Тот огорчился и заорал. Пришлось налить ему анестетика, в смысле, виски.
Глава шестая
Чжан Ли спустил курок. С расстояния в пятьдесят метров попасть в цель было легко. Пуля инородным телом застряла в двигателе, и он, не в силах провернуть эту глупость, остановился. Вертолёт повело вбок, и он замер, готовясь рухнуть.
Полундра! завопил Колумб, лихорадочно отстёгивая ремни, Прыгаем, да?
«Да, как прыгать-то? И куда? Парашютов-то нет» обречённо раскинул мозгами Шпыря.
Кипятков же перекрестился, хотя и был коммунистом, и воззвал помертвевшими губами:
Спаси, Господи, люди твоя!
И вертолёт брякнулся на торчащий из пропасти пик с плоской верхушкой! Всего метров пятнадцать. Треснулись, конечно, сильно, но не смертельно. Колумб прикусил язык, Кипятков расквасил нос в лепёшку, а Шпыре рукоятка управления вывихнула большой палец.
Щедр и милостив Господь! радостно прогундосил Кипятков, пытаясь встать.
Вертолёт опасно качнуло.
Замрите все!!! страшным голосом рявкнул Шпыря.
Шевелиться было смерти подобно вертолёт замер в неустойчивом равновесии. Осторожно осмотревшись, Шпыря принял решение: прыгать всем сразу, тогда будет шанс уцелеть. Но сначала он вызвал по рации помощь:
Седьмой, седьмой, я тридцать первый! Срочно ответь! Приём!
База отозвалась только после пятой попытки.
Седьмой на связи! Приём.
Тридцать первый седьмому. У меня авария в секторе три шестнадцать! Вынужденная посадка! На скалу! Самим не выбраться! Приём.
Понял тебя, тридцать первый. Подожди маленько, буду согласовывать! Приём.
Потянулись минуты ожидания. Вертолёт покачивался и поскрипывал, что оптимизма не прибавляло. Поэтому экипаж замер, дыша носом и через раз. Через нервно проведённые сорок минут рация ожила:
Тридцать первый, тридцать первый! Я седьмой! Приём!
Я тридцать первый! Приём! радостно откликнулся командир экипажа.
Высылаем на помощь двадцать восьмого. Приём!
Колумб дёрнулся, услышав это. Под двадцать восьмым был зашифрован старший лейтенант Ногарук, с которым Христофор всего неделю назад подрался на танцах из-за доярки Маруси, кокетничавшей напропалую с обоими лётчиками. Тёзка великого мореплавателя тогда победил по очкам.
«М-да-а лучше бы кого-нибудь более другого прислали» кисло подумал он, представив лицемерное сочувствие на роже Ногарука при виде его беспомощного состояния.
Принято, седьмой! Конец связи.
Не дожидаясь команды, Колумб выбросил контейнер с НЗ и флягу с водой. Кипятков выбросил пулемёт: авария аварией, а оружие оружием! За его утрату строго спросят!
Все отстегнулись? заботливо спросил Шпыря, Тогда прыгаем! На счёт три! Раз два два с половиной приготовились! Три!!!
Все дружно прыгнули, повалившись друг на друга. Кипятков больно ушиб коленку и заругался, но офицеры не стали делать ему замечание за не предусмотренные уставом слова. Вертолёт же, подумав секунд десять, медленно, со скрипом, накренился и рухнул в пропасть.
Фу-у! облегчённо-горестно выдохнул экипаж.
«Однако, вот я и безлошадный!» закручинился Колумб, ибо павший в бою вертолёт был закреплён за ним, «Жди теперь неизвестно сколько, пока новую машину пришлют»
Осмотрелись: овальная площадка была размером десять на восемь метров. Поверхность её была неровная, сплошные острые, как ножи, бугры, кочки и уступы. Ни сесть, ни лечь Помощь должна была прилететь часов через десять.
Пошли! дернул за рукав американца Чжан Ли, Да быстрее!
Погоди упёрся тот, сильно взволнованный аварией, Я в туалет сильно хочу!
Ну, так давай!
Что, прямо здесь?! Я же в пропасть упаду!
Слушай, некогда другое место искать! Кидай свой камень и ходу! Погоня на хвосте! Я их уже слышу!
Маккартни замялся:
Ты, это отвернись, хотя бы, а?
Выругавшись, Чжан Ли отвернулся. Через две минуты специфические звуки за его спиной закончились.
У тебя туалетной бумаги нет ли? А то я свою второпях забыл
Нету!
А как же подтереться?
Камушком!!! Камушком, Дуглас!!!
Чжан Ли нервничал. Погоня уже была за поворотом, до слуха даже доносились междометия бойцов!
Американец, наконец, привёл свой зад в порядок и подтянул штаны. Беглецы двинулись по карнизу со всей доступной скоростью, обрушивая позади себя всё, что только можно обрушить. Ну, чтобы погоню задержать. Через час карниз перешёл в узкое ущелье, и двигаться стало легче. А ещё через полчаса
Тепляев, сильно уставший за три с лишним часа и натёрший левую ногу, тем не менее, упорно хромал вперёд, решив не объявлять привала до поимки негодяев. Зрелище уныло стоящих на скале вертолётчиков и вид валяющегося на дне пропасти искорёженного вертолёта плеснуло бензином на тлеющие угли ярости и разожгло в груди пламя гнева. Хе-Донь попыталась бросить Шпыре верёвку, но так и не добросила. Тепляев ободряюще крикнул:
Помочь не можем, но вы держитесь!
Бойцы прошли мимо строевым шагом, отдавая честь поворотом головы.
Ещё час С трудом волоча отяжелевшие ноги, Тепляев вступил с опостылевшего страшного карниза на тропу, ведущую в узкое ущелье. Время близилось к полудню, люто мучила жажда, голод и желание покакать. Одновременно. Внезапно Хе-Донь, шедшая впереди, остановилась и подняла руку. Тепляев и бойцы тоже остановились, тяжело дыша и неразборчиво бормоча незлые тихие слова.
«Засада, что ли?» подобрался милиционер.
Но Хе-Донь вела себя спокойно. Жестом показала: сам, мол, посмотри!
Тепляев осторожно, одним глазком, заглянул за угол: всего метрах в пятидесяти преследуемые, как ни в чём ни бывало, сидели и лопали консервы прямо из банки. Ножами.
Мелькнула мысль: «Фи, как некультурно!», а вслух Тепляев крикнул:
Эй! Живо сдавайтесь! Вы окружены!
А вот это ты видел?
И Чжан Ли показал на советский пограничный столб, милиционером не замеченный.
Маккартни радостно заржал и тоже показал. Оттопыренный средний палец. Этот иностранный жест был Тепляеву незнаком, но он всё равно обиделся.
«Не, что делать-то? Продолжать преследование за границей СССР?»
Можно, конечно, рискнуть Но! Если это станет известно начальству, то его не то, что по головке не погладят, а ещё и Додумывать не стал. К тому же, на суд обязательно припрутся корреспонденты ихних американских и не только американских газет и дипломаты всякие. Факт задержания американского гражданина на территории иностранного государства мигом объявят произволом и беспределом, и арест придётся признать незаконным. Короче, куда ни кинь всюду клин! Вздохнув, приказал активизировать рацию.
Михась, Михась, я Зяма! Ответь! Приём!
Самсонов отозвался моментально, ибо изгрыз все ногти до самых локтей от жуткой нетерпячки:
Здесь Михась! Слушаю тебя, Зяма! Что, взяли гадов? Приём!
Я Зяма. Нет, не взяли, но я их вижу. Они за пределами границы СССР сидят, сообщил Тепляев тусклым голосом, А вертолёт разбился. Но экипаж уцелел. Снять их со скалы даже Хе-Донь не смогла. Приём.
Зяма, я Михась! Хватай их! В смысле, шпионов! Под мою ответственность! Потом отпишемся! Приём!
Я Зяма. Не могу, мне же по шапке дадут, и арест признают незаконным. Скандал большой будет. Приём.
Зяма! Тогда, застрели этих «пи-ип»! *
*вонючих, испачканных калом лиц нетрадиционной ориентации перевод Автора
От возбуждения Самсонов даже нарушил процедуру радиоконтакта не сказал «приём».
Я Зяма. Да, кто ж стрелять-то будет? Через границу-то? Бойцы все грамотные, под трибунал идти не захотят Придётся возвращаться. Приём.
Вопль скорби, вырвавшийся из глотки Самсонова, едва не оглушил начальника РОВД Хорога.
Я Зяма. Понял тебя, Михась. Конец связи.
На всякий случай сфотографировав символ государственной границы и беглецов, сидящих за пределами СССР, Тепляев угрюмо дал команду возвращаться. Отдыхать на виду у шпиона и предателя Родины не хотелось.