Во главе специальной операции по доставке героина в Западную Европу стоял офицер КГБ Игнатий Моррис. Под его руководством героин поставлялся в страны Запада через СССР по указке сверху для уничтожения тел и душ идеологических врагов Советского строя. Героин был составной частью торговли изюмом, который переправлялся в контейнерах вместе с героином. Советские пароходы разгружали их в Антверпене, Амстердаме, Роттердаме, и потом оттуда героин шёл в другие капиталистические страны. Врагов советского народа травили денно и нощно, чтобы подготовить почву для победы Востока над Западом. Эта миссия была наиболее засекреченной. Героин пребывал на советскую территорию из азиатских республик, позже, с начала восьмидесятых, из Афганистана. Игнатий не знал, что часть груза бесследно исчезала в Москве.
Соловей часто говорил своим подручным: «Обслуживай клиентов, но не употребляй дерьма сам». Он беспрекословно следовал этой заповеди. Предшественник Соловья начал употреблять дерьмо, его пришлось убрать, поскольку он стал опасным, взрывным элементом, который слишком много знал. Во главе должны стоять прагматики, умеющие адаптироваться к любой ситуации на благо бизнеса и держать свою армию под контролем, что без сомнений требовало трезвого ума. Непобедимая пара, Мадам и Соловей, следовала заповедям, где превыше всего ценилась лояльность.
У Филимоновой были уникальные способности к блефу. Она превосходно знала психологию людей, имела невинный вид доброжелательной толстухи, который без причины вселял доверие в знакомых и незнакомых ей людей, включая отъявленных мошенников и убийц. Умение молчать заработало ей среди московской шпаны и мафии репутацию крепкого орешка. Но самое главное было то, что Соловей мог полностью полагаться на Филимонову. Она была его подругой детства, и даже была его родственницей. У них была общая дочь инвалидка Поля. Соловей не был в то время её легальным мужем. Они решили, что так будет лучше для дела. Дочь Поля проживала с бабушкой, матерью Филимоновой. Соловей дал Филимоновой ключи от своей квартиры и разрешение приходить и уходить, когда захочет.
Готовые для индивидуальной продажи пакетики с героином вверялись Мадам. Она хранила героин в квартире её фиктивного мужа Андрея, в металлических контейнерах «Мука», «Сахар», «Крахмал», которые стояли на кухонном столе у всех на виду. Сосед Андрея по коммунальной квартире был офицером КГБ. Он был не женат и редко бывал дома.
Андрей не имел понятия, кто на самом деле была его вторая половина, и что героин и деньги часто хранились в его коммунальной кухне. Он женился, как он думал, на работнице прачечной, которой он верил беспрекословно. Она спасла его от щемящего каждодневного одиночества и диабета. Она помогала ему иногда колоть инсулин. Она, казалось, заботилась о нём и даже иногда варила борщ. Половых отношений у них не было. Андрей стал импотентом от диабета и алкоголя несколько лет назад. Его новая жена нисколько не была смущена слабостью её мужа, а даже наоборот, ему казалось, это поощряла. Он решил, что она была фригидная, оттого что была толстая, что было далеко не так. Мадам до сих пор любила и желала Соловья. Другие мужчины казались ей, как она выражалась, недоносками. Её любовь к Соловью была глубокая и непоколебимой, ещё с той поры, когда они были детьми. Он занимал особое место в её увеличенном гипертрофией сердце. Он её тоже по-своему любил и уважал за прямоту, изобретательность и смелость, а также верил ей во всём с подростковых лет. Для него слово Филимоновой было закон. Он знал, что она вышла замуж за диабетика Андрея только для дела.
Операции по продаже наркотиков шли гладко. Всё было схвачено. Эпидемия СПИДА и хронического вирусного гепатита только начиналась, но об этом власти не распространялись. Прибыль от продажи зелья продолжала пополнять карманы советской мафии и её подручных существенными доходами. В то время никто не верил, что советская мафия существует, и это было на руку Барону. Следующими по рангу были Мадам и Соловей. Уже тогда Соловей и Барон решили, что если что случись с Бароном, Мадам встанет во главе всей операции, а Соловей будет держать всех под контролем. У него на это был талант. Он знал, что Мадам была гораздо лучшим кандидатом для мафиозо, чем он, благодаря её природному чувству превосходства и способности беспристрастно анализировать происходящее. Она была, ко всему прочему, искусным дипломатом. Она никогда публично не сорила деньгами и умела находиться в тени, не привлекать внимания.
Неожиданно похищенная конкурентами, Мадам не теряла надежды. Она умела уговорить кого угодно следовать её плану, и теперь она знала, с кого начинать с бородатого. Она опять прислушалась. Было тихо. Ей стало ясно, что её инквизиторы выдохлись. Она провела языком по зубам и обнаружила, что два верхних передних зуба отсутствовали. Она облизала пересохшие, потрескавшиеся, в запёкшейся крови губы. Вкус крови взбудоражил и остервенил её.
Повешу гадов на первом столбе, в полголоса прошептала она и прислушалась.
За окном всё было тихо. Она попыталась вспомнить, сколько было времени, когда они схватили её на улице, недалеко он кинотеатра «Новороссийск», на углу Покровки и Садового кольца. Она не сопротивлялась, чтобы не привлекать внимания и избежать милицейского ареста, чего явно не понимали её похитители. Она заключила, что они были глупы, как пробки. Это давало ей надежду на побег. Она была уверена, что настанет подходящий момент, когда можно будет объегорить её похитителей. В машине похитители надели на неё наручники и мешок на голову, предварительно запихнув в её рот плотно скомканный мужской носовой платок.
Языка, на котором они говорили, она не понимала. Азербайджанцы? Дагестанцы? Она давно пришла к выводу, что это никакого значения не имело, кто они были по национальности. Она мысленно обобщала всех, как она выражалась, «темнокожих» и «косоглазых» из дружественных советских республик, одним словом «чурки».
Мадам с отвращением вспоминала, как они сначала насиловали её по очереди на полу. Их было трое. Один из них, пухлый, маленького роста с бородой, тоже по виду чурка, почему-то наотрез отказался её насиловать, и один раз, когда один из них решил повторно её изнасиловать, вдруг встал на её защиту. В глубине души она была ему благодарна, но, с другой стороны, была зла на него, что он был их соучастником. Остальные двое смотрели на него с насмешкой. Лысый, с утрированной гримасой сожаления, гундосил:
Что, слишком толстая? Не для тебя? Закрой глаза и представь себе, что она Джина Лоллобриджида!
В подвале начало темнеть. Где она? За городом, или в черте города? Шума машин не было слышно. Не слышно было сирен. Вдруг она услышала, как ключ заёрзал в скважине, дверь подвала поддалась и открылась. Бородатый вошёл в комнату. Он молча снял с нее наручники, вытащил кляп изо рта и помог ей высвободить ноги из верёвок.
Я извиняюсь. «Мне были нужны деньги», сухо сказал он. Они мне не сказали, что планировали на самом деле и кого они собрались похищать. Я бы в жизни не согласился, продолжал он шёпотом, но уже с некоторым запалом. Клянусь здоровьем матери, Мадам!
Она отметила, что он не лебезил. Видно было, что он в отчаянном положении и в данный момент он безрассудно рисковал своей жизнью, чтобы ей помочь. Она встрепенулась:
Конечно деньги, что же ещё? она презрительно усмехнулась.
Дам двести рублей, если поможешь мне отсюда сбежать.
Она подумала, что он начнёт торговаться. К её удивлению, он промямлил: