Скоро местность была расчищена, и я наконец-то увидел того, кого в мире людей звали Лютиком. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, на узкой полоске то ли мокрого песка, то ли прибрежной грязи, отделяющей берег того света от вод реки Смородины. Фигура змееныша явственно отбрасывала тень, а ноги оставляли на берегу четкие следы. Все это значило, что для Лютика не все еще было потеряно и все еще оставалась пусть и слабая, но надежда на его возвращение в мир людей.
Я сосредоточил все свое внимание на этой полупрозрачной человеческой фигурке и сразу же оказался лицом к лицу с заблудшим. Так действовали законы этого мира: стоило только задуматься о чем-то, и ты сразу же оказывался рядом с предметом своего размышления. Оказавшись лицом к лицу с потеряшкой, я пристально посмотрел ему прямо в глаза и длинно выдохнул в самое лицо. Наверное, со стороны все это могло показаться странным, но все получилось как нельзя лучше: Лютик вдруг поперхнулся, резко зажмурил глаза и зашелся в сухом лающем кашле
Лютик
Когда я очнулся от забытья и огляделся, то обнаружил себя стоящим на прибрежном песке какой-то реки. Это было довольно странное ощущение: я хорошо чувствовал и себя и свое тело, хотя при этом, сколько бы ни старался, так и не смог разглядеть ни своих рук, ни ног. Я ощущал зыбкость прибрежного песка и поэтому твердо знал, что стою на своих ногах, к тому же, у меня резко саднили порезы на лбу и руке. Я приписал все эти странности последствиям своего недавнего ранения и перестал обращать на них внимание, стараясь сосредоточиться на том, что это за место и как мне отсюда выбраться.
Местность, в которую я попал, была довольно унылой и однообразной. К тому же, она совсем не просматривалась из-за сгустков серо-бурого тумана, висевшего повсюду неряшливыми клочьями. И несмотря на то, что никакого ветра я не ощущал, эти клочья двигались, и двигались они явно в мою сторону, вызывая неприятное чувство брезгливости и тревоги.
Вдруг коричневую мглу разорвала вспышка яркого света, и в этом светлом пятне показалась ослепительно белая фигура человека, идущего в мою сторону. Рассмотреть его более подробно почему-то не удавалось: глаза моментально уставали, и взгляд ускользал в сторону. Человек а это явно был человек рассекал мутные хлопья тумана какой-то горящей палкой, а может быть, молнией, и грязный воздух истошно визжал и светлел под его ударами. Потом он вдруг как-то неожиданно быстро оказался передо мной, совсем рядом можно сказать, что нос к носу, и длинно выдохнул мне прямо в лицо. Смрад от его дыхания был настолько омерзителен и невыносим, что я даже задохнулся от отвращения и, задержав дыхание, как можно сильнее зажмурил глаза.
Мара
Юноша резко распахнул глаза, и я сразу поняла, что тону.
В детстве мама часто внушала мне: «Запомни, дочка: рыба ищет, где глубже, а человек ищет, где рыба. А поскольку большая рыба ходит на глубине, то чем глубже проникнешь ты в бездну хлябей небесных, тем достойнее будет твой улов. Самой тебе на такое не хватит ни сил, ни способностей, и только мужчина сможет вывести тебя на безмерную глубину или высоту это уж как посмотреть. Только он, один-единственный в целом мире, способен сделать тебя по-настоящему цельной женщиной, достойной зваться Дочерью рыбака».
Я морщила свой лобик, пытаясь понять то, о чем мне постоянно толковала моя мать, и наивно расспрашивала ее, пытаясь как можно больше узнать о том, как он будет выглядеть и как я смогу узнать его и не перепутать с кем-то другим.
В ответ на мои детские расспросы мама только смеялась и говорила: «Не бойся! Придет твое время, и тогда ты все сама узнаешь и поймешь. Только не растрачивай себя по-пустому! И поверь мне, что однажды ты обязательно встретишь своего суженого и поймаешь на себе его взгляд. И по этому взгляду ты его и узнаешь! А дальше все будет очень просто: лишь только ваши глаза встретятся, как вы оба в тот же миг почувствуете незримую серебряную нить, что навечно связала обе ваши половинки в одно-единое целое. Почувствовав эту чудесную связь, ты, дочка, уже не сможешь оторвать своего взгляда от его глаз и полностью, без остатка, растворишься в них. И тогда ты утонешь, а он просто утянет тебя за собой, и там, куда ты последуешь за ним, ты познаешь миры и пространства, о существовании которых до той поры даже и не подозревала».
Поначалу все шло точно так, как и предсказывал Ведун. Время шло, солнце совершало свой ежедневный ход по небосводу, и холодное тело змееныша, как его называл Ведун, немного согрелось от моего тепла. И, несмотря на то что оно по-прежнему оставалось неподвижным, труп уже собою не напоминало. Вокруг было необычно тихо: казалось, что все замерло в напряженном ожидании треска от разрыва Ткани мироздания. Ничего не менялось. И только тогда, когда солнце уже склонилось за горизонт, в закатных сумерках по угасающей полуживой плоти пробежала судорожная дрожь, как будто бы человека передернуло от омерзения. Юноша резко распахнул глаза, и я сразу поняла, что тону.
Но дальше все пошло совсем не так, как задумывалось изначально. Оживший было Лютик почему-то не смог выдохнуть из себя мертвецкий дух. Он широко и натужно разевал свой рот, содрогаясь в бесплодной попытке захватить в себя хотя бы глоток свежего воздуха, но его легкие были уже до отказа переполнены потусторонней пылью, от которой грудь его буквально распирало и которую ему не хватало сил выдохнуть из себя. Новорожденный своими резкими, судорожными движениями буквально разметал подстилку из жгучей травы, он бился на своем каменном ложе, как рыба, выуженная из воды и в предсмертной агонии задыхающаяся в чуждой для нее среде на чужом берегу. Казалось, что еще немного, и он непременно разобьет себе голову о черный камень скалы, или его грудь, так и не справившись с распирающим ее потусторонним духом, просто лопнет от непосильной натуги.
Нужно было срочно очистить от смертной пыли хотя бы малую часть легких моего суженого, чтобы высвободить пространство для столь необходимого ему вдоха. Промедление было смерти подобно. И я, видимо, действуя по какому-то наитию, осторожно взяла в ладони лицо своего избранника и, прижавшись губами к его губам, стала медленно тянуть из него смертный дух. Я вобрала в себя столько затхлого воздуха, сколько смогла вместить за один глубокий вдох, и сразу же, без задержки, выдохнула его из себя вон в пространство шалаша. Вся зелень, окружавшая нас доселе, моментально ссохлась и пожелтела, превратившись в пыль и гнилую труху, но зато Лютику почти сразу же стало гораздо лучше. Он вздохнул, закашлялся и, перевернувшись на живот, сблевал желчью.
«Пить. Дай мне напиться!» скорее поняла, чем услышала Мара. И как-то сразу успокоилась, перевела дух и начала оглядываться в поисках воды. На глаза ей сразу же попался медный котелок Ведуна. Она, не раздумывая, подхватила его и поднесла к пересохшим губам своего суженого. Тот намертво прилип к помятому медному краю и с жадностью потянул в себя ароматное варево, но его желудок, видимо, отвыкнув за время немочи от пищи, отказался принимать питье и вновь исторг все свое содержимое наружу.
И все-таки Лютик явно пошел на поправку: его щеки порозовели, да и по всему было видно, что он уже начал понемногу приходить в себя. По-прежнему не отрывая своих глаз от лица Мары, он самостоятельно сел, вытер ладонью губы и, взяв из рук замершей в ожидании чего-то кромешницы котелок, одним махом допил весь оставшийся медовый напиток. После чего весь как-то сразу обмяк, закрыл глаза и, свернувшись калачиком, преспокойно уснул, положив голову прямо на колени своей спасительницы.