Поздним ноябрьским утром, на пешеходном переходе через дорогу, наискосок от церкви «Всех Святых в земле Российской просиявших» ангел и Павел Андреевич должны были расстаться навсегда.
Свидетелями этого происшествия стали молодая мать с мальчиком пяти лет, две вороны, церковный голубь и жизнерадостная девица за рулем красномордой «Мазды».
Павел Андреевич обычно дорогу переходил осторожно. Как ещё мама в детстве обучила. Он смотрел налево, потом направо и после обязательно неспешно, переходил улицу.
Так было и в этот раз. Павел Андреевич совершил ритуал и ступил на проезжую часть. Ангел на плече совсем притих и съёжился.
Девица за рулём уткнулась в телефон и хохотнула, прочитав сообщение.
Мама мальчика выпустила его руку и начала быстро набирать смс-ку.
В этот момент ребёнок заметил голубя и радостно гикая побежал к нему.
Мимо «Мазды» мелькнул жёлтый, почти светофорный всполох курточки, и девица ударила по газам.
Голубь был уже старым и неповоротливым, к тому же он просто растерялся от шума и натиска, и вместо того, чтобы взлететь, грузно прыгнул с бордюра на дорогу.
И тут в жизни Павла Андреевича и Барба случилось третье чудо.
Ангел сорвался с плеча и метнулся наперерез машине.
Он летел, в сиянии перьев, напрочь забыв о крыльях.
Павел Андреевич тоже не мешкал. Он прыгнул, подхватил ребёнка на руки и, уже в падении, наподдал растерянному голубю под хвост.
Машина вильнула, резко взвизгнув тормозами и врезалась в бордюр.
Девица выскочила из-за руля и заорала на них благим матом. На сидении тренькал забытый телефон.
Павел Андреевич и ангел сидели на обочине, и приходили в себя. Рядом вздыхал онемевший голубь.
На газоне под липой голосили непутевая мамаша и испуганное дитя. Высоко в небе парили их ангелы, увлеченные криками перелётной стаи.
Далёкие и прекрасные, как и положено ангелам.
Барб привалился к такому родному ему правом плечу Павла Андреевича и чему-то улыбался.
Кто видел ангела без крыльев?
Кто вообще видел ангелов?
И тем не менее, ангелы существуют.
Они рождаются, живут и уходят вместе с нами.
Улита Горлич
Он, Она и Снег
Он
Казалось, что холод выстуживал окна
Снежинок поющая медь
Свой стук рассыпала, натужно и плотно,
Стекло заставляя звенеть
Две легких ладони озябшие птицы
Сомкнулись, окончив полёт
Тянул к себе, с жадною лаской напиться
Горячий испуганный рот
Она
На серебристо-сером фоне
Жил снега пляшущий обман
Мои замёрзшие ладони
Ты осторожно целовал
Какое будет наказанье?
У зимней комнаты в плену,
Я твоё тёплое дыханье
В ладонях бережно храню
Снег
Ангел седьмой, утренний
Елена Щуревич
Белых яблонь дым
Дверь открывали долго, по очереди. Геля нервно тыкала ключом в замочную скважину, повторяя про себя: «Чертов замок, чертов замок» Инна выдернула из неумелых Гелиных рук ключи, даже умудрилась вставить толстый рыжий ключ в замочную скважину, но безрезультатно. Анна Петровна безучастно наблюдала за неудачами подруг, потом, будто опомнившись, спросила: «А, может, дверь не закрыли? Когда когда уходили». Геля виновато отвернулась, Инна зло толкнула дверь, и все очутились в прихожей.
Анна Петровна прошла, обутая, опустилась в кресло в гостиной и устало закрыла глаза. «Вот и все самое страшное позади».
Знаешь, она посмотрела на Инну, которая уже успела снять пальто и деловито принялась расхаживать по гостиной, прикидывая, что тут нужно сделать, чтобы привести комнату в порядок после похорон Виктора. Знаешь, я все боялась как я войду сюда потом? А вошла и вроде бы ничего.
Привыкнешь, Инна ободряюще похлопала ее по худому плечу. Пока я тут, у тебя, поживу все равно у меня отпуск.
Отпуск Инне никто не давал, но это было неважно. В конце-то концов, работа корректора не являлась для нее чем-то ценным, да и офис находился на самом краю города так что, Инне было все равно, что подумают о ее внезапном исчезновении на работе. А телефон она отключила еще позавчера как только узнала, что Вити больше нет.
При всей своей простоте эта мысль все еще казалась Инне нелепой. Дней пять назад они договорились, что за выходные вычитает его свежую статью о «О чем же должна была быть статья? Забыла» Инна поморщилась, как от зубной боли: «Все стала забывать Вот, забыла, про что статья».
Инна ушла на кухню, поставила чайник на плиту, потом заметила, что рядом стоит электрический чайник, но включать не стала от горелки в просторную профессорскую кухню пошло тепло. Она открыла окно, вдохнула холодный осенний воздух деревья в саду еще щеголяли обильной золотой листвой. Инна закурила, и впервые за эти два дня ей стало на самом деле больно и тошно от того, что Виктора больше нет.
Инна была одноклассницей и верным товарищем студента филфака Вити Иванова, а затем профессора, доктора филологических наук Виктора Вениаминовича Иванова. Она была старшего него почти на 2 года потому что из-за затянувшейся болезни осталась в каком-то классе она уж и не помнила, в каком на второй год, а Витя пошел в школу шестилеткой. Дружба их длилась больше половины Инниной жизни, наверное, поэтому сейчас Инна чувствовала себя как портной, у которого кто-то внезапно отхватил ножницами бОльшую часть ценного дорогого полотна.
Анна Петровна забралась в кресло с ногами. Спрятала даже туфли под длинную синюю юбку (черной в ее изысканном гардеробе не нашлось). Ее знобило с самого утра, а после кладбища и вовсе было ощущение, что тело впало в оцепенение и перестало слушаться. «Если заплакать, должно стать легче наверное». Но плакать пока не получалось. Она знала, что слезы придут позже, вместе с истерикой и с головной болью. Внезапная смерть мужа от сердечного приступа не укладывалась в ее сознании. Их брак, достаточно поздний (когда они встретились, им обоим уже было около тридцати), был обдуманный и взвешенный практически идеальный. Кроме того, она всегда была уверена: они оба чувствовали, что удачно дополняют друг друга. Единственный сын Сева учился в США. Сын, на удивление, вырос к гуманитарным наукам неспособным, зато блистал талантами в науках точных. Прилететь на отцовские похороны не смог слишком далеко. Анна Петровна сама настояла на том, чтобы он не срывался и не прилетал какой смысл? Отца не вернуть. Воспоминание о сыне было теплым. Анна Петровна почему-то вспомнила, как однажды Виктор уже именитый профессор взял его на какой-то свой литературный научный сход. Сын-школьник высидел там полдня, а когда вернулся, сказал: «Ма, я там, честно говоря, ничего не понял. Но папу знают все. И еще за ним толпой девушки разные ходили. Типа, чтобы автограф на его книжке получить». Девушки эти восторженные влюбленные студентки-аспирантки Анна Петровна устало откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. «Боже мой, боже мой как же я буду теперь одна? Без него?». Где-то глубоко внутри, (наверное, будь Анна Петровна человеком верующим, она бы подумала что именно там, где должна быть душа), что-то больно закололо, заныло, замерло, и Анна Петровна поняла, что так теперь будет всегда, и впервые за этот кошмарный день тихо заплакала, уткнувшись в острые колени.
Всхлипывания Анны Петровны донеслись и до кухни. Инна поморщилась, захлопнула окно и стала заваривать чай. Добавила мяты, душицы, тысячелистника, которые собирала сама летом в одном из своих одиноких паломничеств в тайгу. То, как горюет Витина жена (слово вдова пока не приходило ей на ум), Инна воспринимала ровно, без особенной жалости. Когда Виктор познакомил ее со своей невестой, Инна подумала, что даже самые умные, нет, даже гениальные мужчины поразительно примитивны, выбирая в жены женщин красивых, но бесполезных. Как показали годы, Инна не ошиблась: Анна была, по ее мнению, женой никуда не годной готовить не умела, за чистотой в доме следила неохотно, о душевном покое мужа не слишком заботилась. Бесспорной Инна признавала лишь породистую красоту и грацию Витиной жены. Высокая, стройная, с изящными руками, ушками и щиколотками Анна была удивительно хороша собой ее четко очерченный профиль, нос с легкой горбинкой и широко поставленные серые глаза так и просились на портрет в витой позолоченной раме. Тогда, после первого знакомства, Инна не смогла промолчать и откровенно и резко высказалась относительно выбора друга: «Всю жизнь будешь за ней ухаживать, пылинки сдувать, а она будет капризничать и привередничать».