Норма.
Да, Норма. Спасибо Альсада старался не потерять мысль. Так вот, он видел, как Норма Эчегарай возможно, не по своей воле выходит из здания, но и палец о палец ударить не соизволил! Просто сидел и смотрел на дверь, пока ты не приехал. А может, подсчитывал dolaritos[12], которые ему всучили, чтобы он в нужный момент отвернулся. Так что, как бы ты ни втирался к нему в доверие, сам он доверия не заслуживает если только ты мне не собираешься сообщить, что он слепой. Такой будет врать тебе в глаза, пользуясь тем, что ты уважаешь закон. Кстати сказать, с чего ты так всполошился? Я только задам ему парочку вопросов. Помада мне для этого точно не нужен.
С математикой-то у всех порядок, особенно у молодежи. Альсада всегда исходил из этого. Он где-то читал, что в Боснии люди сразу же после знакомства прикидывают год твоего рождения не из праздного любопытства, а чтобы понять, чем ты занимался во время войны. Мог ли по возрасту держать в руках оружие? И если да, на чьей стороне сражался? Даже Эстратико, прямой и честный Эстратико, и тот наверняка уже догадался, где был инспектор в 1970-е, каково было служить в полиции в те дни. Тут не надо быть семи пядей во лбу.
При всем уважении, сеньор произнес Эстратико чуть ли не со стыдом в голосе. Если мы пойдем на это, станем совсем как они.
Овладев собой, Альсада тихо ответил:
Сынок, ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
О, это молодое, смышленое, основательно подготовленное поколение до чего же Альсаде хотелось в него поверить. Но их чопорность, честность, их безукоризненное поведение выглядело несколько демонстративным. Пожалуй, непреднамеренно просто давала о себе знать их полная уверенность в собственной правоте. Эти ребята любили делать заявления о том, что закон един для всех и что все сложилось бы иначе, будь у руля они. Уж они-то точно ничего подобного не допустили бы.
А на самом деле тот же Эстратико и шагу не смог бы сделать без инструкций. Откуда ему знать, каково это допрашивать человека, которому нечего терять, или обнаружить зверя в себе самом и стянуть ему пасть намордником. Каково просыпаться от кошмара и понимать, что это вовсе не сон, а воспоминание.
Понятия не имеешь, повторил он.
Альсада наклонился вперед и похлопал Эстратико по плечу:
Ничего с ним не случится. Стой тут и смотри. Учись, как дело делается.
Доброе утро, сеньор. Я инспектор Альсада, произнес он и решительно протянул консьержу ладонь.
Но тот так и остался сидеть на стуле, скрестив руки на груди.
Ладно. Будь по-твоему.
Как пожелаете. Альсада придвинул поближе металлический стул, усеянный шрамами от наручников, и сел по другую сторону стола, напротив задержанного.
Тому на вид было лет тридцать. Точно не из Буэнос-Айреса. Индейские черты, так что, возможно, с севера. Эль-Чако?
Вы новости смотрите? Видели баррикады, протесты? А своими глазами? Я вот сегодня утром по пути на работу проезжал мимо такого. Жуткий хаос, правда? Знаете что
Я второму уже говорил. Пока мой адвокат не приедет, я буду молчать.
Ишь ты, помалкивать мозгов хватает, а забрать денежки и скрыться не додумался.
Консьерж положил руки на стол. Большинство людей в такой ситуации не отнимают рук от тела. Некоторые даже ноги скрещивают. А этот держится слишком уж уверенно. Чересчур спокойный. Видно, уже бывал в камере.
Кажется, кто-то меня невнимательно слушает. Альсада понизил голос. Ему живо представилось, как Эстратико прильнул к двери. Я тут с тобой не светские беседы вести пришел, дерьма ты кусок. О беспорядках я упомянул лишь по одной причине. Знаешь, сколько времени уйдет у твоего адвоката, чтобы сюда добраться?
Инспектор так и видел, как задержанный считает в уме. Альсада нисколько не сомневался, что в этой арифметической задачке на выживание консьерж не учтет двух важных факторов. Во-первых, время относительно, оно протекает крайне субъективно. Одна минута. Если ты думаешь, как выжить в пределах минуты, а потом следующей и так далее, еще не все потеряно. А вот если начнешь заглядывать дальше, то песенка твоя спета. А во-вторых, в допросных Буэнос-Айреса недаром нет окон. В итоге-то, конечно, сюда все же проникли и понаставили камер, но по зернистым пленкам мало что поймешь. Главное видимых следов не оставлять Эстратико наверняка не согласится с его методикой, но доносить на сослуживца не станет. Себе дороже.
Альсада выкатил грудь, поднял плечи до ушей, наклонил вперед голову. Точь-в-точь кот, готовый к прыжку. Он потянулся вперед, схватил правой рукой левую кисть консьержа и с силой притиснул к металлической столешнице. Глаза задержанного расширились.
Вопрос был риторический. По моим прикидкам учитывая демонстрации и все остальное нужно минут тридцать-сорок. И это если он немедля выехал из своей конторы. А теперь настоящий вопрос. Альсада крепче стиснул руку консьержа. Ты в курсе, сколько пальцев я переломал за свою жизнь?
Тот попытался высвободиться но тщетно. Вытянул вздувшуюся шею из форменного воротничка и сделал несколько шумных вдохов.
Я к чему клоню-то? Ты ведь уже в допросных бывал, правда? И знаешь, что в них происходит, тем временем продолжал инспектор. Но мы не шибко любим, когда ситуация выходит из-под контроля. Для нас это чревато неприятностями. «Демократия», понимаешь. Поэтому приходится соблюдать приличия. Вот почему в какой-то момент мой начальник запретил мне приходить в эти камеры. Представляешь? Альсада широко улыбнулся. Но сегодня тебе повезло: он слишком занят, раздает указания отрядам, которые сдерживают беспорядки, протестующие ведь уже на подходе к Каса-Росада. Он понятия не имеет, что творится в этих стенах. Так что пожалуйста, Альсада прочистил горло, не трать мое время понапрасну. Не хочу думать, будто ты нарочно меня раззадориваешь. А не то решу еще, что ты напрашиваешься в комнатку с раковиной Ты же в курсе, чего я хочу. Возьми ручку и пиши все, что придет в голову.
Консьерж посмотрел на ручку, лежащую на исцарапанной столешнице, а потом на свою левую кисть, побелевшую в пальцах Альсады.
Я левша, слабо запротестовал он.
Знаю, ответил инспектор, выпустил его руку и сел на свой стул. Он не стал объяснять, что люди в большинстве своем кладут вещи поближе к ведущей руке. Стакан воды, принесенный Эстратико, все же пригодился.
Консьерж торопливо схватил ручку и начал писать. То-то же. Альсада подался вперед, чтобы лучше рассмотреть. Три буквы и три цифры. Номер машины.
Это все?
Мужчина кивнул.
Машина приезжала к дому не впервые, так ведь?
Он снова кивнул.
И разумеется, вчера вечером, скажем после ужина, ты ничего особенного не видел, да? Никто не входил, не выходил?
Ничего необычного, сеньор.
Альсада не решился спросить, что же считается обычным в элитной многоэтажке.
Что ж, чудесно. А теперь выметайся отсюда. Инспектор поймал себя на том, что прикидывает возможное будущее консьержа. С крысами всегда одна и та же история. По своему опыту он знал, что стукачи открывают рот лишь потому, что считают себя умнее подельников. Думают, будто смогут уйти живыми. Исключений тут не бывает. Может, и нет нужды это говорить, но я скажу. Не дожидайся адвоката. Из отдела иди домой. Прямиком. Не заходя в кафе или к кому-нибудь в гости. Никому не рассказывай о своих планах. Собери вещи и отправляйся в приятный долгий отпуск. Уверен, у тебя найдется какой-нибудь двоюродный братец где-нибудь подальше от города, у которого можно будет залечь на дно, пока суд да дело.
Да, сеньор. У меня родня в Ресистенсии, подтвердил присмиревший консьерж.
Эль-Чако. Так и знал.
Альсада поднялся, скрежетнув стулом по бетонному полу, и вышел из допросной.
Проходя мимо Эстратико и Помады надо же, какой проворный, который не решился его расстраивать, Альсада сунул помощнику комиссара лист бумаги.