фройляйн, разрешите представиться вытянувшись перед Евгенией и щёлкнув каблуками, на чистом русском языке, буквально отрапортовал немец,
Гартвиг фон Кнабенау, оберлейтенант Кайзерлихмарине, прибыл в Вашу столицу в свите принцаРазрешите пригласить Вас на тур! вопрошающе протянул он руку в белой перчатке. Не откажите, прекрасная сударыня, с обворожительной улыбкой молодой красавец продолжал настаивать. Словно заворожённая гипнотическим взглядом голубых глаз красавца-моряка, не помня себя, Евгения Петровна протянула ему свою ручку, в белой по локоток перчаткеИ всё, с этой минуты Женечка Арцыбашева, что называется, «пропала»! За этим туром кадрили последовал вальс, за ним другой. Моряк был настойчив и любезен. Он не отпускал Женечку от себя. Да и она была совершенно не против. Раскрасневшаяся, чуть запыхавшаяся, с высоко вздымавшейся грудью, молодая женщина была прекрасна, словно богиня. Именно так её и называл во время общения в танцах фон Кнабенау.
От выпитого шампанского, головокружительных вальсов, близости блестящего кавалера, чувства Женечки пришли в смятение. И, о Боже! Она позволила ему поцеловать свою руку чуть повыше бальной перчатки. От прикосновения тёплых мужских губ к своей нежной коже, голова Женечки закружиласьВ любое другое время, при других обстоятельствах, она бы никогда не позволила ни себе, ни ему такую вольность поцелуй руки выше перчатки. А дальше, больше! Фон Кнабенау, осмелился и нежно прикоснулся губами к её обнажённому плечику. Евгения Петровна была словно в тумане. Она поняла, что уже не властна над своими чувствами.
После бала, далеко за полночь, была прогулка по Летнему саду, «полёт» на извозчике, номер гостиницы, шампанскоеи жаркие объятия молодого красавца, яростное сплетение молодых обнажённых тел. Всё происходило словно в забытьи. Очнулась Женечка Арцыбашева только утром на смятых белых простынях гостиничного номера. Фон Кнабенау был уже одет и сидел за столом с любопытством поглядывая на смущавшуюся красавицу, только что пробудившуюся ото сна.
После завтрака, поданного в номер, всё повторилосьОпять срываемая друг с друга одежда, опять безумные, жаркие объятия и страстные слова любвиНо всему приходит конец.
Расставались они молча. Не было никаких обещаний, клятв и договорённостей о будущих встречах. Молодые люди только нежно целовали друг друга и ещё долго не могли расстаться.
Дома Евгения Петровна призналась мужу, что в прошедшую ночь она была ему не верна, и они больше не могут оставаться вместе.
Сергей Николаевич молча выслушал её. С побелевшим лицом он только и сумел чуть слышно вымолвить
Алёшеньку я решительно тебе не отдам, можешь уходить, но сына ты с собой не возьмёшь. Это окончательно.
Санкт-Петербург, Российская империя, 1888 год
Евгению Петровну приютила у себя её сановная родственница в Санкт-Петербурге. К родителям в их родовое тамбовское имение после пережитого «позора» она наотрез отказалась возвращаться. Но, отныне, двери светских салонов, а уж тем более Зимнего дворца с его балами и приёмами, были для Арцыбашевой наглухо закрыты.
В положенный срок, через девять месяцев она родила замечательного мальчугана, которого назвала Александром. Плод её бурной страсти с фон Кнабенау рос здоровым и жизнерадостным мальчуганом. Он был как две капли воды похож на своих родителей. Был таким же белобрысым и голубоглазым как его мать и отец. Но всё же, отцовских признаков в его облике было больше.
Евгения Петровна прошла унизительные процедуры бракоразводного процесса и вновь стала Евгенией Сипягиной. От своего любимого Гартвига никаких известий в течение всего этого времени она не имела. Вела жизнь затворницы и, казалось, что с этим она навсегда смирилась. Всё своё внимание и любовь она отдавала сыну. От былой жизнерадостной Женечки Арцыбашевой мало что осталось. Она похудела, и от пережитых треволнений, казалось, заболела, чем весьма озадачивала свою родственницу. Та, вопреки осуждающему общественному мнению и обструкции, которую объявили Арцыбашевой-Сипягиной в Свете, очень жалела Женечку. Сговорилась с мужем, нынче же летом отправить её на лечение за границу, например, в Баден-Баден.
В то лето 1888 года в Петергоф на юбилейную Ассамблею, посвящённую 20-летию "Морского собрания Санкт-Петербурга" прибыл с визитом к Александру III недавно вступивший на престол молодой император Германии Вильгельм II. Вильгельм пришёл в Петергоф на яхте «Гогенцоллерн» в сопровождении небольшой эскадры.
По этому случаю состоялись торжества и приём с большим балом в Зимнем дворце. С бала родственница принесла домой массу светских сплетен и стараясь развлечь Женечку, живо пересказывала ей всё, что удалось услышать и увидеть. Одним из курьёзов, который очень живо все обсуждали в Свете был случай на военном параде в Красном селе:
«На другой день по прибытии в Россию Вильгельма II, состоялся большой смотр войск в Красносельском лагере, где были собраны войска как Петербургского военного округа, так и войска, подошедшие из других мест.
Накануне перед парадом Александр III назначил Вильгельма шефом Выборгского пехотного полка, который должен был участвовать в параде. Вильгельм на параде был одет в форму этого полка. Когда полк начал проходить церемониальным маршем, император Вильгельм встал перед полком своего имени и, проходя мимо императора Александра III, салютовал ему. Затем он сделал «заезд» и встал около нашего Государя. Рядом, как следовало по уставу, встал и командир полка. Тут Вильгельм заметил, что Выборгский полк имеет серебряные трубы. Он обратился к командиру полка с вопросом:
За какой подвиг мой полк получил серебряные трубы?
Командир полка растерянно замешкался.
Отвечайте, полковник! приказал Александр III.
За взятие города Берлина, Ваше Императорское Величество! был его ответ.
После ответа командира полка Вильгельм повернулся к императору Александру и, протягивая ему руку, сказал:
Теперь этого более не будет! желая, видимо, подчеркнуть, что Германия и Россия в настоящее время так дружны, что вражды между ними более быть не может».
правда же, забавно!? Душечка, ну отчего ты не смеёшься? Нет же, ну, надо же, какой курьёз!
Тут двери гостиной, где находились женщины тихонько растворились и камердинер, извинившись, подойдя мягким кошачьим шагом к хозяйке, подал ей на подносе визитную карточку, добавив при этом:
просят-с принять
Изучив визитку, хозяйка живо встала и, извинившись перед Евгенией Петровной, попросила никуда не уходить и дождаться её возвращения.
Спустя некоторое время, двери гостиной широко распахнулись и в проёме двери нарисовалась родственница Сипягиной, которую галантно под руку поддерживал высокий, стройный морской офицер в парадной форме капитан-лейтенанта (Kapitänleutnant) Кайзерлихмарине (Kaiserliche Marine) !!!
Глаза Женечки широко распахнулись не может быть! Этого просто не может быть! девушка попыталась встать, но, потеряв сознание мягко, словно вуаль, упала без чувств на пол.
Очнулась она от страстных поцелуев. Её нежно обнимали сильные руки Гартвига фон Кнабенау. Её Гартвига!
где же ты так долго был? шёпотом, чуть слышно проговорила Женя.
Утирая платком слёзы, со счастливой улыбкой на лице, хозяйка гостиной затворяла за собой двери.
Встреча влюблённых
А влюблённые всё нежно обнимались, говорили и говорили, прерываясь только на страстные поцелуи, и не могли никак наговориться.
Гартвиг поведал, что со времени их расставания, он никак не мог забыть Женечку. Не писал, только лишь потому, что боялся скомпрометировать замужнюю даму (тогда, в гостинице, Женя призналась ему, что никакая она не фройляйн, как ней на балу обратился морской офицер, а самая, что ни на есть, настоящая фрау).