Порфирий пилит коллективу нервы: «Не в этом дело. Мы были четвёртыми в очереди! Были б десятыми какая б нахрен разница. Отъехали, и стали сотыми, сотыми!!!»
Не ребята, мы сотые не изза жвачки: а изза паспортов. Нехрен было показывать лишние, так сформулировал Егорыч главную оплошку утра.
Заткнитесь, пацаны, велел Ксан Иваныч.
Кирюха прав, сказал Бим прокурорским тоном, дьюти фри это херово но погоды нам не сделало. А вот покрасоваться и время проiбать хлебом нас не корми, квасом нас не пои!
Чё? привстал Ксан Иваныч. Как это покрасоваться? У меня было три паспорта, я и показал!
А если бы десять? Все бы отдал? Вот нахер им все?
Десять бы не отдал, сказал как отрезал Ксан Иваныч. Он зол, как чёрт под Вакулой, а эти ещё шурупы ввинчивают.
Именно покрасоваться! А как ещё? Вишь ли, показаться захотелось: вот мы какие важные, мол а уж какие честные! Виртуозы заграницы, блин!
Пошёл ты! Ксан Иваныч в усмерть обиделся на бимовские слова, хотя чего уж тут брыкать копытами: виновен.
Да ладно, господа, ввязался Егорыч мирильщик, чё уж там. Ну, ошибся. Ну, не подумал лишний раз. Кто знал этих сук. Каждый может сплоховать.
А нахрен было паспорт разным, блинЪ, таможням оставлять! расширялся Бим.
Чтооо? Как это? думает внимательый читатель, отдали паспорт? Пограничникам? Зачем. И поехали дальше без него? Чёто тут автор завирает
И ничегото автор, а он свидетель и участник, не завирает. Вот в подтверждение правды Малёха:
Только хлопот нажили и больше ничего! сказал Малёха.
Мой сын предатель, подумал Ксан Иваныч.
***
Малёха тоже ничего не купил, потому как там не дешёвый Макдон, а уже кусок заграницы.
А за своим паспортом он следит. А эти стариканы снова лоханулись Тем более отец. Отец не должен выглядеть плохо перед этими скалозубами
Генерал потерял кредит. Не только доверия. Не только перед товарищами с бодуна. Но, главное: перед сыном малолеткой с крылышками.
У мальчика с крылышками отобрали любимую коробочку со сладкой травкой. Какая боль, какая боль!
Наивному малолетке, тут ради правильной дислокации стоит оговориться ещё раз, на днях стукнуло то ли двадцать один, то ли двадцать три, что на самом деле без разницы. И в двадцать можно руководить кавалерией. И точно так же, в двадцать, и в тридцать можно гонять баклуши, тратить родительское бабло хрен знает на что, в сорок завалить семейный бизнес, в пятьдесят грохнуть любимого дедушку и до конца жизни присесть.
***
Безпаспортную группу (если бы белорусы замылили паспорт) поляки бы в Европу не пустили. Ещё с треском и на пинках выпроводили бы обратно. Обидно? Разумеется.
Малёхе с Егорычем, как лучшим в мире физкультурникам, для выручки главного, удостоверяющего личность отца, документа пришлось пчёлками полетать между машинами по сути «между Польшей и Беларусью», в нейтральной зоне.
А это метров триста в одну только сторону А солнце жарит, чтоб оно пропало! И нет у них судьбы другой. Не торопись, Малёха Ксаныч
***
На беларуськой стороне спросили номер машины и пожурили за невнимательность. Поинтересовались, почему, мол, за утерей явился не сам хозяин.
Он за рулём, А у них (у гонцов) прав нет. (Враньё. От папы слегка попахивало). Выехать из колонны невозможно. Папа их сам попросил. Подругому не получилось.
Понимаем.
А это его сын, показал Егорыч на Малёху. Малёха, покажи паспорт! Да вы же помните. Вы же сами нас шмо проверяли, ласково объяснял Егорыч.
Нестандартное поведение малого стада ослов во главе с бараном расстроило щепетильных пограничников: их за кого тут держат? В балаган превратили границу.
Поскулив и прорентгенив для порядка лица жертв обоюдной, между прочим, халатности, белорусы паспорт вернули.
***
На другой границе толстая польская мадама толмачиха на русский, докрутила причёску.
Нахлобучила на неё кепку.
Похлопала по опухлым бёдрам, посмеиваясь: таких взрослых растяп она в жизни не видела.
Кроме того, как же так, как жаль! растяпы не знали её распрекрасного польского.
Конечно, её польский он лучший в мире. Это только для неучей он шипит, пукает и бжикает думает Егорыч.
От вас столько хлопот, выговаривала дама, нам за дополнительные хлопоты гонораров не дают.
Грязные намёки с клянчем бухгалтер экспедиции Егорыч пропустил между ушей, на некоторое время сделавшись словонепробиваемым.
«Мировой уговор платной формы» у него сметой не предусмотрен!
Как же вы дальше будете покорять Европу при такомто безалабере? взывала дама к рассудку. Мы вас битый час ждём. Нам соседи позвонили и на вас пожаловались.
Ух ты!
Объявляли в репродуктор. С обоих сторон. Не слышали что ли своих фамилий? Я и то помню: Клинов. Оглохли или как?
Мы не понимаем попольски, сказал Егорыч. И белорусский не знаем. Потерю обнаружили да. Спохватились. Недавно. И сразу же забегали, ей богу.
Когда стояли в середине моста, уточнил Малёха.
А очередьто у вас ойёйёй сами изволите видеть, сказал Егорыч, как за колбасой в Елисеевском.
Айай, как остроумно, съехидничала чиновница, и тут же: «А ято в Елисеевском не была. И в Москвето один раз. И что, хороший магазин?»
И я не был, встрял Малёха.
(И хорошо. А то бы расстроился: Елисеевский это, дорогой коллега, не Макдон тебе, там жвачка тебя разорила бы).
Классный магазин.
А поанглийски вы что, не понимаете разве? Мы и поанглийски передавали
Надо бы погрузински, пошутил Егорыч.
Тут не слышно ни хрена, пробурчал Малёха.
Малёха знает (по верхам) и повозможности употребляет английский.
На родине, снизошедши к соотечественнику, пользует русский разговорный.
Но, чаще всего, по жизни помалкивает.
В тряпочку.
Тем более с пердунами и пьяницами, которых папа взял с собой (вот какого хера!?) в качестве попутчиков.
Курение травки, как применяемое единолично, из списка пороков им исключено, напрочь.
«Травка нужна композиторам для сёрфинга по волнам музыки», убеждён Малёха на все сто.
Наш Малёха сочинитель драмэндбэйса. Не зная малёхиного будущего наперёд, отнесёмся же к нему, как к композитору, благосклонно37.
Бибикают и мычат все. Как голодные, нудит Малёха. Коров в обвинительной речи предусмотрительно опустил.
Самито вы кто, догадываетесь?
Извините, мы нечаянно, сказал Малёха.
( Ещё сказал бы, что мы больше так не будем, ехидничал Егорыч позже.)
Не ссорьтесь. Вините самих себя.
Мы виним.
Дальшето как намерены жить?
Белорусы больше виноваты! возмутился Егорыч.
Он за правду. Клинов показывал два заграничных паспорта, а они только один вернули, а он старый и просроченный А его показывали для доверия что часто, мол, ездим. А нормальный паспорт они себе занык оставили
Зачем вот нам такие пассажи?
Такто оно так. Но не знаю, не знаю сказала переводчица, у самихто где голова?
Вопрос поставлен конкретно. На конкретный вопрос есть конкретный ответ: у большинства самих голова на месте. Виновна самая главная голова. Это замороченная черепушка Ксан Иваныча.
Замороченность его не снимается ни стиморолом, ни антипсихозной конфеткой, засовываемой по утрам в ротовую полость.
Он живёт под страхом гипотетических дорожнопроцессуальных неожиданностей, которые, по его мнению, и согласно закону гнусности, должны периодически всплывать самым неминучим образом.
Жуть и ожидание беды раскорякой стоят поперёк генеральского мозга.
«Прилипший к зубу леденец не к добру», старший Клинов любит подобные глупости. Он этакий помпончик на шапочке, кружавчик на гульфике, корнишончик с подоконничка, этакий прелестник с тонкой и вспыльчивой архитектоникой. Соответствует професии. Не любит всякую власть. Каждый госслужащий для него мерзавец и потенциальный взяточник. Каждый милиционер или карьерист, или тупой как пробка, или ни за что в морду норовит.