Надевать протектор шеи во время тренировки необязательно, это излишняя мера предосторожности, отозвался, не выдержав давления, подросток. Боковым зрением было видно, что его нога за коленным щитком подергивается от подавленного волнения. Мы все об этом знаем.
Хэнк снова замкнул руки на пояснице, перехватив каждую в области локтя, такой привычный жест. С ним он как будто успокаивался.
Ты делаешь так, как я тебе говорю. Или по моим правилам, или вон с поля, у меня простая и доступная политика.
Ему незачем было убеждать другими словами, ругаться или беситься вылететь из лиги здесь не хотел никто, а для большинства это вовсе было страшным сном. Дезмонд помедлил (подчиняться сразу же было нельзя, это роняло его в глазах приятелей и аннулировало сам факт сопротивления), затем пробурчал себе под нос «черт с тобой», вынул из-под нагрудника и нарочито небрежно нацепил на шею защитное «ожерелье», лишь бы от него отстали. Весь его вид, в особенности поза, выражали высшее недовольство свершившейся несправедливостью.
Хэнк мог бы заставить его зафиксировать протектор, как следует, но не стал этого делать по двум причинам. Первая: Дезмонд уже достаточно перед всеми опозорился, посягнув на альфу как самый старший в группе (что естественно и неизбежно в поведении взрослеющих мальчиков) и потерпел поражение, дальше гнуть палку было нельзя, Дез может просто возненавидеть его за это. Вторая причина: надевать протектор на тренировку действительно было необязательно в той же мере, как надевать бахилы, когда приходишь к кому-то в гости, это мера предосторожности, на которой настаивал Хэнк, на самом деле не стоила такого принципиального внимания, но свою роль нужно было доиграть до конца.
Ты что-то хочешь мне сказать? уточнил Хэнк, и ледяная крошка фонтанчиков брызнула из-под лезвия его конька (обычно этот жест обозначал, что тема закрыта).
Нужно было мягко, но результативно задвинуть на месте взбунтовавшегося мальца, иначе дисциплина в команде неприятно пошатнется, а потерять ее хуже, чем потерять одного игрока, пусть и талантливого. Потерять дисциплину означало остаться без команды вовсе.
Нет, сэр.
Ладно. Всем тридцать кругов вдоль борта в качестве разминки. И не забудьте показать мне подсолнухи.
Шеренга застонала от досады к явному удовлетворению тренера. «Показать подсолнухи» на личном сленге Хэнка означало ехать, подняв клюшки высоко над головой обеими руками, как будто изо всех сил тянешься к солнцу. Уже столько раз они начинали тренироваться без этих изнуряющих упражнений, просто вбрасывали шайбу в центре поля и начинали игру, а тренер следил и делал замечания, давал советы, объяснял отдельные ситуации с профессиональной точки зрения, запоминал слабые места каждого из них, чтобы в дальнейшем проработать. Но сейчас Хэнк пошел на принцип, а это значит, отвечать за чужую оплошность будут все.
Ну спасибо тебе, Дейзи, прошипел Мэрион и ударил клюшкой по локтевому щитку Дезмонда, отчего тот заметно вздрогнул. Стук дерева под тонким слоем стекловолокна был призван выразить возмущение и отлично справился с задачей. Остальные последовали примеру Мэриона, чтобы сбить раздражение на его виновнике.
Мальчики нехотя приступили к исполнению воли тренера. Перехватив клюшку за два конца и вытянув над головой, словно гриф от штанги, вереница лениво заскользила по периметру площадки размерами двести на восемьдесят футов, медленно набирая скорость, как разгоняющийся товарняк с бело-лиловыми вагонами. Поза, непривычная и неудобная из-за особенностей формы, мешала сохранять равновесие, но мальчики держались молодцом, демонстрируя великолепно дрессированный вестибулярный аппарат, что не могло не понравиться Хэнку. Хотя сейчас, недовольные и запыхавшиеся, они не подозревали, что именно благодаря усилиям и жесткости его методик в недалеком будущем смогут ездить даже задом-наперед с закрытыми глазами. Правда, не все из них этому научатся.
Тянемся к солнышку, мои маленькие подсолнухи. Выше, повыше, да, комментировал не без злорадства тренер.
Дезмонд ехал, сцепив зубы и выслушивая благодарности от всех, кто обгонял его. Сейчас он думал о том, что его нелепая выходка стоила команде лишних двадцати минут, потраченных не на игру, а на отбывание наказания за его дерзость. Не нужно было перечить тренеру, чего добивался?
Держимся ближе к борту, расстояние себе не сокращаем. Живее, девочки, живее, тянем носочек! подгонял Хэнк, нарезая легкие овалы в центральной зоне, откуда видел каждого как на ладони, покажите мне ваше рвение к победе. Он подгонял их так, словно и сам хотел, чтобы эта бессмысленная процессия, наконец, закончилась, и все бы приступили к реальным делам.
Некоторое время спустя раскрасневшиеся игроки, стараясь привести дыхание в норму, вновь выстроились перед тренером нестройной линией. Теперь по ним было видно, что урок усвоен, и ближайшие несколько месяцев никто не рискнет показывать свой характер. Чтобы инцидент скорее забылся, Хэнк больше ни разу не упомянул о случившемся и ничем не намекнул. Его отношение к Дезмонду не изменилось ни в худшую, ни в лучшую сторону, осталось таким же, как было прежде. Сейчас требовалось сфокусировать внимание мальчишек на чем-то другом, чтобы пережитый негатив не отложился в их самочувствии и не повлиял на тренировку.
Хэнк отлично держал баланс не только на льду, но и между кнутом и пряником, а еще понимал поведение и логику детей, с которыми много лет работал. Поэтому он зарекомендовал себя в статусе лучшего хоккейного тренера Саутбери, а может, и всего Нью-Хэйвен. В юности он тоже играл. С его физическими данными и никогда не подводящим чутьем у него могла бы сложиться фантастическая карьера. Но, как часто случается в этом жестоком спорте, в двадцать три года ему пришлось покинуть поле из-за тяжелой травмы. Несколько лет спустя, поборов депрессию, алкоголизм и ненависть к себе, Хэнк вернулся на лед в новом статусе.
Мальчики, которых он брался тренировать, в скором времени показывали головокружительные результаты. Он указывал другим путь, по которому сам уже не мог пройти, но именно это занятие открыло ему второе дыхание и помогло окончательно смириться с новым порядком вещей. Он не может больше играть, он один, ну и хрен с ним, ведь теперь благодаря ему столько десятков парней выходят на поле как будто бы вместо него, и тренер любит их, переживает за их успехи и ошибки, как за свои. Если бы он продолжил играть, столько счастья у него бы не было. А тут как будто бы новая огромная семья, где каждый как ты сам когда-то давно.
А ну, выровнять ряд, спокойно сказал тренер, и мальчики послушно засеменили лезвиями по льду, радуясь, что его настроение изменилось, и теперь все будет, как и должно было быть с самого начала, если бы не чьи-то выходки. Плата уплачена.
Сет и Хьюго, пару шагов вперед. Вот так. Остальные, посмотрите на них, Хэнк сделал паузу. Ни для кого на этом поле не секрет, почему я сейчас выбрал этих двоих, правильно? Дэймон, почему?
Два сильнейших игрока, сэр.
Правильно. Бомбардир и ровер. Оба сильные и талантливые. И оба такие же, как вы, остальные игроки. Что я имею в виду? Что значит такие же, как мы? Так вы подумали сейчас. Я хочу, чтобы каждый из вас услышал меня и осознал: здесь, передо мной, вы ничем не отличаетесь друг от друга. За пределами поля вы можете быть кем угодно, хоть в обосранных портках ходить, но как только вы надеваете форму и выходите на лед, вы уже другие люди, равные друг другу по дисциплине и потенциалу. Ни для меня, ни для кого-то еще среди вас нет лучших и худших, слабых и сильных, способных и нулевых. Вы идентичные игровые единицы с одинаковым набором данных и способностей, как в видеоигре. Каждый может все то же, что может другой, это лишь вопрос времени и обстоятельств. Вы материал, а я пытаюсь пробудить задатки, которыми вы точно обладаете, но не у всех хватает духу, а может, и желания, нащупать их в себе и выпустить. Поэтому, только поэтому, не все играют так, как эти двое, которых вы считаете лучше себя. Вам удобнее так считать. Удобнее делить группу на ведущих и ведомых. Неправильный подход, особенно здесь, на льду, в корне неправильный. Знаете, почему? Когда ситуация будет зависеть от кого-то из вас, тех, кто считает себя хуже, слабее, вы ничего не сделаете, потому что понадеетесь на тех, кто делает это за вас всегда. На тех, кто якобы лучше, быстрее, сильнее. Но правда в том, что такими становятся, когда действуют сами, а не ждут подмоги. Да, не все играют, как эти двое, но это не значит, что у вас нет таланта, нет возможности стать такими же. Если бы я его в вас не увидел, вы бы здесь не стояли. Мне нужна вся команда из таких игроков, как Уивер и Ридли. Каждый из вас потенциально способен на все. Запомните мои слова: всю жизнь за пределами арены вам будут внушать, будто вы отличаетесь от других, будто вы хуже или лучше кого-нибудь. Здесь я говорю вам, что это дерьмо собачье не стоит вашего внимания. Нельзя выходить играть в хоккей и надеяться на победу с такими убеждениями, они рождают зависть, неуверенность в себе, а это разрушает командный дух. Стоит ли мне озвучивать, что такая команда никогда не добьется успеха, или это и так понятно?