А Старик:
Вишь, чем пугать вздумала! Утекай, пока цела.
Улетела Сова, забралась в дуб, никуда из дупла не летит.
Ночь пришла. На стариковом лугу мыши в норах свистят-перекликаются:
Погляди-ка, кума, не летит ли Сова отчаянная голова, уши торчком, нос крючком?
Мышь Мыши в ответ:
Не видать Совы, не слыхать Совы. Нынче нам на лугу раздолье, нынче нам на лугу приволье.
Мыши из нор поскакали, мыши по лугу побежали.
А Сова из дупла:
Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы худа не вышло: мыши-то, говорят, на охоту пошли.
А пускай идут, говорит Старик. Чай, мыши не волки, не зарежут тёлки.
Мыши по лугу рыщут, шмелиные гнёзда ищут, землю роют, шмелей ловят.
А Сова из дупла:
Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы хуже не вышло: все шмели твои разлетелись.
А пускай летят, говорит Старик. Что от них толку: ни мёду, ни воску, волдыри только.
Стоит на лугу клевер кормовистый, головой к земле виснет, а шмели гудят, с луга прочь летят, на клевер не глядят, цве́тень с цветка на цветок не носят.
А Сова из дупла:
Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы хуже не вышло: не пришлось бы тебе самому цветень с цветка на цветок разносить.
И ветер разнесёт, говорит Старик, а сам в затылке скребёт.
По лугу ветер гуляет, цветень наземь сыплет. Не попадает цветень с цветка на цветок, не родится клевер на лугу; не по нраву это Старику.
А Сова из дупла:
Хо-хо-хо, Старик! Корова твоя мычит, клеверу просит, трава, слышь, без клеверу, что каша без масла.
Молчит Старик, ничего не говорит.
Была Корова с клевера здорова, стала Корова тощать, стала молока сбавлять; пойло лижет, а молоко всё жиже да жиже.
А Сова из дупла:
Хо-хо-хо, Старик! Говорила я тебе: придёшь ко мне кланяться.
Старик бранится, а дело-то не клеится. Сова в дубу сидит, мышей не ловит. Мыши по лугу рыщут, шмелиные гнёзда ищут. Шмели на чужих лугах гуляют, а на стариков луг и не заглядывают. Клевер на лугу не родится. Корова без клеверу тощает. Молока у Коровы мало. Вот и чай белить Старику нечем стало.
Нечем стало Старику чай белить пошёл Старик Сове кланяться:
Уж ты, Совушка-вдовушка, меня из беды выручай: нечем стало мне, старому, белить чай.
А Сова из дупла глазищами луп-луп, ножищами туп-туп.
То-то, говорит, старый. Дружно не грузно, а врозь хоть брось. Думаешь, мне-то легко без твоих мышей?
Простила Сова Старика, вылезла из дупла, полетела на луг мышей пугать.
Сова полетела мышей ловить.
Мыши со страху попрятались в норы.
Шмели загудели над лугом, принялись с цветка на цветок летать.
Клевер красный стал на лугу наливаться.
Корова пошла на луг клевер жевать.
Молока у Коровы много.
Стал Старик молоком чай белить, чай белить Сову хвалить, к себе в гости звать, уваживать.
Росянка комариная смерть
Летел Комар над прудом и трубил:
Услыхала его Стрекоза и говорит:
Не хвались, Комар, храбростью да ловкостью. В лесу дремучем на болоте топучем живёт Росянка Комариная Смерть. Изловит тебя, кровопийцу, Росянка.
А вот не изловит! говорит Комар.
Затрубил и полетел в лес.
Прилетел в лес дремучий видит: сидит на сосне Копалуха. Перо у Копалухи плотное, ноги жёсткие, нос костяной. Поди подступись к ней!
А Комар сел ей на бровь, где пёрышек нет, изловчился жиг её в бровь!
Сорвалась Копалуха с сосны, заклохтала, загремела крыльями по лесу!
А Комар увернулся, в сторону метнулся, повыше поднялся, летит, трубит:
Не словила меня, Комара, Копалуха!
Летит по лесу дремучему, видит: в кустах Грибник пробирается, суковатым батожком подпирается, картузом от мошки отбивается. На теле у Грибника рубаха, на ногах штаны, а внизу сапоги. Поди подступись к нему!
Комар сел ему на нос, где на коже нет одёжи, изловчился жиг его в нос!
Вскрикнул Грибник, замахал батожком, грибы выронил.
А Комар увернулся, в сторону метнулся, повыше поднялся летит, трубит:
Не словил меня, Комара, Грибник!
Летит по лесу дремучему, видит: из чащи Сохатый прёт, бородой трясёт, рогами дерева задевает, ногами бурелом сокрушает. Всё тело Сохатого длинной шерстью поросло, а рога да копыта костяные. Поди-ка к нему подступись!
А Комар подлетел, на веко ему, где шерсть, коротка, сел жиг в глаз!
Взревел Сохатый, рогом дерево с корнем вырвал, копытами землю взрыл.
А Комар увернулся, в сторону метнулся, повыше поднялся летит, трубит:
Не словил меня, Комара, Сохатый!
Летел-летел, глядит среди леса дремучего болото топучее. Никого на болоте нет, только мох кругом, а во мху малая Травинка растёт.
Спустился Комар на болото, сел на Травинку.
Спрашивает Травинку:
Уж не ты ли Росянка Комариная Смерть?
Отвечает Травинка сладким голоском:
Погляди, Комар, на мои цветочки.
Поглядел Комар на цветочки. Белые цветочки в зелёных колокольчиках. Солнце за тучку, цветочки в колокольчики. Солнце из тучки, и цветочки выглянут.
Говорит Комар Травинке:
Хороши у тебя цветочки! А не видала ты Росянки Комариной Смерти?
Говорит Травинка сладким-пресладким голоском:
Погляди, Комар, на мой колосок.
Поглядел Комар на колосок.
Колосок прямой, зелёный, стройненький.
Говорит Комар Травинке:
Ничего себе колосок. А не слыхала ты про Росянку Комариную Смерть?
Говорит Травинка приторным голоском:
Погляди, Комар, на мои листочки!
Поглядел Комар на листочки. Круглые листочки лежат на земле, по краям их частые булавочки, на булавочках медвяная роса капельками.
Как увидел Комар те капельки, сразу пить захотел. Слетел на листок, опустил в каплю носок, стал росу медвяную пить.
Летела мимо Стрекоза, увидала Комара на листке и говорит:
Попался Комар Росянке!
Хотел Комар крыльями взмахнуть, крылья к листку пристали; хотел ногами шагнуть, ноги увязли; хотел нос вытащить, нос прилип!
Изогнулись гибкие булавочки, вонзились в комариное тело, прижали Комара к листку, и выпила Росянка комариную кровь, как пил Комар кровь звериную, птичью и человечью.
Тут Комару и смерть пришла.
А Росянка и по сей день на болоте живёт и других комаров к себе ждёт.
Мал, да удал
Шёл Генька по болоту. Глядь, из камыша нос торчит.
Цоп за нос и вытащил птицу: шея долгая, нос долгий, ноги долгие, совсем бы цапля, да ростом с галку.
«Птенчик!» думает. Сунул за пазуху и бегом домой.
Дома пустил цаплю на пол, сам спать завалился.
«Завтра, думает, накормлю».
Утром спустил ноги с кровати, стал штаны натягивать. А цапля увидала палец, думает лягушка. Да тюк носом!
Ой-ой! кричит Генька. Ты драться! Жучка, Жучка, сюда!
Жучка на цаплю, цапля на Жучку. Носом, как ножницами, стрижёт да колет, стрижёт да колет только шерсть летит.
Жучка хвост поджала и драла. Цапля за ней на прямых ногах, как на спицах, так и чешет, так и чешет, прочь с дороги, берегись!
Генька за цаплей. Да куда там: цапля крыльями хлоп-хлоп и через забор.
Разинул Генька рот:
Вот так птенчик! Мал, да удал
А цапля-то взрослая была, только породы такой малорослой. Прилетела к себе на болото, там у ней птенцы в гнезде давно проголодались, рты разевают, лягушат просят.
Мишка-башка
Из прибрежных кустов высунулась толстая звериная башка, в лохматой шерсти блеснули зелёные глазки.
Медведь! Медведь идёт! закричали перепуганные ласточки-береговушки, стремительно проносясь над рекой.
Но они ошиблись: это был всего только медвежонок. Ещё прошлым летом он вприскочку бегал за матерью-медведицей, а этой весной стал жить сам по себе, своим умом: решил, что он уже большой.
Но стоило ему только выйти из кустов и всем стало видно, что большая у него только голова настоящая толстая лохматая медвежья башка, а сам-то он ещё маленький с новорождённого телёнка, да смешной такой: на коротких косолапых лапах, хвостишко куцый.
В этот знойный летний день в лесу было душно, парно. Он и вышел на бережок: так приятно тут обдувал свежий ветер.
Мишка уселся на траве, сложил передние лапы на круглом брюшке. Человечком сидел и степенно поглядывал по сторонам.
Но ненадолго хватило у него степенности: он увидел под собой весёлую, быструю речку, перекувырнулся через голову и на собственных салазках ловко съехал с крутого бережка. Там стал на четвереньки и давай лакать прохладную воду. Напился всласть и вразвалочку, не спеша закосолапил вдоль берега. А зелёные глазёнки так и сверкают из шерсти: где бы чего напроказить?