Олег Дмитриевич? Вы сможете сегодня приехать?
Постойте, нет. Этого не может быть, я разговаривал с ними сегодня утром, -всхлипывая и кашляя, вымолвил я, А вы мне что говорите! Это не мои!
Послушайте, я, конечно, вам соболезную и все такое, но у нас тут несколько тел ждет на очереди! Ваши или нет, прошу приехать сюда и на месте разберемся. У нас тут не гостиница, да и не в моих интересах вас обманывать, уж поверьте!
Хорошо, сейчас приеду.
Ушинского 10, постарайтесь до 17:00 успеть.
Хорошо. на том конце уже повесили трубку.
Я не хотел плакать, слезы почему-то сами вытекали из уголков глаз и неслись бурным потоком по моим щекам и, хотя я не поверил в сказанное, внутри что-то екнуло от одной мысли о том, что это могло произойти. Я видел их и говорил с ними сегодня утром, трогал их. Снова, уже обдуманные и переваренные мысли и чувства, по новому кругу вернулись ко мне, и я стал погружаться в них, не замечая, что делал тоже самое несколько часов назад. Опять вихрем боль и тоска разлетелись по моему телу и горячим воздухом омыли все мои конечности, так что испарина появилась на моей спине. Не может этого быть! Это точно ошибка. Нужно убедиться, ситуация сама складывается таким образом, чтобы я смог это сделать. Нужно быстро съездить в морг, как можно быстрее все выяснить и наконец успокоиться. Я сунул телефон в карман, как в тумане прошел в коридор, обулся, надел куртку и вышел.
Мысли путались и сновали из стороны в сторону в замкнутом пространстве моей черепной коробки. Ехать на автобусе или идти пешком холодно и долго, а мне хотелось как можно быстрее закончить этот поход, и я, спустившись, вызвал такси и стоял у подъезда в ожидании. Не в силах сосредоточится, я ходил взад-вперед, пошаркивая ногами и черпая старенькими ботинками грязный снег. Жаль, что я не курю, а то самое время. Руки слегка потрясывались, я был сильно возбужден, и по телу пробежала небольшая и неуемная дрожь, истерика перешла в хроническую стадию и слегка стихла.
На улице было пусто, только одинокая девочка гуляла с собакой возле дома. Собака эта радостно виляла хвостом, кружилась и весело прыгала, играя сама с собой и темным, истоптанным снегом. Вот бы и мне так, кружиться и скакать беззаботной собакой. Девочка заметила мой интерес к собачонке и дернув поводок смело двинулась прямиком ко мне. Она молча подошла и встала совсем рядом, а собака с любопытством начала меня обнюхивать. Такси что-то очень долго едет. У собаки был интересный приплюснутый нос и шелковистая не по погоде шерсть, а девочка как-то странно и пристально смотрела на меня. Где-то я уже видел этот взгляд. Пронзительный. Пугающий. Я невольно дернулся, и вместе со мной дернулась девочка, дернулся и поводок. Собака, обнюхав меня, потеряла интерес и стала уходить. По моему телу снова пробежали мурашки, но это был не конец. Немного отойдя от меня, девочка обернулась и сказала:
От вас дымом пахнет. Что-то горит!
В тот же миг в кармане громко зазвонил телефон, и машина такси повернула прямо к моему подъезду. Черт возьми, я оставил сковороду на включенной плите. Черт, черт, черт! Я пулей подлетел к подъезду, но дверь закрыта. Кто-то выдернул кирпичик и теперь нужно было искать ключ. Трясущейся рукой я шарил по карманам, вынул связку, открыл дверь, вызвал лифт, который сразу впустил меня. Тыкал на кнопку этажа столько раз, сколько было сил, и быстрее он, конечно, не поехал. Очень долго. Выбежал. Вроде бы гарью не пахло. Руки не слушались, а ключ никак не мог попасть в личинку. Ура, открыл. Прямо в обуви добежал до кухни, оставив кучу размазанных следов. Мать меня убьёт. И допрыгнув до плиты одним движением выключил ее. Сковорода раскалилась словно лава, от нее струйкой исходил черный дым, который затянул кухню, но повезло, что я не успел налить масла, иначе
Снова зазвонил телефон, но я был уже без сил. Снова незнакомый номер.
Алло.
Здравствуйте, это такси, стою у подъезда!
Да, я выхожу.
Мать его, что за день сегодня! Я рассыпался. Раскололся на части. Еще немного и впаду в дикое отчаяние, не смогу вообще ничего предпринять. Уходя, проверил еще раз все ли я выключил и только после этого спокойно закрыл за собой дверь. Лифт был на моем этаже, я спустился, снова пялясь на странную рекламу, быстро сел в такси и покатил в сторону морга. Меньше, чем через пол часа я буду на месте, и наконец-то все закончится. Надеюсь.
На том конце провода
Больница находилась довольно далеко от центра, за всеми этими событиями, время незаметно подкралось к вечеру, и народец хлынул на своих обледенелых, страшненьких машинках на улицы, дабы успеть без пробок попасть домой. Начинало темнеть. Водитель такси будто специально залез в самую гущу, выбрав маршрут, проходящий через деловые и офисные центры. Объездные пути я знал хорошо, а вот он видимо нет, и уперевшись в зад серебристой Лады, мы медленно продвигались от одного светофора к другому. Я сидел сзади и решил молча откинуть голову, постараться сейчас ни о чем не думать, попытаться не загнать себя в темный угол и доехать, сохраняя последние остатки хладнокровия.
Уткнувшись лбом в стекло, я смотрел, как укутанные люди торопятся кто куда: в столовые и кафе, чтобы успеть занять очередь за скверно пахнущим супом и дешевым пепельным кофе, в магазин за черствым батоном и пельменями, за детьми в сады и школы, может быть на вечерний матч или к друзьям на пиво. Все как-то двигались, будто в большом муравейнике, телефоны не выпускались из рук, люди сигналили друг другу, кто-то упал и бранил дворника за лед и снег на тротуаре. Все злились и нервничали, ерзали, бежали, опаздывали, суетились и метались все подчинялись хаосу. Однако верили, что хаос этот упорядочен и поддается контролю. Что за жизнь, хотя сам тысячу раз находил себя бегущим, а после стоящим в этой самой очереди за тем же самым кислым супом или дерьмовым кофе.
Такие правила игры. Однажды согласившись в нее играть, очень сложно вытащить себя и избавиться от азарта, перестать делать ставки и надеяться на зеро. Тут либо красное, либо черное. И вот ты снова у автомата. Ты на крючке, и с тобой можно делать все что угодно. Сначала ловко поймали, осталось выпотрошить, и хоть жарь, хоть соли. И чем больше и дольше ты играешь, тем сильнее начинает казаться, что все по-настоящему, что жизнь проста и понятна, а чем упорнее борьба, тем больше шансов перейти на новый уровень. Совершаешь безумные поступки, идешь по головам, лжешь, предаешь и все ради чего-то большего, лучшего, вечного. Будто получив это, мы наконец избавимся от того, что нас душило, слезем с крючка и наконец будем счастливы. И отрыть глаза, замереть на секунду, понять суть совершаемых поступков и происходящего вокруг нам дано лишь достигнув точки невозврата, когда, оглянувшись, понимаешь все снова не так. Никогда нам не достичь своих же идеалов, а все большое, что нам мерещилось оказывается не чем иным, как той же самой кучкой навоза, которая и без усилий была у нас. И от безысходности мы продолжаем висеть на этом крючке, продолжаем играть и соглашаться жрать все дерьмо этого мира, лишь бы оно было дешевым, а еще лучше бесплатным. Лишь бы только нас не тронули и не отобрали последнего наших пустых иллюзий.
Время шло медленно, казалось, оно тоже встало в пробку, но мертвецы же не убегут и я, отпустив грузные мысли на самотек, закрыл отяжелевшие глаза и погрузился в дремоту. Я устал. Проснулся я, когда щетинистый водитель потряс меня за руку.
Брат, приехали. У меня заказ новый, выходи, люди ждут!
Ни гвоздя, ни жезла, как говориться! Я выполз с тесного сиденья, и до центрального входа в больницу было метров сто. Пригревшись в машине так, что ледяная улица пробрала меня до дрожи, я, поджав плечи, не спеша и боясь поскользнуться, направился туда, мысленно готовя себя к приключению, коих в моей жизни еще не было. Я терпеть не мог больницы, хотя не знаю кому в России вообще может нравиться в них бывать, кроме бабулек, которым от нечего делать дай потолкаться в узких пропахших спиртом и хлоркой коридорах, и в очередях в кабинеты, что являются главным информбюро. Смесь страха, пренебрежения, или даже отвращения бурлили во мне в момент, когда я открывал дверь.