Илья Буров
Отраженье багровых линз
Глава I
Как много боли в слове «правда».
Некоторые люди, скрывая правду, считают себя защитниками. Ложь во благо как они думают. Эта группа лиц даёт возможность забыть старые невзгоды, проблемы и эмоции ради беспроблемного движения вперёд. Но есть и другие, что считают своим долгом рассказать правду во что бы то не стало, ибо благодаря этому человек не совершит ошибки прошлого. Правда может доставить боль, неприятности и несчастье, но двигаться дальше будет без необходимости оглядываться назад. В неизвестность.
Мой отец относился к первым. Сыпал меня расплывчатыми формулировками и многозадачными взглядами, а на вопрос ребёнка: Что изменило этот мир?, отвечал: Человеческое невежество.. Я в силу возраста не понимал, о чём он говорит, и тогда то, донимая уже других переживших, заимел на руках ужасные слова. Конкретный способ уничтожения человечества как культуры и песчинки в космосе: Термоядерный конфликт.
С годами взросления я всё больше понимал человеческое невежество этих слов и всё больше интересовался миром, на кладбище которого теперь блуждают тени прошлого. Густые рощи зелени, мягкая трава и нескончаемое пение птиц мечтательные иллюстрации старых открыток и книжек. Иллюстрации, породившие внутри бесхозного парня зависть к покинувшим его родителям. К их прошлой жизнь, заставшей расцвет природы и затерянное ныне чувство безопасности.
Я рассуждал об этом, стоя в полусгнившей квартире и выглядывая в разбитом окне ноябрьские колья осины. Её колышущиеся полуголые ветви с пыльной листвой радиоактивных частиц тут предостаточно, не смотря на огромное расстояние от Омска, оказавшегося под ударом ядерных боеголовок, и ежегодного спада уровня пыли. Вздохнув, я поправил потрёпанный временем гражданский противогаз, сглаживающий мучительную участь легких во время вылазок, и покинул помещения двухэтажки.
Ступив на одну из многочисленных улиц Нижневартовска, мои старые берцы быстро обрели серовато фонящий камуфляж, схожий с опрокинутым через растрескавшуюся дорогу разбитым вандалами киоском, в котором я пробыл не менее получаса, надеясь отыскать какую макулатуру. Время убито не зря кое-что уже в предвкушении долгожданного внимания на дне вещмешка.
Во время вылазок в город я не раз задумывался об истории этого места. Неделями пытался выйти на муниципалитет, поднимал документацию краеведческих музеев и школ, немало времени провёл в библиотеках всё безуспешно. Кроме всемирной истории, съеденной мной ещё в детстве, я находил лишь крупицы немалой картины. Например, что на 1970-ый год, ставший началом конца, население Нижневартовска составляло не более нескольких десятков тысяч человек, что в тысячи раз меньше того, что я видел за последние два года. И ещё меньше за последние недели.
Уже был глубокий вечер, когда из спальных районов выплыло здание школы. Такое же, как и остальные в городе, но одновременно и единственное. Здесь, в сентябре того злосчастного года, под разрывающую перепонки воздушную тревогу моя семья с годовалым и постоянно сопливым ребёнком укрылась в бункере именно этой школы. Я там вырос. Наблюдал за течением смерти, последствиями голода, ожидания и страха неизвестности. Это ломало одних. Других это учило и закаляло.
Здесь ведь и дом моих родителей где-то?
Опять задумался о прошлом Послышался голос за спиной.
Я спокойно кивнул, всё так же глядя на школу.
Ты что-то долго сегодня с такими мелочами. Продолжил он. Чего урвал то, негодник? Добавил с доброй ухмылкой в голосе.
Из развязанного мешка выглянули потрёпанный журнал и жалкого вида книжка, тут же заслужившие внимание собеседника. Это был мужчина моего роста в тёмно-коричневом плаще, каждый раз неожиданно выступающий из тени так же умело, как и исчезал, оставляя меня с неимоверным желанием взглянуть ему в глаза, что было невозможно за матово-бурыми линзами старого противогаза разглядеть чего не выходило.
Журнал «Ровесник» и «Страна багровых туч»? Вглядывался товарищ. Занятно. Правда, я ни с чем из этого не знаком и не смогу сказать, понравится ли тебе.
«В любом случае это скоротает время до следующего выхода» Вписал я в раскрытый дневник из того же мешка и показал собеседнику.
Наверное, ты прав. Покачал он головой. Но пора бы и честь знать.
Я сразу понял его намёк: ночь не за горами. Окрестности города, конечно, более безопасны, чем сам Нижневартовск под луной, но лучше это время провести в пристанище. Дикие псы, волки или ещё какое оголодавшее зверьё могут выйти на меня в любой момент. Ночь не моя стихия.
Оставшийся путь мы шли молча, и я твёрдо ощущал чьё-то присутствие за спиной. Только на момент выхода к пустырю пред рощей, где стояло пару пустующих домов, было ясно, что спутник отстал. Или свернул куда к себе, не будет же он провожать до порога? Ему ведь тоже надо успеть скрыться до ночи.
Но я всё же обернулся удостовериться. Стянул противогаз, ибо радиационный фон здесь уже не выходил за норму, втянул прохладный воздух полной грудью и, как и товарищ, исчез в темноте одной из дверных рам.
Дом, как и любое здание, оставленное без присмотра, был в плачевном состоянии: всё покорёженное, кавардак с раскуроченной мебелью, жухлые ростки, пробившиеся чрез оборону сгнившего пола, издающего характерные звуки при малейшем давлении. А прошло ведь всего полтора года Вздохнул я внутри и начал разгребать хлам под лестницей на чердак, пока не показался навесной замок, защищающий погреб. Небольшую комнатку под землёй, обитую поверх стекловаты досками, где ютилась среди стеллажа и самопальной буржуйки с уходящей на вверх трубой скромная койка. Здесь, у подвешенной за балку сверху керосинки, я проводил каждый свой вечер. Читал, отмечал размышления в дневнике и изредка разжигал печь больше для поддержки температуры, чем для готовки, коей занимался в основном наверху. Это помогало отвлечься от действительности.
Несколько раз в неделю я покидал своё пристанище и по плану выходил в город. Занимался поисками прошлого, в Нижневартовске искать что-то иное бесполезно провизия бралась из лесу: ловушки на мелкую живность, редкая рыбалка и ягоды да травы. Целью же следующей запланированной через две ночи вылазки был милицейский участок. «Снова» Поправил я план в дневнике. В тот раз, месяц назад провалилась попытка взломать дверь архива отец утверждал, что там находятся карты города и близлежащих окрестностей, что сильно упростило б задачу ориентирования у меня попросту не было инструмента и сил под конец дня, из-за чего и было решение повременить.
***
Облачно. Мёртвая тишина, наверняка вводящая в беспокойство доконфликтного человека, развеялась чавкающим звуком берцы ступили в взмокшую из-за ночного ливня грязь. Во дворе было умиротворённо: ни пения птиц, ни шума бодрствующей листвы или речки.
Этому здесь попросту не место.
Оглядев пустырь, я остановился на незаметном вечерами придорожном колодце, что заострял моё внимание не раз рядом покоятся дорогие мне люди. Две небольшие от усевшего грунта могилки, охраняемые сколоченными крестами. Присев у них пред дорогой, я поднял из грязи сбитую ветром фуражку и вернул, отряхнув одному из перекрестья досок. На втором было пожелтевшее со временем фото молодой женщины: собранные в пучок каштановые волосы, белая аккуратная рубашка и застывшая доконфликтная улыбка.
Матушка? Жестяной сзади голос. Ты принял от неё многое
По щеке скользнула скупая слеза. Лишь бы надеть противогаз! Взревело внутри. Лишь бы этому поганому миру не видеть моих воспоминаний!.