Мы хотим увидеть Папá время от времени Сергей брал на себя труд говорить и за себя, и от лица младшего брата, будто они были одним целым, и у Павла не могло быть других чувств, желаний или стремлений. Младший брат не обижался, поскольку понимал, что Сергей делает это исключительно из любви к нему. Кроме того, в тот раз желание Павла не расходилось с видением старшего брата.
Останки зверски убитого Императора были перенесены в Большой храм Зимнего дворца. Братья приложились к телу. Павел смотрел на изувеченного старика в гробу и не мог узнать в нем отца. Нет, внешне это был Александр II, хоть и истерзанный и заметно постаревший. И все же, это был не он. Без царственного величия, без обуревающих чувств и страстей это было лишь тело. Лишь холодная плоть без отцовской души. Павел надеялся, что рядом с останками он почувствует родителя, но к его огромному огорчению этого не произошло.
После долгой молитвы осиротевшие сыновья отправились на место преступления, где насилу протиснулись сквозь рыдающую народную массу. Узнав их, какой-то старичок обратился к собравшимся, чтобы те пропустили детей погибшего Государя. Толпа почтительно расступилась. Мостовая была устлана цветами и венками. У выставленного образа в почетном карауле стояли часовые. Горе народа, которое в тот момент ощутили братья, тронуло их до глубины души. Вся страна скорбела вместе с ними. Это не могло залечить раны, но придавало сил и веры в то, что страшная жертва, принесенная отцом, была не напрасна.
Скоро тело Александра II перевезли в Петропавловскую крепость. Сыновья шли в траурной процессии без шинелей позади гроба, установленного на колесницу, над которой возвышался балдахин из золотой парчи, увенчанный Императорской короной. Первым шагал Александр III в генеральском мундире с Андреевской лентой через плечо, остальные братья следовали за могучей фигурой нового Императора. Маршрут выбрали длинный, через Васильевский остров, чтобы больше людей могли проститься с Царем-Освободителем. За два с лишним часа скорбного хода Павел выдохся и окоченел. Ноги промокли в тающей, хлюпающей жиже. Хоть погода стояла ясная, мороз и ледяной, пронизывающий ветер не давали забыть, что зима еще не сдала свои права. Но юноша не хотел отставать от старших братьев, которые считали холод и усталость лишь малой платой за то, чтобы почтить память отца, как должно.
Затем Сергей с Алексеем потащили его к молодой вдове, княгине Долгорукой, которой усопший успел даровать титул светлейшей княгини Юрьевской, и которую они впервые увидели, когда крышка гроба навсегда скрыла от мира Александра II. Впечатление от этого визита у Павла осталось самое тягостное. Женщина, которая в одночасье потеряла любовь и защиту дорого супруга и Монарха, беспрестанно рыдала. Порой дама заговаривалась и было ощущение, что она сходит с ума. Особенно грустно было видеть заплаканных маленьких детей. Павел больше не испытывал злости к княгине. Она уже была довольно наказана. И все же он удивлялся Сергею, как тот искренне жалел Екатерину Михайловну. Алексей, возможно, видел в ней такую же жертву обстоятельств и злого рока, как в своей давней несчастной возлюбленной Жуковской. Но Сергей, который вместе с Павлом мог пострадать от Долгорукой гораздо сильнее остальных братьев, проявлял наивысшее благородство и милосердие. Пиц гордился братом и чувствовал себя таким несовершенным в сравнении с ним.
С самого приезда Павел страдал от боли в боку. После осмотра Боткин разрешил ему быть на панихиде, но более никуда не ходить и вообще рекомендовал сразу после похорон вернуться в Италию. Павел пытался упираться, но старшие браться настояли.
Почти сразу же в поезде Павел ощутил некоторое облегчение. Старшие братья невольно задавали такую высокую планку в скорби и сочувствии близким, что в стремлении достичь их уровня Павел немного терял суть происходящего. Теперь один в своем вагоне он мог спокойно оплакать отца. Сын видел пред глазами сцену гибели взрыв первой бомбы, когда карета Царя почти не пострадала, и Император мог уехать, но вышел чтобы помочь пострадавшим. Павел желал бы, чтобы отец был более осторожен, немедленно покинул место происшествия и остался жив. Но одновременно с этим он восхищался им. Гордость переполняла его за истинно христианский поступок Монарха, за его безрассудную смелость, за благородство, широту души и любовь к вверенному ему Господом народу.
Если бы можно было повернуть время вспять и не произносить всех злых слов, сказанных сгоряча в адрес любимого отца в Риме, на душе Павла было бы спокойнее.
XV
В начале мая у Карновичей на суаре собрались друзья сына Сергея, офицера в отставке, ныне успешно несущего гражданскую службу. Поводом для скромного праздника послужил его день рождения. Среди гостей были братья и сестры именинника, а также его приятели разных мастей товарищи с гражданскими чинами и бывшие сослуживцы по русско-турецкой войне. У младшей сестры Лели глаза разбегались от всех этих мундиров и эполет, наполнивших их старый дом на Мойке. Девочка весь вечер находилась в легкой ажитации. Ее блестящие темные глаза не могли оставить равнодушным ни одного холостяка в пределах видимости. Лишь ненадолго кавалеры отвлекались обсудить отставки министров, произведенные Александром III, но потом снова возвращались к настоящей жемчужине вечера.
После праздничного обеда в столовой, все перешли в белую гостиную с венецианскими зеркалами и лакированной мебелью. Сергей сел за рояль и тихонько наигрывал прелестный дуэт из новомодной оперы «Сказки Гофмана» Оффенбаха, премьера которой состоялась пару месяцев назад в Париже. Молодой человек увлекался искусством и был в курсе всех театральных новинок. Он умел раздобыть ноты самых свежих произведений даже раньше многих российских музыкантов. Баркарола Оффенбаха была настолько очаровательна и мелодична, что Леля едва сдерживалась, чтобы не закружиться по комнате. Она невольно раскачивалась в такт, чем вызывала тревогу старшей сестры, которая с ужасом представляла, что сестренка, забыв о трауре, пустится в пляс. Это был бы неприятный конфуз для всей семьи.
Неужто танцы совершенно недопустимы? попыталась прояснить ситуацию Леля у одного из своих старших братьев, Дениса.
Сейчас траур, лишь развел руками тайный советник. Денис Валерианович уже давно жил отдельной семьей и видел младшую сестру лишь на семейных праздниках.
Хорошо, пусть галоп и неуместен, но разве какой-нибудь грустный вальс считался бы нарушением?
Мы должны уважать память почившего Императора.
Александр II любил танцевать! Если бы он сейчас видел, какие мы скучные, он бы рассердился! не согласилась девочка.
Поняв в конце концов, что танцев не будет, Леля встала и подошла к роялю. Она взяла ноты и стала намурлыкивать слова баркаролы с листа. Ее звонкий юный голос тут же приковал к ней взгляды всех присутствующих в комнате. Леля чувствовала, что мужчины прожигают ее взглядами, но барышню это не смущало. Ей нравилось быть в центре внимания.
Мамá, я переживаю за Ольгу! Уж слишком она жаждет внимания, а в голове одни сладостные мечтания Люба все-таки решилась поговорить с матерью, для чего вызвала ее в кабинет. Учитывая покорную почтительность детей по отношению к Ольге Васильевне, это был довольно смелый шаг.
Ты чересчур строга к ней, заступилась за Лёлю Ольга Васильевна. Дама она была суровая, детям спуску за шалости не давала, но к младшей дочери испытывала особенную нежность. Когда еще мечтать о любви, как не в ее возрасте? Позже откроется вся грязная правда жизни, и мечтать уж расхочется. А что до жажды внимания, ты ошибаешься, у нее просто другой темперамент.