Но я закончил школу, фыркаю я, и не собираюсь снова садиться за парту.
А придется, усмехается она. Я внесу тебя в школьный список, и ты будешь её посещать.
Глубоко вздыхаю и опускаю глаза, опять вставать рано по утрам, а я только обрадовался вольной жизни.
Где она хоть находится? бурчу я.
В лесу за Фёренвальдом, отвечает она.
На склоне горы? То есть, вообще даже не в долине Лойташ?
От удивления я поднимаю на неё глаза. Конечно, я знаю всю местность в округе от и до, и прекрасно представляю, что если в лесу за Фёренвальдом, то это уже горы.
Ну, да, усмехается она, вам, оборотням, в лесу и в горах самое место. Разве не так?
Молчу, ничего не отвечаю. Понятно, что в лес и в горы нас больше тянет, чем в город, но в её интонации это прозвучало уничижительно.
Так мне же нельзя пересекать белую линию, как я попаду в лес за Фёренвальдом? удивляюсь я. В Гассе мне нельзя и тем более в Вайдах.
Зачем тебе добираться этой дорогой? После Ленера иди не направо в Гассе, а налево до развилки и только потом направо в сторону Арна и Хага, там есть выделенный коридор для оборотней. Так ты пройдешь до Эммата, ну и за рекой Лойташер Ахе огромный массив леса выделен резервацией для оборотней, объясняет она, ты не пересечешь белую линию.
Понятно, вздыхаю я.
Если наплевать на белую линию и двинуть по прямой через поле, то от моего дома до Фёренвальда чуть больше километра всего. А если обходить вокруг, как она сказала, то выйдет все два. Ну, не велика особо разница. Да и ни в какую школу я не собираюсь, не заставят.
Итак, Андрэас Кёлер, 41 год, глава общины обортней, возвращается она к моему файлу. Элли Кёлер, 38 лет. Десять лет назад сбежала в горы с одичавшей стаей обортней.
Что? Судорожно сглатываю и смотрю на неё во все глаза.
А ты разве не знал? усмехается Хофлер.
Нет.
Опускаю глаза. Отец мне ничего про это не говорил, просто сказал, что она уехала в другую страну и больше не вернется.
Тебе тогда было девять лет, большой уже был, чтобы понимать, что происходит, продолжает она. Почему ты об этом не знал? Что твоя мать стала дикой волчицей.
Эта новость не укладывается в моей голове. Как так произошло, что мама насовсем превратилась в волчицу и убежала в горы? Вот почему она не могла остаться с нами, а отец ничего не сказал.
Так, займемся выяснением того, где ты был вчера ночью, говорит она.
Спал в своей комнате, бурчу я, смотря на неё исподлобья.
Всю ночь?
Да.
И не покидал пределы своего жилища?
Не покидал.
Посмотрим, что скажет твой смартфон, говорит она, и выкладывает на стол мой телефон.
Ну, посмотрите.
Я пожимаю плечами и откидываюсь на спинку стула, хотя со сцепленными руками за спиной это неудобно. Интересно, она, правда, думает, что волки по лесу с телефонами бегают? Или догадывается, что у нас есть хитрости, позволяющие нам переносить с собой вещи? Если так, то и в этом случае её ждет разочарование я не из тех янг эдалов, кто всегда и повсюду таскает с собой телефон.
Хофлер вытаскивает из ящика стола черный толстый провод, заканчивающийся большой круглой шайбой, а другой конец она прикрепляет к моему телефону.
Ты знаешь, что это такое? спрашивает она и нажимает на шайбу, она начинает светиться.
Устройство, отслеживающее мое местонахождение по сигналу телефона, отвечаю я и снова пожимаю плечами. Конечно, я читал об этом в Интернете, но никогда вживую не видел.
Верно, кивает она. И прямо сейчас оно передает на мой компьютер данные, где ты был прошлой ночью. Так угу Ты всю ночь пробыл дома.
Я же говорил, торжествую я.
В этот момент из её динамиков доносится писк, оповещая о доставке письма.
Ага, восклицает инспектор Хофлер, пришли результаты твоих анализов. Сейчас посмотрим. Угу
Я снова опускаю глаза и весь сжимаюсь, боясь услышать результаты.
В твоей крови не обнаружена противооборотничья сыворотка, ты не поставил укол, сообщает она.
Молчу и даже не смотрю на неё, изучаю свои колени.
И что самое страшное анализы крови и мочи показали, что ты оборачивался этой ночью, зловещим тоном заканчивает Хофлер.
Она не говорит в кого в волка или в медведя, наверное, лаборатория не может определить в какого зверя, устанавливает лишь сам факт оборота. И время суток не точное.
Что молчишь? рявкает она. Хочешь повисеть на фолтэбанке? кивает она на страшную штуку на стене, или сразу признаешься в своем злодеянии?
В каком з-злодеянии? вздрагиваю я и осторожно поднимаю на неё глаза, я я ничего плохого не делал.
Вот в каком, кричит она.
Выуживает из ящика стола голубую пластиковую папку, ещё новую, не потрепанную, и тонкую, видимо, по этому делу ещё мало материала насобирали. Открывает её и выкладывает передо мной цветные фотографии растерзанных овец. Черт, я как-то подзабыл уже о происшествии на пастбище герра Пфеффера. Фотографии ужасны, вернее то, что запечатлено на них. Страшное побоище кишки и кровище вперемежку.
Я тут ни причем, говорю я и отворачиваю голову. Меня слегка мутит от этого зрелища.
Смотреть на это не можешь? с иронией в голосе произносит она, а в шкуре волка раздирать овец можешь?
Это не я, твердо отвечаю я.
Но анализы говорят
Всего лишь о том, что я забыл поставить сыворотку. Я, правда, забыл, вру я. Но я спал в своей комнате. Может быть, я спящий оборачивался, я не знаю, но я спал, никуда не выходил.
И, может быть, во сне ты выскочил из своей комнаты и растерзал тех бедных овец? И не помнишь! Меньше пить нужно! кричит она. Я удивленно поднимаю на неё глаза. Да-да, Кёлер, в твоей крови обнаружен алкоголь, добавляет она, а ты несовершеннолетний, между прочим.
Опускаю глаза.
Посмотри на эти фотографии, посмотри ещё раз, может быть, вспомнишь, зловеще шипит она, поднимаясь с места и нависает надо мной.
Поворачиваю голову, с отвращением смотрю на фотографии. От вида кровавого месива у меня включается память на запахи, я ощущаю привкус крови, и вдруг меня ошарашивает, как дубинкой по голове этим утром я же в лесу столкнулся с кем-то пахнущим кровью. От этого воспоминания у меня мурашки бегут по телу. Хочется ей рассказать, но этим я себя в первую очередь подставлю. На кой мне понадобилось быть в лесу в такую рань и ещё за белой линией? Не бегом же я решил заняться. Поэтому я молчу про эту встречу и снова отнекиваюсь.
Не я. Если бы это я во сне так орудовал, то я проснулся бы весь в крови. И от меня бы воняло овечьим мясом и кишками. Но я норм. Вы сами меня разбудили, и всё своими глазами видели, говорю я.
Видимо, это был веский довод. Она опускается обратно в кресло и собирает со стола фотографии, складывает их в голубую папку.
Это не я, правда, не я, жалостливо произношу я. Это был кто-то другой.
Она молчит, не отвечает мне, что-то смотрит по компьютеру. Кажется, она успокоилась и вроде бы больше не думает на меня.
Теперь вы меня отпустите? робко произношу я. У меня уже руки за спиной затекли.
Кёлер. Она переключается с компьютера на меня и смотрит так, будто уже забыла про меня, и я своим вопросом вернул её в реальность. У тебя четыре серьезных нарушения не поставлен укол, оборачивание, пересечение белой линии, алкоголь.
Судорожно сглатываю. Это, действительно, серьезные нарушения.
Но я несовершеннолетний, мямлю я, прекрасно зная, что последствия в этом случае могут быть другие, помягче.
Значит, наказание будет соответствовать этому уровню
С этими словами она поднимается со своего места, обходит стол, заходит мне за спину и отстегивает мои запястья. Теперь я могу пошевелиться и размять руки, а то уже плечи сводит.
А основное наказание понесет твой отец, как человек совершеннолетний, и не доглядевший за своим несовершеннолетним сыном. Я передам твое дело в противоборотнический департамент в Иннсбург. Андрэаса Кёлера и Катарину Кёлер выгонят из общины, лишат возможности жить в Ленере и воспитывать детей: тебя отправят в интернат, а младших в детский дом, продолжает инспектор Хофлер, стоя у меня за спиной. Ты этого хочешь?