Юля аккуратно, едва прикасаясь к ткани рубашку в мелкую, едва видную клетку, ухватилась за Юрия.
Ну?
Что ну?
Ты будешь держаться крепче?
Юля резко отпустила руки, собралась уйти. Пусть провалится этот мотоцикл и Юрий вместе с ним. Из глубины души поднималась неприязнь к незнакомому человеку, а от шеи к лицу пополз румянец, задевая уши и кончик носа.
Юля? Юрий всмотрелся в лицо своей спутницы, будто только-только разглядел, буквально секунду назад. В чем дело?
Это неприлично прошептала в ответ Юля. Пусть думает что угодно, прижиматься к постороннему мужчине, так прижиматься неприлично! Неловко, стыдно.
Неприлично? опешил Юрий. В лексиконе врача-гинеколога не могло быть такого слова, но у Юли-то было! Юленька. Неприлично будет, если я разобью дочь своего непосредственного руководителя, а прижаться во время езды он продолжал всматриваться в лицо Юли, которое стало еще красивей то ли от гнева, то ли от стыда. Я знаю, что нам поможет, подождешь меня? Только обязательно подожди! быстро проговорил Юрий, прокрутил ручку стартера и рванул с места.
Вернулся почти сразу, протянул Юле тёмную кожаную куртку плотную, жёсткую, прошитую спереди и сзади грубыми стежками.
Надень, протянул он куртку Юле. В ней ничего чувствуется, уточнил Юрий, игнорируя алые щеки собеседницы. Это куртка моей жены, так что я знаю, о чем говорю. Поехали?
Юля облегченно вздохнула, выдавила: «поехали». Уселась на мотоцикл. В куртке, которая защищала от слишком интимного контакта действительно было комфортней.
Сейчас, в смотровой, Юрий Борисович смотрел так же, слегка насмешливо. Он рассказывал о двигателе и проблемах с ходовой двухколесного товарища, а сам в это время расправил пелёнку на гинекологическом кресле, рукой потянул к нему Юлю.
Отвернулся, продолжая неспешный рассказ, терпеливо подождал, пока пациентка собралась духом, устроилась удобней, максимально натянув подол ночной рубашки на низ живота, отдавая должное собственной стеснительности и изо всех сил постаралась абстрагироваться от происходящего.
Юля ждала, когда Юрий Борисович перестанет рассказывать про свой мотоцикл, обратит на неё внимание. Поймала его взгляд, и вдруг с ужасом поняла, что он уже давно ничего не рассказывает. Подол рубашки, целомудренно закрывающий промежность, приподнят, как необходимо для осмотра. Заученным движением Юрий Борисович устраивал Юлю удобней, и говорил.
Сейчас мы только посмотрим. Животик расслабь. Юля, надо, притворно-строго цыкнул он.
Юля зажмурила глаза, намереваясь честно вытерпеть всё, что будет с ней происходить, собралась духом, и вдруг услышала:
Всё, вставай. Юленька, нам понадобится небольшое хирургическое вмешательство Срочно.
Это было последнее, что она услышала, а потом разразилась слезами. Юля трусливо отказывалась от вмешательства, умоляла подождать папу и, в конце, всхлипнув особенно громко от простреливающей боли, пропищала:
Я умру
Не умрёшь, это рядовая операция.
Умру! Паника захлестывала Юлю. Умение логически мыслить, оценивать происходящее исчезло, как и не бывало.
Юля, ты же храбрая девушка, ты не умрёшь, повторил Юрий Борисович. Слова врача должны были утешить, вот только совсем не утешали, не придавали ни храбрости, ни уверенности.
Паника холодной волной накатывала на Юлю, её начала бить мелкая дрожь. Не было ни единого сомнения она умрет сегодня, пока папа в Красноярске, а мама с труппой на гастролях. Даже бабушка на даче, и нет никакой возможности сообщить родным о собственной скорой смерти.
Юля постаралась плакать тихо, краешком сознания понимая всю необоснованность собственного страха. Отлично осознавала, случись с ней дочерью заведующего отделением, нечто, угрожающее жизни или здоровью, уже был бы вызван не один врач с огромным послужным списком и клиническим опытом.
Она отлично понимала это всего лишь паника, переизбыток эмоций. Может быть, она перебрала с обезболиванием И именно от препарата у нее кружилась голова.
Умру, всхлипнула она в спину Юрию Борисовичу. Тот поспешил из смотровой, предварительно дежурно рассказав про подготовку к операции и анестезию. Умру, из чистого упрямства, иррационального желания, чтобы её пожалели, повторила Юля и заплакала. Через пару секунд рыдания её буквально раздирали, не осталось ни единого шанса, что она возьмет себя в руки.
Юрий Борисович тяжело вдохнул, словно Юля раздражала его, впрочем, скорей всего именно так и было, сел рядом с ней на кушетку и, улыбаясь явно через силу, начал говорить:
Юля, ты умная девушка. Поступила в медицинский, твой папа врач. Ты прекрасно понимаешь, что не умрешь. Не надо плакать, утром голова будет болеть. Давай не будем
Юрий Борисович вдруг подтянул Юлю на себя, усадил к себе на колени, как маленького ребёнка, и начал приговаривать, что она, конечно, не умрет. Что будет жить очень долго, поступит работать к ним в больницу. Не пристало настолько красивой девушке плакать из-за какого-то глупого врача, которому приспичило ее напугать.
Все говорил и говорил, без устали и перерыва. Детально рассказывал о течении операции, послеоперационном периоде, о том, чего именно Юле следует ожидать, как себя вести. Давал подробные, четкие и понятные инструкции и Юле становилось ощутимо проще.
Юрий Борисович спрашивал о молодом человеке Юлии, его успехах, между делом похвастался достижениями своей жены. И снова вернулся к объяснениям, проговорил несколько раз каждую мелочь. На всякое произносимое слово Юрий Борисович проводил рукой по Юлиной руке словно втирал в кожу понимание, делился спокойствием.
В операционной, таращась в хирургические светильники, последнее, что запомнила Юля это подмигивающий, насмешливый взгляд Юрия Борисовича и слова:
Встретимся в палате.
Пока Юля приходила в себя, ей казалось, что Юрий Борисович действительно находился в палате. Она отчётливо помнила его раскинувшуюся на стуле фигуру с вытянутыми вперёд ногами, а ближе к утру склоненную к спинке кровати голову.
Утром, открыв глаза, Юля никого в палате не застала. Огляделась: помещение выглядело иначе, хотя определенно это была та же самая комната, что и накануне вечером. Стены оказались более светлого тона, обнаружились шторы на окне, цветы в небольшой вазе на тумбочке рядом с кроватью.
Юля попыталась пошевелиться стало больно. Вскоре пришла улыбчивая медицинская сестра, терпеливо подождала, пока Юля измеряет температуру тела и со словами: «У меня лёгкая рука» сделала два укола, а после сразу убежала по делам. Юлия не единственная пациентка.
Чуть позже заглянул Юрий Борисович. Он казался бодрым. Глядя на него Юля решила, что ей приснилось его присутствие в палате ночью. Невозможно быть таким веселым, полным энтузиазма, заряжать хорошим настроением после бессонной ночи на неудобном стуле. Впрочем, уточнять приснилось ли ей, Юля не стала постеснялась.
Юрий Борисович внимательно осмотрел пациентку, немного поболтал, никак не напоминая о Юлином позорном поведении накануне вечером, показал кнопку срочного вызова, сказал, что непременно заглянет вечером и ушел.
Действительно, ближе к вечеру он вернулся, зашел в палату с огромным, полиэтиленовым пакетом.
Тебе бабушка передала, я съездил к вам домой, протянул он гостинец из дома ошарашенной Юле.
Вы сами съездили? почему-то не поверила та.
Конечно. У твоей бабушки поднялось давление, мы с Владимиром Викторовичем решили, что лучше ей побыть дома, не стоит ехать через весь город на общественном транспорте. Маме не стали сообщать, чтобы не волновать. Ты ведь не возражаешь? Твой папа приезжает завтра утром. Здесь ночная рубашка, смена белья, полотенце. Юрий Борисович поставил пакет на тумбочку у изголовья Юлиной кровати, осекся, нахмурился, глядя на стол у окна: Ты не притронулась к обеду? Почему?