Давай сигнал, уже вполголоса скомандовал пластуну.
Заклекотал казак ночной птицей. Несколько томительных минут две тени проскользнули над бруствером.
Ну, поручик, опять расходятся наши дорожки, сейчас чучела выставим, чтоб турки остереглись сразу сюда лезть. Нехай постреляють трошки.
Что вы за подарунки делали? решил я сделать приятное казаку, вворачивая для того родное словечко.
Гати ставили. Колышек заостренный вкопаешь, через три шага еще один или штык. Побежит турок, споткнется на первом, упадет на второй, если не насмерть, все равно не воин.
Хитро, оценил я. Николай хмыкнул: Чего тут хитрого?
Мы в плавнях[20] на кабанов гатями охотимся, сказал он. Кабан чует опасность, но гати не дают ему сойти с тропы.
Старший фейерверкер доложил о готовности орудий.
Шрапнелью[21], трубка два. Веер вправо, три.
Таиться больше не имело смысла.
Батарея, по басурманам, пли!
Три трехметровых факела рванулись к турецким шатрам.
Шрапнельным, трубка один. Веер вправо два.
Веер это значит крайнее орудие ставит два деления, среднее два с половиной, следующее три. Шрапнельная граната взрывается в воздухе, осыпая противника сотнями винтовочных пуль.
Батарея, пли!
Замки снять и к своим. Аллюр три креста. Поспешай, братцы.
У противника огни, стоны, крики. Хорошо слышатся в ночи. Прости господи поторопился! Можно было еще разок врезать. Теперь остаток жизни жалеть буду. Об атаке на батарею турки пока не помышляли. Слишком заняты собой.
Верный Прохор опять рядом, в руках вертит белую папаху.
Нашел, батюшка, нашел! голос старика ликовал.
Схорони пока за пазухой, пластуны за белую заругают, не оценил я его радости. Не очень-то хотелось ссориться с казаками.
Та где эти пластуны. Небось возле турка ползают, пойдем, Иван Матвеевич, одни мы тут остались.
И тут на правом фланге залп из ручных картечниц. Страшно представить, что там у турок творится, сейчас бы конных казачков, до Плевны рубили бы нехристей.
Вот и пластуны отметились, пошли, старый солдат, подождем их возле нашего камня.
Простите нас, ребятушки, перекрестился Прохор, опуская голову и не глядя по сторонам на темные холмики павших сегодня товарищей. Назад мы возвращались в полном молчании.
Когда опустились на остывшие валуны камней, почувствовал, как я устал. Колени подрагивали, ветер студил пот на спине и боках.
Знаешь, Прохор, я достал портсигар и долго раскуривал папироску, пряча огонек в кулаке, это, наверное, самый длинный день в моей жизни.
Нет, Иван Матвеевич, не суди так. Вот выживем, женим тебя, тогда узнаешь про самый долгий день в жизни.
Два дня противник приходил в себя, менял части на свежие, а мы долбили скалы и строили укрепления, используя естественный рельеф.
Начиналась оборона перевала Шипки.
3. Конвой
Сильный порыв ветра прогнул брезент, и из дырки от пули отчаянно засквозило. Маленький дьяволенок стихии хозяином ворвался в офицерскую палатку и тонко и протяжно засвистел в ухо, не особо стараясь выводить мотив. Потом шевельнул шерсть папахи, скользнул по щеке, лизнул по губам холодом и затих в ногах. Зябко поежился. Пристукнул сапогом, отпугивая чертенка, и дальше продолжил бритье.
С тех пор как турки перекрыли перевал, оставив попытки штурма и решив взять нас осадой, к голоду прибавилась новая напасть холод. У нас не хватало сил пробить осаду, у турок чтоб уничтожить нас. Три штурма, кроме больших потерь, не принесли результата. Война в горах совсем другая, здесь громадное численное преимущество не гарантирует успеха. Три раза завалив трупами немногочисленные возможные пути, противник откатывался, хотя и нам эти штурмы дорого стоили. Все ждали исхода, противник сдачи, мы небоевых потерь. Время работало против нас.
Снег засыпал единственный перевал, по которому мы могли получить помощь и провиант. Голод скоро вместе с холодом начнет уменьшать и так не великие силы русского корпуса.
Новый порыв ветра засвистел в дырку. Звук раздражал. Снова вестовому делать новую заплату.
Только вспомнил о нем, как рядом раздался протяжный кашель Прохора.
Вот холера! Прицепилась! И не отвяжется, пока не слягу. Так кухню и не увижу. А похлебать горяченького-то хочется! Или, например, кашки поесть. Чтоб разваренная была и без мяса. Не надо нам мяса. Мы и постной кашке рады будем.
Что там, Прохор? встревоженно спросил я, не выдержав сетований, старик как займется, потом не остановишь.
Иван Матвеевич! Гости к вам, старик зашелся в новом приступе. Я покачал головой. Прохор за последние дни сильно сдал, высыхая на глазах. Я и сам сделал новые дырки в ремнях, постоянно чувствуя голод, и тревожно ждал момента, когда меня свалит с ног простудная болезнь.
Поспешно стер остатки мыла со щеки. Глянул в зеркало на свои покрасневшие глаза и поспешил выйти из палатки. У входа стояли давние знакомцы. Пластуны Николай и Григорий. Первый улыбался, топорща усы, и не было такого ненастья, которое бы его сломило. Весь его вид показывал, что казак рад встрече. Второй равнодушно сплевывал шелуху семечек в сухое крошево серого снега, коротко кивнул и спокойно стал отсыпать Прохору в подставленный карман жареного угощения. Глаза у вестового заблестели, радуется подарку. Да, с такими поставками и семечки будут казаться царским угощением.
Старик, у тебя же горло! не удержался я. Что делает? Это как наждаком по живому. Совсем разум от голода потерял. Да и неловко мне стало: объедать казака дурные манеры. Прохору-то все равно, а мне стыдно за него.
А я не для себя! возмутился старик. Я для вас!
Тем более не надо. Может, у Григория последняя еда.
Та нехай! отозвался суровый казак и сплюнул шелуху. Не последняя.
Удачи в вашу хату, ваш бродь, поприветствовал Николай. Спаси Христос.
И тебе не хворать! Чаю? Прохор, организуй кипятка.
Да где ж я его возьму закручинился вестовой. А заваривать что станем? забурчал привычно неслышно, но все услышали.
Благодарствуем, поручик, но дело у нас спешное, оттого важное.
Какое? я весь подобрался. Пластуны просто так объявляться не станут. Всегда чем-то заняты.
Знаю, что пушек у тебя нет. Да и не нужны они нам. Хотим другого попросить.
Пороху?
Есть у нас порох, рассмеялся казак и посерьезнел, нет веревок. Не хватает нам длины до земли. Вылазка срывается. В лагере еды почти не осталось. Сегодня солдаты на троих паек делят. Есть местечко, где потаенно можно на дорогу попасть, может, разживемся провиантом.
Есть у меня веревки. Хорошие, крепкие, проверенные. Дам. С одним условием.
Хозяйственный у нас поручик, подсказал Прохор и закашлялся.
Казаки переглянулись, хмыкнули.
Так еду еще добыть надо, а потом делить! Это как про шкуру неубитого медведя!
Ну, пане поручик, разочарованно протянул Грицько и отвернулся от меня, словно разуверившись во всех людях окончательно.
Да я не про то. Я поморщился. Как такое подумать могли? Меня с собой берите. И не смотрите на меня так! Берите, берите!
Да ты шо! Да на кой это вам! не удержался Николай, глаза его округлились. Поручик! Там до земли пропасть. И внизу одни камни! Убиться проще, чем пулю себе в висок пустить.
Надо мне! Я вам имущество казенное даю, отвечаю за него головой. У меня журнал! Понимать должны.
Понимаем. Казаки закрутили головами. Тут с голода все пухнуть скоро начнут, а он журнал ведет. Я улыбнулся, открывая основную причину:
Да и засиделся я. Надоело от холода дрожать. Руки соскучились по дрожи оружия. Берите!
Грицко, та кажи ты ему! занервничал Николай, пугаясь такой мысли. Даже испариной покрылся, а усы непривычно стали топорщиться. Не понимал он, зачем поручику рисковать, если мяса добудут или еще чего, то всем поровну будет. Сиди да жди только.