После этого случая я стал внимательнее выбирать места для добычи гудрона. Мало ли, кто там ещё прятался за гаражами?!
Разочарование
Как-то в старшей группе детского сада мы рисовали лошадь, да ещё акварельными красками. Скажу сразу, я с этим заданием не справился, поэтому воспитатель позволила мне завершить рисунок дома. Глядя в окно электрички, я воображал, как с помощью папы или мамы нарисую настоящего богатырского коня, точь-в-точь похожего на иллюстрации к былинам про Илью Муромца, и предвкушал, как мою работу выставят в садике на всеобщее обозрение. В том, что родители легко справятся с этой элементарной задачей, я даже не сомневался.
Первой рисовать лошадь выпало маме. Её красная в яблоко кобыла получилась округлой, как в узорах на чайниках, и совсем не реалистичной.
Мам, лошадь должна быть богатырской! возмутился я.
Хорошо, согласилась она и пристроила сзади телегу. Настоящий тяжеловоз, богатырский конь!
Мама, у Ильи Муромца телеги не было!
Мама немного поразмыслила и вышла из ситуации:
Ну, а как ты думаешь, простая лошадь разве может увезти столько мешков пшеницы?!
Она тут же нагрузила телегу целым ворохом беременных кулей. На этом рисование с мамой закончилось.
Папин жеребец был чёрно-синего цвета и внешне чем-то сильно напоминал собаку.
Пап, разве это лошадь?! удивился я.
Ну да, с гордостью ответил отец. Когда я пацаном скотину пас, у меня был точно такой конь, Вороном звали!
Папа, это не богатырский конь! Нарисуй мне, пожалуйста, Бурушку! принялся канючить я.
Хорошо, громко зевнув у меня над ухом, согласился папа и добавил рысаку седло.
Всё равно не похоже!
Вслед за этим на скакуне появилась уздечка. Для убедительности отец пририсовал ему хвост-метёлку, которого у собак точно не было. Ни один, ни второй рисунок не совпали с образом лихого богатырского коня, прочно засевшим у меня в голове.
Я ощутил горькое разочарование. Оказалось, что оба моих родителя не были всемогущими волшебниками. Да что там волшебниками, они даже рисовать толком не умели!
Художник Анастасия Бугун
Урок деления
Я обожаю свежие томаты. Это сейчас они продаются круглый год, а раньше вдоволь мы кушали их только летом. Как-то в конце зимы папа привёз с работы спелый помидор и оставил его в кухне на всеобщее обозрение. Мне это совсем не понравилось. «Зачем мои лакомства показывать голодным людям?» забеспокоился я.
Отец велел мне позвать соседских детей братьев Морозовых и ещё какую-то девочку. Я был сбит с толку, но сделал, как он сказал. Папа пригласил всю нашу компанию к столу и бесцеремонно вручил каждому по аппетитной красной дольке, причём я получил свою четвертинку последним! Меня так в жизни не грабили!
А когда спустя несколько месяцев у меня родилась сестрёнка, я осознал, что теперь придётся делиться постоянно. Откуда я вдруг это понял, вы, наверное, догадались сами.
Подвал
«Школьник»
Прежде чем у нас появилось более или менее приличное жильё, родителям пришлось несколько раз переезжать. Через полтора года после Инской мы вернулись в Железнодорожный район, заняв комнату «на подселение»3 в здании на пересечении улиц Ленина и Урицкого. Окна нашего жилища на две трети скрывались в цокольном приямке, отчего даже в солнечную погоду у нас дома царил полумрак. Вторую комнату занимала приветливая семейная пара, а третью пожилой туберкулезник, громко шаркающий кирзовыми сапогами по коридору.
Ванной в подвале не было, поэтому купали меня в жестяном корыте, стоявшем в каморке под лестницей, предварительно согрев воду кипятильником. Для кухни места также не нашлось, еду готовили в узком коридоре. Ещё помню кирпичное возвышение в нашей комнате, видимо скрывавшее какие-то коммуникации. Родители в шутку окрестили его постаментом и водрузили на него мою кроватку.
Самого́ переезда я не запомнил, просто однажды после садика папа привёл меня в этот приспособленный под квартиру полуподвал и сказал, что теперь мы будем здесь жить.
Ещё на Первомайке4 у меня был убогий трёхколесный велосипед на тонюсеньких колёсах, с жёстким кожным седлом. Он громко скрипел, когда я с усилием проворачивал его ненавистные короткие педали. Конечно, при желании его можно было разогнать с горки, но оставить при этом ноги на педалях не получалось, поскольку те синхронно вращались вместе с колесами. В общем, пешком было и быстрее, и безопаснее! Это послевоенное недоразумение вместе с остальными вещами зачем-то переехало с нами в новое жильё.
В то время мои сверстники разъезжали на шикарных велосипедах «Лёвушка» с ручным тормозом, на широких, мягких надувных колёсах. Это была моя мечта!
Но однажды я получил даже больше того, о чём мечтал. Как-то зимой отец открыл мне тайну. У нас под лестничным маршем в каморке, накрытый солдатской шинелью, стоял новенький, приятно пахнущий смазкой светло-зелёный «Школьник». Как бы ни был хорош «Лёвушка», он терялся на фоне этого чудесного велосипеда, приобщавшего меня к миру взрослых.
Но поднимать шинель и тем более рассказывать о велике кому-либо, в особенности маме, отец строго запретил. Я ждал очень долго. Это было совершенно незнакомое мне чувство, когда борешься сам с собой: хочешь поделиться радостью, но должен честно держать слово и хранить тайну. Спустя несколько месяцев, когда я уже смирился с неизбежным счастьем и осознал реальность светлых перемен, важность данного обещания для меня поблёкла, и в конце весны я проболтался о велосипеде маме. Она, признаться, не сильно удивилась моему откровению, и это меня ужасно разочаровало, ведь я открыл ей свой самый сокровенный секрет!
Зато я помню, как той весной отец бежал рядом, придерживая новенький «Школьник» сзади за седло и помогая мне сохранять равновесие. Я катался на своём велосипеде до самого вечера и, конечно, с непривычки отбил себе мягкое место, да так сильно, что целых три дня не мог нормально сидеть.
Вот уже много лет весна для меня любимое время года, потому что именно весной сбываются мечты. Остальные сезоны предсказуемы, а вот весна несёт нечто по-настоящему новое, какой-то неизвестный дар, уверенность в том, что лучшее, совсем как в детстве, непременно ждёт впереди!
Золотая осень
Я всегда ненавидел осень, но были в моём детстве два золотых сезона, которым я воздаю должное. Первая случилась в год, когда родилась моя сестрёнка Диана, мне тогда было пять лет. Она осталась в памяти солнечным, ярко-жёлтым временем с огромными, только что опавшими листьями, которых было так много, что они сплошным ковром застилали весь асфальт в нашем дворе. А ещё я помню счастье моих тогда ещё молодых родителей. Они часто смеялись и улыбались, особенно мама, радуясь своей полугодовалой малышке, и это их настроение невольно передавалось мне. Если назвать одним словом тот этап моей жизни, то это, несомненно счастье
На следующий год я поступил в школу, и осень надолго потеряла для меня свою привлекательность. Я не любил даже те тёплые солнечные дни, которые в народе зовутся «бабьим летом». Присущая им хорошая погода казалась мне жалким компромиссом в сравнении с настоящей июльской жарой.
Второй золотой сезон случился, когда мне уже исполнилось семнадцать лет. Я познакомился с одной девушкой, которую звали Оксана. И та, вторая осень оказалась и прекрасной, и желанной.
Лада
Лада была рыжей, коротколапой дворнягой. Откуда она взялась у нас дома, я не знаю, но её образ почему-то врезался в мою детскую память. Своенравная псина не заискивала, выпрашивая еду, и терпеть не могла, когда её гладили.
Стоял тёплый летний вечер. Я отпустил Ладу с поводка, и та шарилась по детской площадке сама по себе. Между тем мы с товарищем уплетали из газетного кулечка сладкий жареный арахис. Наевшись до тошноты, я решил покормить и свою рыжую собаку. Проглотив пару-тройку орешков, она брезгливо отвернула морду. Но не тут-то было!