Энд ху ар ю?
И энд тебе, хипарь, и ху! Не видишь?! Дед Мороз! пошутил Вадим, затем уточнил о девушке:
Жить будет? на удручённое покачивание парня головой, с облегчением добавил:
Вот и славно, грустный хипстер39 тут же откликнулся на вызов по «блю-туз» мобильного телефона:
Да! Весь во внимании, вышел в коридор больницы, аккуратно прикрыл за собой дверь палаты.
Привет, Жорик! без особой радости ответил он по мобильнику. Почему такая срочная срочность? Дай сам догадаюсь! Как всегда, в «жэ»? В большой «Жэ»? Понятно! Нет, сегодня временно свободен, как рыба в пересохшей луже. Могу подъехать, утешить друга. Сам утешусь. Литра на два. Жди. Через часок другой буду.
Без стука в дверь, Вадим вновь решительно вернулся в палату, под изумлённым взглядом патлатого парня обложил на постаменте кровати мумию девушки яркими, мягкими игрушками из мешка, выставил цветных уродцев на подоконник, оставшихся вывалил в свободное кресло. С радостью заметил на прикроватной тумбочке россыпь тонких браслетиков, свитых в спиральку. Точно такой же браслетик с изумрудным, лаковым покрытием он нашёл на проезжей части на месте происшествия. Значит, реально, браслетик был с руки незнакомки. Пусть останется талисманом неразделённой и фатальной любви.
Вадим легкомысленно фыркнул своим бредовым фантазиям, привычному юмору отъявленного ловеласа. Глянул на пострадавшую с состраданием, убедился, что дышит она глубоко и ровно. Полюбовался весёлым, ярким видом преображённой больничной палаты.
Другое дело. А то он трижды поплевался через левое плечо. Белым-бело, как в м-мор-р-р в реанимации, и обратился к парню. Сам кем будешь? Друг, любовник, жених, муж?! Э-э-э! на неопределённое, отчаянное мотание лохматой головы незнакомца возмутился, продолжил иронизировать:
Моя-твоя не понимайт! Окэ! Ху ар ю? Жених? Бойфрэнд? Хазбенд? Фри лансер?
Ай эм? смущённо просипел парень. Ноу. Айм э стьюдент. Фром Эмерика.
Э студень фром Америка. Понятно, зло пошутил Вадим, с нескрываемой неприязнью вдруг заявил:
Знаешь, что мне в вас, америкосах, категорически не нравится? Нет? Не знаешь? Всё не нравится! Буквально, всё раздражает! И что суёте своё рыло, куда не просят! Всех доите и всех уже достали! При всём том, что вы, паразиты, должны бабло всему миру! У вас самый безумный, огроменный государственный долг! Будешь отрицать? Не-е-ет! То-то и оно! Не будешь! Вы обобрали весь мир и не собираетесь отдавать долги! Вы транспаразиты! Всемирные кровопийцы! Вы же, блин, весь мир подожгли! Вадим примолк, передохнул от возмущения, увидев круглые от ужаса глаза американца, сделал паузу, успокоился, вернулся на путь мирных переговоров. Ладно, миру-мир! Временно! Покой всем только снится! Но если конкретно, мне совсем не нравятся ваши дурацкие артикли: «э» «зэ». Вы что, совсем тупые? Без артиклей разобраться не можете, где определённо, где нет?
Ви очьень много говорьили. Я ничьё не понял, признался парень. Ви о чьём?
Обо всьём! Об вашем. Наглом, тупом тоталитаризме паразитизме! Андерстенд? беззлобно издевался Вадим над американцем. Учи русский язык, парень. Скоро всем пригодится! Всему миру. Миру прочный мир! А не вечная война! Понятно?! Так и передай в своём бараке! он указал рукой на перебинтованную мумию девушки и нагло заявил:
Девушке скажи, когда придёт в сознание, что я её невыносимо люблю! Категорически обожаю! Понял?! Так и передай! Ай лав хё! Андер-р-рстенд? напирал он грозно на букву «эр», как поэт и бард Высоцкий.
Уот?!! удивился ещё больше американец.
Вот-вот! Так и передай! Лю-блю-блю-блюз! Небесный, романтический блюз! Как зовут тебя, неприятель? Вот из йо нэйм?!
Май?! Джошуа!
Не май! Нынче март, дружище. Езжай-ка, Джошуа, в свою распрекрасную Америку, живи в кредит, спи в картонном домике, играй в американскую лапту, езди, смотри там у себя памятники самым большим в мире сковородкам и клубкам ниток! Бред Пит и Шварценеггер! наговорил Вадим отменных глупостей и почти успокоился.
Лапту? не понял Джошуа.
Вадим раздражённо отмахнулся рукой, вышел из палаты.
Дэбил! бросил он, не обернувшись. Уот идиот! Такую прекрасную девушку чуть не угробил!
К вечеру похолодало. Серое небо накрыло весенний город непроглядным, влажным ватником разнорабочего, промасленным, вонючим, прогорклым.
Вадим выбрался на крыльцо больничного корпуса, вдохнул вечерний воздух, поперхнулся от смрада. Обмахнулся красной папкой с бумагами, как веером, избавляясь от затхлых, тошнотворных, больничных запахов, меняя их на привычный смог городских улиц и дворов. Не вспомнил, что папку с собранными листами курсовой работы собирался вернуть владелице, студентке второго курса Вележевой К. М. Сильно расстроился из-за наличия ухажёра-американца. Увидел за оградой больницы, через дорогу напротив, светящуюся вывеску «Продукты», оживился, направился к магазину.
В Новых, давно постаревших Черёмушках, микрорайоне всеобщего соцоптимизма недавнего прошлого, среди панельных, облупленных «хрущоб», Вадим с трудом отыскал, зажатый новостройками, развороченными стройплощадками, серый, кирпичный дом послевоенной постройки.
На сухой, приглушённый треск входного звонка, дверь, обитую старым, рваным дерматином, открыл хозяин холостяцкой берлоги Жорик, растрёпанный, неухоженный старичок двадцати пяти лет от роду. Типичный неряха, лентяй и неудачник, вечно сетующий на судьбу, терпеливо ожидающий дармовых подачек от жизни. В драном, протёртом в некоторых местах до сита, махровом халате Жорик тянул на образ литературного раба, погрязшего в халтуре на поприще примитивного чтива с бумажными обложками. Вадим торжественно предъявил школьному другу дорогущую бутылку водки, громко воскликнул в подъездной гулкоте:
Служба спасения! Вызывали?
Жорик сморщился, прижал палец к губам, продолжил раздражённо разговаривать, будто сам с собой, удерживая трубку старого радиотелефона между плечом и ухом. Скорчив извинительную гримасу ещё раз, он пожал гостю руку, жестом пригласил войти.
Бред! Клара Ванна! Что за бред вы несёте?! Вы же серьёзная женщина, ответственный работник! возмутился Жорик в телефон. Вся дирекция, бухгалтерия украдкой зарплату получает, какой уже месяц?.. Обманываете! Третий! Я точно знаю! Выяснил у доверенного лица! А сотрудникам? Лапу сосать?! В суд на вас подавать?! Хорошо! Завтра начну сбор подписей! Будем подавать коллективный, гражданский иск, а затем уголовный! Жорик вяло нахмурился, как безвольный человек, который скорее руки на себя наложит от безысходности бытия, чем хоть одну бумажку подпишет, обличающую коррупцию «высокого» начальства. Хозяин холостяцкой берлоги раздражённо пиликнул клавишей «отбоя», сунул радиотелефон в карман халата, пояснил Вадиму:
Зараза! Трубку бросила, заметил в другой руке печального гостя пухлый пакет с продуктами, смущённо улыбнулся.
Спасибо за жрачку. С голоду не дохну, но Представь, с января зарплату не выдают! пояснил он.
Прошлого года? уточнил Вадим.
Поза прошлого! горько пошутил Жорик, с отчаянием добавил:
Поза нищего научного работника. Так-то, брат! Март на дворе! Можно так жить?!
Несколько заторможенный, рассеянный после всех неприятностей и катаклизмов прошедшего дня, обутым, Вадим прошёл в крохотную кухонку неприбранной холостяцкой квартирки. На правах закадычного друга, по-хозяйски поставил у газовой плиты прозрачный пакет с продуктами. Сквозь полиэтилен пакета просвечивала, оттопыривалась пухлая красная папка с мятыми, перепачканными бумагами чужой курсовой работы.
Гость торжественно выставил на стол бутылку водки, вытащил из нагрудного кармашка пиджака цветные бумажки двух сотен евро, пожертвовал бедствующему другу, как бы мимоходом, выложил на холодильник.