(Вопрос: Сказывается ли постоянное бремя хозяйственных забот на способности к состраданию? Боюсь, что да, но пока что не нахожу в себе сил это изменить.)
Получаю длинное и местами неразборчивое письмо от Сисси Крэбб. На задней стороне конверта совершенно неожиданный вопрос: не знаю ли я очень хорошей управительницы пансионом? Подавляю сильное желание послать в ответ открытку: «Нет, но могу рекомендовать очень надежного Дантиста». Насколько я помню еще со школьных времен, у дорогой Сисси почти отсутствует чувство юмора.
24 февраля. Мы с Робертом обедаем у Нашего Депутата и его супруги. Я сижу рядом с пожилым джентльменом, который рассуждает об оленьей охоте и уверяет меня, что в ней нет Ничего Жестокого. Оленям нравится, а еще это честный, здоровый и исконно английский вид спорта. Я поддакиваю, потому что любой другой ответ был бы пустой тратой времени, и начинаю говорить про ущерб от непогоды, про новых соседей и про поле для гольфа в Бадли-Солтертоне[62]. Однако мы почти сразу возвращаемся к теме оленьей охоты и не сходим с нее до конца обеда.
Дама в костюме-тройке кошенилевого цвета, сидящая напротив Роберта, рассказывает ему, что у нее Ознобление. Роберт вежлив, но излишней озабоченности не проявляет. (Возможно, кошенилевый костюм считает, что он из тех людей, кто неспособен выражать чувства?) Она добавляет, что когда-то у нее был аппендицит, сейчас имеется ишиас, а в ближайшем будущем ей угрожает колит. Роберт все так же невозмутим.
Дамы удаляются в гостиную и обступают довольно тускло горящий камин. Подается кофе. Я проделываю привычный трюк, чтобы принести гостинец Вики: незаметно перемещаю большой кусок леденцового сахара с блюдца в сумочку. (Вопрос: Почему людям, живущим в этой же местности, без труда даются небольшие материальные радости, которые я никак получить не могу? Прихожу к логическому заключению, что виной тому неумелое ведение хозяйства.)
Входят мужчины. Мой сосед снова поднимает тему оленьей охоты, на этот раз в беседе с хозяйкой, которая, как всем известно, активный член Королевского общества защиты животных.
Наш Депутат заговаривает со мной о Регби. Отвечаю, что французы молодцы и что Беотеги[63] показывает хорошую игру. (NB. Эта единственная известная мне фамилия всегда выручает в подобных разговорах, но надо непременно узнать фамилию хотя бы одного британского игрока и иногда их чередовать.)
Собираемся уходить и произносим приличествующие благодарственные речи, но тут защелка на сумочке не выдерживает, кусок леденцового сахара с невероятно громким стуком падает на паркет, и все присутствующие, кроме меня, с чрезмерной услужливостью бросаются его поднимать.
Оч-ч-чень неприятный момент
Роберт в целом воспринимает происшествие спокойно, только по пути домой спрашивает, как я думаю, пригласят ли нас еще к Депутату в гости.
28 февраля. С радостью отмечаю появление крупной поросли крокусов возле ворот. Хочется манерно и с очаровательной улыбкой упомянуть об этом в обществе и повоображать себя главной героиней «Элизабет и немецкого сада»[64], однако мои фантазии прерывает Кухарка, которая сообщает, что пришел Продавец Рыбы, но принес только треску и пикшу и у пикши несвежий запах, значит брать только треску?
Вот так и в Жизни.
1 марта. Келлуэи обедают у нас перед нашей всеобщей поездкой на бракосочетание Розмари Х., дочери общего приятеля и соседа. Камин не хочет разжигаться, и я все еще борюсь с ним, когда приезжают гости. С ними младший сын, ровесник Вики, и все трое продрогли. Я зову их пройти и погреться, и они с радостью принимают это бессмысленное приглашение. Вбегает Вики, и я, как обычно, поражаюсь тому, насколько у нее безоговорочно прямые волосы по сравнению практически со всеми остальными детьми в мире. (У маленького Келлуэя волосы вьются естественным образом.)
Курица пережарена, а картофель недоварен. Меренги нравятся всем, особенно детям. Это приводит к тому, что Мадемуазель и Вики некоторое время препираются sotto-voce[65] из-за добавки. В конце концов Мадемуазель призывает Вики проявить un bon mouvement[66] и в целях понуждения к скорейшему выполнению просьбы убирает ее тарелку, ложку и вилку. Все делают вид, что не замечают этой драмы, кроме младшего Келлуэя, который с веселым видом набрасывается на второе пирожное.
Выезжаем сразу после обеда. Роберт и муж Мэри предстают перед нами в неестественно шикарных нарядах и даже с цилиндрами. Впечатление от великолепия значительно смазывается тем, что, когда цилиндры оказываются надеты, это вызывает всплеск безудержного веселья со стороны детей. Мы отъезжаем, а они хватаются за Мадемуазель, обессилев от смеха.
(Вопрос: Неужели комплекс неполноценности, про который так много пишут и говорят в последнее время, теперь становится уделом родителей?)
Мэри выглядит мило в голубом платье и восхитительном колье с бриллиантами. Я в красном платье и с сожалением думаю о перстне двоюродной бабки, который пребывает на попечении моего старого приятеля хозяина ломбарда на задворках Плимута. (NB. Финансовая ситуация по-настоящему плачевна, необходимо собрать и отправить ненужную одежду старьевщику. С удивительно правдоподобным видом особы, живущей в достатке, накидываю манто, надеваю белые перчатки и туфли одна из которых сильно жмет, и сажусь в машину. Наглядный пример иронии судьбы.)
Очаровательная свадьба. Розмари Х. выглядит прелестно, подружки невесты крайне живописны. У одной из них ярко-рыжие волосы, и я столбенею, когда муж Мэри шипит мне сквозь зубы: «У тебя ведь такого же цвета были волосы, когда покрасилась?»
На приеме толпа народу. В основном все знакомые, но какая-то дама в розовом и в очках внезапно говорит, что я, наверное, ее не помню (чистая правда), но она как-то играла в теннис у меня в гостях, и интересуется, как поживают мои милые близнецы. Почему-то отвечаю, что у них все очень хорошо. Втайне надеюсь никогда больше с ней не встретиться.
Обмениваюсь любезностями с миссис Сомерс, новой соседкой. Она истово извиняется за то, что не нанесла мне ответный визит. Не знаю, что ответить: то ли, что этого не заметила, то ли, что она может исправить это упущение, как только пожелает. И то и другое прозвучит невежливо.
Старушка-леди Даффорд напоминает мне, что в прошлый раз мы с ней виделись на свадьбе у Джонсов и говорит, что в тот раз все закончилось печально, не прошло и года. И еще слышала ли я, что Грины расстались и что бедняжке Уинфред Р. пришлось вернуться к родителям, потому что Он запил? Неудивительно, что в заключение своей речи она говорит, мол, весьма тревожно наблюдать за тем, как два юных существа начинают совместный путь.
К парадному входу подъезжает большой автомобиль жениха. Старушка Д. наклоняется еще ближе ко мне и сокрушается, что в наше-то время жених бы приехал в карете, запряженной парой лошадей. Не выражаю ожидаемого согласия, поскольку считаю, что это совершенно ненужное напоминание о том, как летит время, да и вообще, я намного младше леди Д.
Легкую грусть от разговора несколько развеивает бокал шампанского. Я сентиментально спрашиваю Роберта, не напоминает ли ему происходящее нашу свадьбу. Он удивленно отвечает, что нет, пожалуй, нет, что здесь похожего? Подходящий ответ не придумывается, так что вопрос отпадает.
За отъездом новобрачных следует массовый исход гостей, и мы везем Келлуэев к себе на чай.
С огромным облегчением снимаю туфли.
3 марта. После игры в халму[67] Вики неожиданно интересуется, стала бы я плакать, если бы она умерла. Отвечаю утвердительно. «А очень сильно? не унимается она. А выть и кричать?» Воздерживаюсь от признания за собой способности к столь бурным проявлениям чувств, что, кажется, одновременно обижает и изумляет Вики. Говорю с Мадемуазель и выражаю надежду, что она не будет поощрять у Вики подобные размышления, почти что нездоровые. Мадемуазель просит перевести ей последнее слово, и, после некоторых раздумий, я предлагаю dénaturé[68]. Она театрально ахает, крестится и уверяет меня, что если бы я поняла, что сказала, то en reculer deffroi[69].