заметила, как грустно дрогнул край узкого темного рта.
С метками рождаются, малыш. По-другому никак. Он помедлил. Но ты не бойся. Говорю, родители тебя не бросят.
А ты? Я запнулась. Снова вспомнила, в каком ужасе мама с папой особенно мама кричали на меня вчера. Ты?.. Ну я же, получается, опасная
Лин повернулся, заметил что-то на моем лице, удивленно наклонился. Его теплые ладони легли мне на плечи, легонько сжали и даже встряхнули. Я опять зашмыгала носом.
Ну эй, начал он, смотря мне в глаза. Улыбнулся уже по-другому. Эй, малыш. Не настолько. Волшебники, знаешь ли, на самом деле всегда творили великие дела. Он потрепал меня по волосам, вздохнул, и вид его стал рассеянно-мечтательным. Орфо, был, например, у нашей страны великий король Арктус, так вот у него был большой отряд верных воинов, Боевое Братство, которое он собирал за Круглым столом, и еще придворный волшебник Марион самый надежный его союзник и советник. Помогал укрощать чудовищ, берег от ошибок, всегда оставался лучшим другом. Знаешь Арктуса?
Я помотала головой. Родители пока читали мне в основном истории о богах: о верховном громовержце Зирусе и его добросердечной, но упрямой жене Гестет покровителях всего живого; о сестрах-близнецах Окво, которые так много плакали, что разлили Святое море; о непреклонном Арфемисе, придумавшем «правило двадцати лет», когда его возмутил гнет одного людского тирана или тиранши. Я догадывалась, почему для меня выбирают такие сюжеты: чтобы я, как все жители Гирии, да и прочих стран, поскорее поняла и выучила правила. И конечно, я не решалась признаться: мне так не хватает историй о людях.
Скоро узнаешь, я тебе почитаю. Лин гибко выпрямился, снова облокотился на перила. Но его хитрый взгляд не отрывался от меня. Тебе понравится, я думаю. И из тебя получится здоровская придворная волшебница. Мои глаза округлились. Да-да. Я бы этого очень хотел.
Что же мне придется делать? опасливо и одновременно с надеждой спросила я. Слова «придворная волшебница» звучали как большая, но интересная вещь.
Защищать меня и мое Боевое Братство. Помогать нам. Быть умницей. Видеть больше, чем все вокруг, начал важно перечислять он, но я немного споткнулась уже на первом пункте.
У тебя нет Боевого Братства. Ты
Тихий и скромный. Но я не решилась этого сказать. Лин наконец снова посмотрел на воду, убрал волосы со лба. Мне стало легче без его внимательного взгляда.
Оно будет. Мне никуда от него не деться. Наверное.
А если я Никак не получалось перестать думать о родительском страхе. И о других касающихся Лина вещах, с которыми мне было сложно.
Орфо. Как и не раз прежде, он угадал почти все, что я могла бы пролепетать. Залпом опустошил кубок, со стуком поставил на перила. Снова глянул на меня, но уже сверху вниз, не наклоняясь. Орфо, запомни раз и навсегда: ты не опасна. По крайней мере, для меня. По крайней мере, пока. А чтобы все было хорошо, тебе просто нужен гаситель. Он найдется.
А если залепетала я, но он перебил.
Орфо, повторил он. Послушай. Я доверяю тебе. И всегда буду доверять. Снова наклонившись, он протянул мне ладонь. Король и его волшебница. На веки вечные. Ладно?
Я взялась за его горячие, липкие от меда пальцы сразу обеими ладонями. И улыбнулась, стараясь не думать о том, как сжимается сердце.
Я уходила с балкона, больше не плача, но бояться стала только сильнее. Я смотрела на свои руки, потом на всю себя в зеркало пыталась понять, где прячется волшебство. В серединах ладоней? Во лбу, в глазах? В груди? Все получилось так просто: я подумала стреножить Лина и стреножила, подумала протащить по песку и протащила. Что Что же будет, если однажды я подумаю убить его? Или превратить во что-то? В какого-нибудь зверя, не знаю? Вдруг я умею и это? А еще я все гадала, найдется ли для меня гаситель. И если да, то каким он будет. Вот бы кто-то, с кем я могла бы дружить. Вот бы кто-то хороший.
Но чтобы я обрела гасителя, мне понадобилось потерять слишком много других вещей. Первыми были покой и мама.
Чудовище
Толпа низеньких серолицых подземцев дрогфу, возглавляемая моим котом, врывается под своды как раз в миг, когда я вытираю кровь из носа и перестаю ругать себя за пару внезапных слез. Темная тишина сразу наполняется возбужденными хриплыми криками, звоном бубенчиков на высоких колпаках, язычками факелов и тем неповторимым «хлоп-хлоп», с которым выстиранные трусы развеваются на ветру, а точнее, перепончатые крылья Скорфуса рассекают воздух.
Ого, человечица! подлетев и замерев рядом со мной и Монстром, изрекает он. Единственный глаз весело вспыхивает желтым. Ты справилась!