Вижу, вздыхаю я.
Тебе кажется, фыркает она.
Пожимаю плечами. Когда мы расстались, я сначала очень обрадовался я устал от неё, а она от меня, и вот появился повод больше не быть вместе. Но я всё равно наговорил ей кучу гадостей, потому что инициатором разрыва была она, что очень сильно дало по моему самолюбию. Ну, подумаешь я заигрывал ещё и с другими, не считаю, что это повод для разрыва. Через пару недель я начал скучать по ней. И мне очень хотелось, чтобы всё стало как раньше, чтобы она любила меня и восторгалась мной. Я стал извинятся за свои слова, просил вернуться, а она мне сказала, что я абьюзер, и что ей лучше без меня. Тогда я снова наговорил ей гадостей. Подтвердил, так сказать, свое абьюзерство.
Она доходит до перекрестка и пересекает по прямой дорогу на Гассе, я останавливаюсь около белой линии, смотрю ей вслед.
Сабина, подойди ко мне или я сам подойду к тебе, с угрозой в голосе произношу я.
Она оборачивается и удивленно на меня смотрит.
Тебе нельзя, отрезает она.
Озираюсь по сторонам вроде пустые все улицы, и пересекаю белую линию, иду к ней. Она испуганно ахает.
Кёлер, ты с ума сошел? кричит она. Сегодня же гюфеликс-мондциклус!
Ну и что? Равнодушно пожимаю плечами.
Только посмей прикоснуться ко мне, угрожающим тоном говорит она.
А я не к тебе вовсе, усмехаюсь я.
Прохожу мимо неё и иду к колонке, торчащей столбом на лужайке. Дергаю за рычаг, и чистая прозрачная вода выплескивается в корыто, брызжа во все стороны. Наклоняюсь и жадно пью из крана.
Кёлер, одумайся, говорит она, дергая меня за плечо. А если кто-нибудь увидит? И донесет егерям?
Разве тебе не всё равно? насмешливо спрашиваю я, отрываясь от крана, и рукавом худи вытираю мокрые губы.
Она вздыхает и театрально закатывает глаза.
Мне всё равно, отмахивается она.
Но всё же ты переживаешь за меня, подмигиваю я.
И отпускаю рычаг. Вода больше не хлещет в корыто.
Кёлер, ну, почему ты такой упрямый?
Пошли погуляем, предлагаю я.
Ты с ума сошел?
Я не сдвинусь с места, пока ты не согласишься прогуляться со мной, серьезным тоном обещаю я.
Ладно, сдается она. Только вещи домой занесу, она показывает на дорожную сумку. А ты иди за белую линию.
Хорошо, киваю я. Но если ты меня обманешь, то я заявляюсь прямо к тебе домой.
Не обману.
И я ей верю. Что её отличает от других легкомысленных девушек, это то, что она всегда держит свои обещания и умеет хранить секреты.
Я отпускаю её и ухожу за белую линию. Сажусь на скамейку возле дома Михаэля и жду её. Она приходит быстро, смотрит на меня как-то по-деловому, словно делает одолжение. Мне хочется сломать её эту холодность.
Пошли прогуляемся, говорю я, вставая, и неопределенно показываю вперед, получается в сторону Ленера.
Ладно, кивает она.
Мы идем вдоль домов, на улице ни души, только ветер гуляет, шевеля упавшие листья.
Как учеба в университете? интересуюсь я.
Хорошо, отвечает она.
Нравится?
Ага.
Как тебе Иннсбург? Наверное, непривычно жить в большом городе после тихой деревушки?
Вполне нормально.
Наверное, много новых друзей появилось? Особенно мальчиков, грустно произношу я.
Конечно, отвечает она.
Ясно.
Молчим. Я немного насупленный. Хочется нагрубить ей, но тогда она уйдет, поэтому держу язык за зубами.
А у тебя как дела? в свою очередь спрашивает она.
Потянет, бурчу я.
Ты не думаешь где-то учиться? Твои одноклассники тоже изомеры, но поступили в Иннсбург, только на гюфеликс-мондциклус уезжают домой.
Но у них ни у кого нет первой степени, с унылой улыбкой произношу я. Я не выездной. Мне даже в митле-мондциклус запрещено покидать Ленер.
Поняла, отвечает она, и с сочувствием смотрит на меня.
Мы доходим до двух отелей, стоящих напротив друг друга: Штутцлерхоф и Ленерхоф, и останавливаемся.
Ну, мне пора домой, говорит она.
Так быстро?
Угу.
Или ты просто боишься находиться на территории обортней в гюфеликс-мондциклус? язвительно произношу я. Хотя в детстве, когда об этом новом законе никто и подумать не мог, простые люди и обортни спокойно уживались друг с другом.
Кёлер! вспыхивает она.
Ладно-ладно, я пошутил, примирительно говорю я. Пошли вон туда, и я киваю на пансионат Ленерхоф.
Зачем?
Покажу тебе кое-что. Или ты боишься?
Нет, фыркает она. Гостиница всё равно закрыта.
Можно пройти через амбар, подмигиваю я.
Ты уверен?
Конечно, я сто раз уже так делал, хвастаюсь я.
Тащу её за собой во внутренний дворик пансионата, там, упираясь в каменную стену сделана деревянная пристройка. За небольшим выступом у самой стены здания легко отходит доска, отодвигаю её и пролажу первым, Сабина вслед за мной, и я возвращаю доску на место. Через амбар мы попадаем собственно в саму гостиницу.
Прикольно, говорит она, рассматривая пустующий просторный холл.
Любопытство ведет её дальше, и она попадает в кафе. Обеденные столики покрыты хлопковыми скатертями в красно-белую клетку, на окнах висят легкие тюлевые занавески. Как будто тут до сих пор ожидают постояльцев. Но никто не придет, не спустится из гостиничных номеров и не сядет за маленькие квадратные столики, давно уже пуст пансионат.
В другом конце кафе находится длинный прилавок для «шведского» стола. Перевернутые чистые стаканы стоят на подносе, под стеклянным колпаком тарелка с засохшим овсяным печеньем, из маленькой плетеной корзинки торчат длинные узкие пакетики с сахаром.
Хочешь чай? спрашиваю я, заходя за прилавок.
Ты серьезно?
Ага, киваю я. Тут всё работает: и электричество, и водопровод.
С этими словами я беру электрический чайник, открываю кран, и холодная прозрачная струя хлещет в раковину. Наполняю чайник и включаю в розетку.
Круто, говорит она.
А то, хмыкаю я. Какой будешь чай?
Я вытаскиваю из-под прилавка коробку с пакетиками разных сортов чая и ставлю перед ней.
Я знаю, ты любишь с мятой, говорю я, показывая на зеленые пакетики, но в коробке только один сорт таких.
Она листает чайные пакетики:
Тут есть твой любимый с бергамотом. Будешь?
Угу, киваю я.
И она вытаскивает два голубых пакетика.
Я тоже буду с бергамотом, говорит она.
Представляешь, в русском языке слово «бергамот» схож со словом «бегемот», ну, гиппопотам, значит. И они часто специально неправильно говорят «чай с бегемотом», чтобы смешно звучало, рассказываю я, беря с подноса стаканы.
Раньше для чая были кружки, но похоже хозяева забрали их, оставили только стаканы. Кто знает почему так решили.
Как забавно, смеется она. Откуда ты об этом знаешь?
Ну, у меня сейчас полно времени, изучаю всего понемножку через Интернет, поясняю я.
Вскрываем голубые квадратики и бросаем в стаканы чайные пакетики. Она добавляет ещё сахар в свой, а я нет, не люблю. Чайник щелкает, и я разливаю кипяток. Ждем, когда заварится.
Будешь печенье? спрашиваю я, снимая с большого блюда стеклянный колпак.
Нет. Она качает головой.
Оно не испортилось, просто подсохло, стали сухарики, поясняю я, беря одно твердое круглое печенье.
Нет, спасибо, я не хочу, улыбается она.
Ладно.
Я пробую его на зубок, оно совсем зачерствело.
Ты можешь размочить его в чае, советует она.
Что я и делаю, по вкусу вроде ничего, есть можно. Во время чаепития находим спокойную тему для разговора, не ссоримся, не укоряем друг друга, она часто улыбается. Мне хорошо с ней, не хочется её отпускать.
Потом я ополаскиваю стаканы и ставлю их снова вверх дном на поднос. Беру её под руку и веду по деревянной лестнице наверх.
Так необычно никого тут нет, только мы одни волшебно, таинственным голосом произносит она, когда мы доходим до полутемного коридора.
Я толкаю первую попавшеюся дверь и завожу её в номер. Она с любопытством разглядывает комнату.
Никогда не была в гостиничных номерах. Хотя у нас вся коммуна в отелях, признается она.
Комната обычная, как и во всех небольших отелях Австрии. Большая кровать со свернутыми одеялами, за низкой перегородкой у окна маленький диванчик, столик и кресло. Напротив у стены длинный комод, на нем до сих пор ещё лежат рекламные буклеты.