Выделяя триаду исламского (адат), обычного и государственного права, исследования, посвященные изучению мусульманского опыта, значительно расширили рамки анализа правового плюрализма в колониальном контексте247. Однако такая классификация проблематична. Во-первых, как и идея двойственности правового поля у колонизаторов и колонизированных, такое разделение на три правовые сферы не соответствует юридической практике. Участники правового процесса считали себя членами более чем одного правового сообщества, и поэтому они регулярно обращались к различным правовым институтам подобное пересечение границ между правовыми сообществами заставляет усомниться в существовании упорядоченных правовых систем248. Во-вторых, любой случай правового плюрализма может быть интерпретирован по-разному. Например, государственное право может иметь четко установленные отношения с адатом и религиозным правом, но при этом с точки зрения ислама или другой религии конкурирующие правовые порядки будут рассматриваться в совершенно ином ключе249. Таким образом, правовой плюрализм это также и множественность представлений о правовом плюрализме.
В-третьих, ни один из сосуществующих источников и систем права нельзя рассматривать как нечто однородное и неизменное. Практически в любом культурном контексте государственное право представляет собой мозаику правовых систем250. Социальные историки и антропологи права также оспаривают дихотомию государственного и обычного права: они опровергают утверждения об обычаях как об «орудии слабых» и демонстрируют участие государства в возведении определенных обычаев в ранг закона251. Как правило, в любом наборе нормативных предписаний все они опираются друг на друга и приспосабливаются друг к другу. Примеров тому множество и в случае Российской империи. Охват и значение государственного права менялись и разнились от региона к региону. Адатское право на Северном Кавказе, например, было сначала исламизировано местными элитами в период с конца XVIII до середины XIX века, а затем русифицировано имперскими чиновниками, которые стремились остановить растущий интерес к исламу252. Получившийся в результате правовой порядок представлял собой эклектичную смесь из разнообразных правовых источников и практик.
Кроме того, правовой плюрализм был неразрывно связан с борьбой за власть. Становление государственного права было не естественным процессом, а результатом постоянной борьбы, или «юрисдикционной политики»253. Это противостояние, как правило, было наиболее выраженным в бывших колониях и пограничных районах империй и приводило к различным правовым конфигурациям. Лорен Бентон вводит различие между полицентричными правовыми порядками, при которых государство является лишь одной из многих правовых инстанций, и государствоцентричными правовыми порядками, которые характеризуются господством государства как источника права254. Более того, она различает сильные и слабые формы правового плюрализма: в то время как первая характеризуется установленными правилами взаимоотношений между различными правовыми органами и институтами, вторая не имеет формальной структуры. Если оценивать Российскую империю в соответствии с этой аналитической моделью, то в ней утвердилась сильная, государствоцентричная форма правового плюрализма. При этом фактическое правовое господство государства существовало лишь в некоторых регионах, включая Крым и Казань, в то время как в более отдаленных регионах нормы государственного права не играли столь значительной роли.
Как выглядел правовой плюрализм в Российской империи? Множественность нормативно-правовых порядков развивалась отнюдь не только в регионах с большим числом меньшинств. С середины XIX века правовая система включала в себя волостные суды, куда крестьяне могли обратиться с незначительными исками и по вопросам мелких преступлений. Судьи, которые сами были из числа крестьян и не являлись квалифицированными специалистами, принимали свои решения на основе местных обычаев, уделяя мало внимания правовым принципам, введенным судебной реформой255. В то же время, будучи формально связанными с высшими судебными инстанциями, крестьянские суды не составляли самостоятельной правовой сферы256. С середины 1860‐х годов они сотрудничали с окружными судами и мировыми судьями, которым также рекомендовалось учитывать «обычаи» при рассмотрении дел. При этом наряду с этими судебными инстанциями существовали и самостоятельные церковные, военные и коммерческие суды.
В многонациональных регионах правовой плюрализм был еще более разнообразным. В Туркестане, Степном крае, Сибири и Дагестане власти стремились выявить законы местного населения, основанные на обычаях, которые затем с разной долей успеха кодифицировались и ставились под контроль. В большинстве случаев это приводило к созданию отдельных общих судов для местного населения, которые существовали наряду с военными и имперскими судами, рассматривавшими дела с участием русских. Таким судам было рекомендовано рассматривать уголовные и имущественные дела в соответствии с адатом, хотя в некоторых случаях тяжкие преступления выводились из-под их юрисдикции, при этом наказания должны были соответствовать российскому законодательству, а в гражданских и семейных делах им разрешалось ссылаться на нормы шариата257. В некоторых регионах они были обязаны регистрировать каждое дело в «настольных журналах», чтобы впоследствии составить сборники прецедентов, использовавшиеся как руководство для судей258. Таким образом, государство намеренно легализовало и ассимилировало местные суды на приграничных территориях, создавая государствоцентричную правовую систему, включавшую в себя различные процессуальные и нормативно-правовые порядки259.
Там, где влияние ислама было особенно сильным, адатское право применялось в противовес исламским предписаниям260. В этом отношении Россия ничем не отличалась от других империй261. Тем не менее суды коренных народов Дагестана все больше и больше взаимодействовали с представителями имперского центра и ориентировались на его правовые принципы262. В соседних Кубанской и Терской областях, включая территорию современной Чечни, попытки государства институционализировать и приспособить местные суды были менее успешными: уже через год, в 1870 году, они были оставлены, а вскоре после этого была введена модифицированная форма суда присяжных263. Причиной такого резкого поворота стал быстрый рост численности славянских поселенцев и отток местного населения в горные районы.
В других районах империи со значительным мусульманским населением, включая Поволжье, Крым и Южный Кавказ, власти придерживались иного подхода. Отвергая адат как нечто устаревшее, они пропагандировали общеимперские законы среди местного населения, перенимая при этом некоторые элементы шариата и адаптируя их к нуждам империи264. Чтобы расположить к себе волжских татар, уже в 1649 году, в первом своде законов («Соборное уложение»), Россия признала законы шариата и официально разрешила их применение в некоторых гражданских делах265. В то время как Московское государство преимущественно отказывало нерусскому населению в доступе к судебной власти, которая на тот момент была неотделима от исполнительной, к XVIII веку у татар появились свои собственные, привязанные к определенной территории и утвержденные государством судьи, каждый из которых имел небольшое количество солдат и отвечал за решение целого ряда юридических вопросов266. В 1730‐х годах в некоторых районах Волго-Уральского региона государство начало привлекать к решению правовых проблем исламских ученых, известных как ахунды, в обязанности которых входило толкование и применение шариата267. Однако более систематическая интеграция исламского права в государственную правовую систему произошла только в последней четверти XVIII века. В «духовного рода делах», таких как вопросы богослужения и назначения имамов, а также в некоторых областях гражданского права мусульмане теперь могли официально обращаться к исламским судьям, назначаемым недавно созданными государственными религиозными органами: «Оренбургское магометанское духовное собрание» в Уфе было учреждено в 1788 году и отвечало за мусульман Поволжья, а «Таврическое магометанское духовное правление», созданное в 1794 году и находившееся в Крыму, ведало делами мусульман Тавриды и западных губерний268.