Юля дернулась и непременно бы упала, не поддерживай ее ликвидатор.
Я знаю, знаю где! выпалил Лев. Знаю, где девочка.
Говори.
Пообещайте, что отпустите отпустите меня.
Скоти-ина, простонала Юля, затрепыхалась с новыми силами. Убью-ю.
И снова взвыла от боли.
Говори, повторил ликвидатор.
Мне нужны гарантии, сказал Лев.
Он больше не может слышать это. Он должен уйти.
Ликвидатор над ним расстегнул кобуру.
Говори.
Да ничего ничего он не знает. Голос Юли взметнулся и ослаб. Пристрелите вы его уже нахер.
Забираем их, сказал боец, державший женщину. Весь этаж на уши поставят.
Нет-нет-нет! закричал Лев.
О ликвидаторах ходило много баек и слухов. Но вот о тех, кого они забирали и кто смог вернуться, никогда.
Я скажу, скажу Лев осекся, когда понял, что на его запястье больше ничего не давит.
Открыл глаза, чтобы увидеть, как Митяй держит ликвидатора за шею сзади. Дрель в руках Валеры. Услышать звук, с которым сверло толщиною в палец входит прямо в черный противогаз. Почувствовать горячую кровь на своем лице.
Наверное, попытайся Лев Николаевич впоследствии припомнить события следующих двадцати секунд, разложить по кадрам, как фотокарточки после проявки, у него бы и получилось. Но в тот момент все сжалось в единую точку, в одно деление на циферблате, и все, на что хватило Льва, не оставаться на месте.
Второй ликвидатор успел выстрелить прежде, чем Юля повисла на его руке. Лев прополз разделявшие их пару шагов и вогнал нож в черный сапог. Над головой раздался крик, и боец завалился назад, увлекая женщину за собой. Она вцепилась в противогаз, стянула тугую резину с головы.
Бритоголовый парнишка, едва ли двадцати циклов от роду, орал и брыкался, но Лев крепко держал его за здоровую ногу, а на руки бойца уже навалился подоспевший Валера.
Юля ухватилась за рукоять все еще торчащего в сапоге ножа, надавила.
Зачем вам моя дочь? Куда вы ее забираете?
Лев видел стиснутые зубы ликвидатора. Тот дышал часто, будто пытаясь догнать биение сердца. Юля провернула нож.
Зачем вам дети? Куда вы их забираете?
Она все спрашивала и спрашивала, не выпуская липкой рукояти. Ликвидатор дергался и бился головой о пол.
Пожалуйста, пожалуйста шептал Лев Николаевич. Трясся всем телом, все еще держа вторую ногу, глотал густую слюну с привкусом соленого железа. Прошу, хватит.
Говори, сука!
Не даст По лицу ликвидатора прошла судорога. Он замер, будто прислушиваясь. Оператор мне не даст.
Что? Что такое оператор?
Парень дернулся сильнее обычного, стукнул затылком о пол, и его тело ослабло. Лев наконец смог разжать хватку. Он отполз к кровати, не сводя взгляда с человека в комбинезоне.
Впился зубами себе в ладонь захотелось вновь почувствовать боль. Может, хоть тогда это все окажется не реальным. Может, тогда он проснется.
***
Никак не получалось утереться. Платок насквозь промок, но стоило коснуться бровей или волос, и на пальцах оставались яркие капли.
Под стук сердцебиения в ушах Лев Николаевич вновь обвел взглядом комнату.
Мелкие, как из распылителя, брызги крови налипли на обои, стекали по дверным откосам, пропитали ковер. Кровь текла из дыры в черном противогазе, окрасила сверло брошенной рядом дрели.
Кровь застыла на лице Митяя, окружила развороченную пулей голову ореолом вперемешку с мозгами, осколками черепа и скальпа.
Лев с трудом сглотнул подступивший к горлу горький ком. В затылке потяжелело, захотелось откинуться, прикрыть глаза, чтобы приостановить кружение стен.
Дела-а, Валера первым прервал тишину.
Бурое пятно расплылось на его гимнастерке. Папироса в зубах, с которой он просидел несколько минут, так и осталась не прикуренной. Юля замерла, обхватив руками ноги и уткнувшись лицом в колени. Лев видел, как дрожат ее сцепленные в замок пальцы.
Его самого колотило. Наверное, если бы не слабость, он бы уже бежал по коридорам и лестницам, мимо запертых герм, в заброшенные блоки, подальше от мертвого Митяя, прочь от убитых ликвидаторов Они убили ликвидатора!
Бежал бы и кричал.
Но ноги не слушались.
Пиздец, подытожил Валера. Папироса прилипла к его нижней губе.
Юля вздернула голову, пошарила взглядом по полу вокруг себя. Схватила пистолет.
Ты хотел им рассказать! крикнула.
Что Я выдавил Лев Николаевич, вжимаясь спиной в жесткое изножье кровати. Казалось, слова исчезают в черном провале дула прежде, чем успевают слететь с языка.
Юль, ты чего? осторожно спросил Валера, оставшись на месте.
Он хотел Хотел им сказать! Падла!
Ствол в ее руках ходил ходуном, но с такого расстояния сложно промахнуться. Лев с шумом втягивал воздух, чувствуя жжение в груди. Каждый следующий вдох требовал все больше сил.
Кто ты такой? Они смотрели твои документы. Почему не признали?
Я-а не
Почему?
Да опусти ты волыну! Валера повысил голос.
Лев Николаевич вдохнул глубже. Комната исчезла. Исчезли трупы, исчез сосед с дрелью. Остался лишь Юлин голос и пистолет. Нужно что-то сказать, или пистолет выстрелит.
И тогда не останется ничего.
Они мне не поверили, ты же видела! Лев подбирал слова. Не стали вникать, не хотели слушать. Даже не вчитывались!
Юля, подумай, вкрадчиво начал Валера. Вспомни, как они мне не верили, как меня не слушали. Когда я в ногах у них ползал, когда молил Так же было. Они же отбитые, Юля, им закон не писан. Мы все об этом знаем.
Она покачала головой.
Я ему не верю.
Подождите. Лев Николаевич достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. Развернул единственный документ, который еще хоть чего-то стоил. Это пропуск Видите штампы? Я могу провести вас. Через КПП, в другие килоблоки.
На верхние этажи?
Да, ответил Лев, не задумываясь.
Несколько секунд Юля кусала губы.
Да, кивнула она, соглашаясь с собственной мыслью. Да, хорошо. Пойдешь с нами.
И опустила пистолет. А спустя секунду сработали невидимые пружины, и Юля вскочила, заметалась по квартире, не выпуская оружия из рук. Первым делом принесла из кухни кастрюлю с водой, поставила на пол перед Львом. Бросила мочалку.
Отмывайся.
Пока он пытался замыть кровавые разводы на одежде, Юля открыла шкаф. Переоделась в чистое, не стесняясь мужчин. Раненый ликвидатор замычал, не открывая глаз, и от звука этого у Льва вновь перехватило дыхание. Но прежде, чем он успел хоть о чем-то подумать, над бойцом уже навис, широко расставив ноги, Синицын. Целился в лежащего из второго пистолета.
Лев отвернулся и зажмурился, ожидая выстрела.
Эй, позвал Валера, не оборачиваясь. Николаич, это Иди сюда.
Лев медленно поднялся, сделал шаг на негнущихся.
Ну!
Еще шаг.
Давай ты? Валера протянул ему пистолет.
Что?
Не могу я, говорю. На пацана моего похож Когда в противогазе другое. Но так не могу, слышишь? Синицын поджал губы, скривился.
Я не буду. Лев так замотал головой, что хрустнули позвонки, укололо болью в шею.
Они тебя ослушались, руку подняли! Человека твоего убили!
Лев молчал. Юля не обращала на них внимания: складывала в сумку детские вещи из шкафа, наклонилась за биоконцентратом.
Два цикла назад, двести тридцать восьмой этаж, горячо зашептал Синицын, придвинувшись. Сына у меня был рукастый, светлая голова. А красавец! Любка за ним с детства бегала. В ту ночь он остался у нее, этажом выше. Накрыл их Самосбор, дело привычное. Вот только ликвидаторы тянули с зачисткой. Говорят, кто-то не выдержал, открыл герму раньше положенного. Знаешь, как бывает, когда сирены не дают спать и кажется, что воздуха взаперти не хватает В общем, кто-то слетел с катушек. Нарушил предписание. А черные эти не захотели разбираться. Приговорили весь этаж.
Лев пятился. Хотелось, чтобы Валера замолчал, хотелось, чтобы выстрелил в ликвидатора или в него, уже не важно. Только бы замолчал. Потому что Валерию Синицыну, жителю килоблока ГРЭМ-1408/2, казалось, что работающие именно на его этажах ликвидаторы слетели с катушек, забыли про долг и стали творить беспредел. А Лев Николаевич, прошедший с десяток килоблоков и сотни этажей, уже слышал подобные истории.