Для молодого дипломата Хью Уилсона военный и послевоенный Берлин стал подтверждением того, что свое будущее надо связать со службой за границей, а не с семейным бизнесом в Чикаго. Незадолго до войны он решил посмотреть, на что похоже будет «несколько лет поработать дипломатом, для опыта и разнообразия». Он прошел экзамен в дипломатической службе, полагая, что всегда сможет вернуться к прежней жизни, если новая ему не понравится. Но тут изменился весь мир. После своих первых поручений в Латинской Америке Уилсон в 1916 г. отправился в берлинское посольство. Он проработал лишь несколько месяцев в городе, который был «словно в осаде против всего остального мира»: после этого США вступили в войну, и посольство было эвакуировано в Швейцарию специальным поездом. К тому моменту, когда Уилсон был снова направлен в побежденную Германию, он принял уже решение «применить каждый атом энергии и весь ум, какой у меня только есть», занявшись тем, что считал теперь делом своей жизни. Это стало вторым его путешествием в Берлин. В третий раз он попал туда в конце 1930-х, став последним послом США в нацистской Германии.
Уилсон со своей женой Кэт прибыл в Берлин в марте 1920 г., когда происходил Капповский путч: его события видели все американцы, что оказались тогда в здании посольства США в доме 7 на Вильгельмплац. Номинальным лидером мятежников был Вольфганг Капп, штаб которого располагался во дворце на противоположной стороне заполненной колючей проволокой и пулеметами площади. Это конкретное восстание быстро угасло, но Уилсону довелось посмотреть на целый ряд всплесков насилия, с весьма характерным немецким колоритом. «Мятежи, судя по всему, происходили на строго ограниченных территориях, это было частью правил игры, которой придерживались сами мятежники», отмечал он.
Уилсон также добавлял: «Мне самому случалось видеть уличные сражения с применением ружей и пулеметов», а в нескольких сотнях метров люди занимались своими делами, все было в полном порядке. В другом случае он видел из окна посольства, как тысячи «спартаковцев» (так тогда называли коммунистов) устроили протесты на Вильгельмплац, перед зданием рейхсканцелярии. Хотя демонстранты «выглядели разгневанными и ругались», он отметил, что никто из них не перелезал через ограждения газонов и клумб: это нарушало их ощущение порядка. Уилсона и других американцев, бывавших ранее в Германии, особенно поражали в Берлине постигший его заметный упадок и бедность. «Убогость Берлина тех времен непредставима. Все нуждалось в покраске и уборке, вспоминал он. Это был единственный период, когда я видел на улицах города скрупулезно чистоплотных людей брошенные газеты и грязь». Даже здание посольства, где жили многие его сотрудники, было в ужасном состоянии: крыша протекала при сильном дожде и при таянии снега. Поскольку Вашингтон регулярно отклонял просьбы выделить деньги на ремонт, Уилсон и коллеги молились, чтобы дождь пришелся на приезд сенаторов или конгрессменов и те увидели, насколько плохо обстоят дела.
Но это было ничто по сравнению с бедами местных жителей, среди которых были и искалеченные ветераны, ставшие уличными нищими. Блокада Германии продолжалась еще несколько месяцев после окончания войны, все становилось только хуже. Уилсон указывал, что «на каждой руке были видны признаки недокорма и болезней, особенно детского рахита».
Кэтрин Смит, известная также как Кэй, отмечала исключительную бедность жителей с самого момента своего приезда в Берлин в 1920 г., куда она прибыла со своим мужем капитаном Трумэном Смитом, новым помощником военного атташе. Подобно многим американцам, эта семья поначалу поселилась в знаменитом отеле «Адлон». Это была примечательная контрастом внешности пара: ей было двадцать лет, её рост составлял всего 5 футов, ему же было двадцать шесть, и он был 6 футов 4 дюйма ростом. Фасад отеля был изрешечен пулями, дырки от них были даже в холле, но в остальном, как отмечала Кэй, «интерьер выглядел роскошно, служащие отеля были очень вежливы, а холл полнился иностранцами». Но как только Кэй сделала шаг за пределы этого места, она в первый же день оценила его изолированность от окружающей жизни. Выйдя на прогулку, Кэй первым делом постаралась одеться модно. «Я выбрала бежевое с голубым муслиновое платье, бежевое пальто с лисьим воротником и, как обычно дома, дополнила это бежевыми замшевыми туфлями и чулками в тон к ним, а также голубой шляпкой» в таких подробностях она описывала свой гардероб. Выйдя из отеля, она пошла по Унтер-ден-Линден и задержалась посмотреть на витрину магазина с фарфоровой посудой. Внезапно она услышала сзади бормотание и, оглянувшись, увидела группу оборванцев, поглядывавших на нее и перешептывавшихся. «Я для них выглядела как марсианка», вспоминала она. Один из людей задал ей какой-то вопрос, которого она не поняла и на всякий случай сказала, что американка.
Ага! услышала она в ответ.
Кэй поспешила вперед, собравшиеся расступились, и она помчалась назад в отель, где переоделась из своего «совершенно неподходящего наряда» в простую черную одежду. «Это был очень странный и поучительный опыт», писала она.
Таким же опытом оказалось и переселение в квартиру. Во-первых, ей пришлось бороться с блохами, которых хватало по всему городу. Затем она наняла горничную и была крайне изумлена разговорами с ней. Раз девушка взяла тарелку с яйцом, которое не доел Трумэн, и спросила у Кэй, можно ли ей доесть. Кэй изумилась:
Но это же остывшее растекшееся яйцо! Зачем?
Горничная объяснила, что не ела яиц с начала войны. Когда Кэй разрешила ей есть столько яиц, сколько та захочет, девушка была ошарашена. В других домах слугам не разрешали есть ту же еду, что их наниматели, а продукты обычно запирались на ключ.
Пока Кэй внимательно наблюдала за социальными реалиями, Трумэн столь же усердно занимался исследованием политических перспектив Германии, не ограничиваясь военной частью своей работы. Это неудивительно, учитывая его личную историю. В 1915 г. он закончил Йельский университет (среди его одноклассников были весьма известные Дин Ачезон и Арчибальд Маклиш), в Первую мировую войну Трумэн служил в пехоте и был награжден Серебряной звездой за храбрость, он увлеченно изучал немецкий язык, германскую политику и историю. Как и Уилсон, он уже служил в Германии до того, будучи политическим советником при армии США в Кобленце, начиная с марта 1919 г. и до своего перевода в Берлин в июне 1920 г. Впоследствии он снова вернулся в Германию, уже в 1930-х гг., когда у власти был Гитлер. Его дочь Кэтхен уверена, что он стал бы профессором истории, если бы не бросил учебу в Колумбийском университете ради военной карьеры, которая заняла тридцать лет. Для иностранцев вроде Уилсонов и Смитов, приехавших в страну после войны, падение немецкой марки означало, что все становилось дешевле и дешевле: главное, надо было тратить деньги сразу после обмена валюты. «В конце победоносной войны все для них стало стоить смешные суммы, они жили роскошно и могли развлекаться сколько угодно», писал Уилсон. Вокруг хватало других иностранцев, готовых составить компанию, хотя само американское представительство по современным стандартам было очень маленьким. «Все посольства нанимали много персонала, жили роскошно. Правительства Альянса обеспечивали сотни иностранных офицеров и их жен, добавлял Уилсон. Их униформы были привычным зрелищем на улицах Берлина». В письмах Кэй Смит к матери и в её неопубликованных мемуарах описывается бесконечный водоворот дипломатических вечеринок и мероприятий. В приглашении на бал-маскарад, который Уилсон с женой устраивали в 1921 г. совместно с еще одним американским коллегой, был следующий текст: