Артур не слишком много помнит оттуда, но вот скальные выступы запомнил. И мамино лицо в тот момент, когда она произносит имя Слава: каменное, как та самая скала, хмурое, как низкое хельсинское небо.
Helsinki, произносит Артур, чувствуя, что язык упирается в бугорки за верхними зубами.
Бабушка, что такое Хельсинки? Город, в котором мы живём.
Бабушку Хелену Артур тоже помнит смутно. Она ходила неспешно и чаще лежала. Иногда варила суп из красной рыбы. Суп был белым, потому что бабушка добавляла туда сливок.
Keitto4, произносила она, Maukas5.
Бабушка научила его говорить по-фински.
Yksi, kaksi, kolme, neljä, viisi6
В чём-то она заменила ему отца. Но это продолжалось так недолго, что от неё почти ничего не осталось, кроме вкуса рыбного супа, неспешных шагов и этих гулких звуков в белёсом пространстве комнаты: yksi, kaksi, kolme У неё был рак, как и у многих в их роду. Поэтому в жизни Артура закончился Хельсинки и началась Комендань. Здесь довольно быстро возник Семён высокий, под потолок, широкоплечий, с большими руками. Встанет в дверном проёме и целиком закроет его собой. Мама ему от силы по грудь. Подойдёт, уткнётся в его пиджак вот оно, как за каменной стеной.
Вспомнив отчима, Артур ускоряет шаг. Будто Семён сейчас появится вот в этом проёме, отделяющем коридор от столовой, и нужно успеть проскочить. В столовой пахнет супом, котлетами и пирожками. Артур берёт поднос и становится в очередь. Впереди, через несколько человек, с таким же подносом стоит Дана. Не сводя с неё глаз, Артур видит: она берёт суп, котлету с картофельным пюре, пирожок с повидлом и сок. А затем, подхватив поднос, направляется к свободному столику.
А её чему в детстве учила бабушка?.. Хотя зачем бабушка, ведь у неё есть отец
Артур вспоминает её отца, которого он видел мельком: круглое лицо, седая щетина, а волосы лишь немного подёрнуты сединой. Он одет в тёплый свитер, на шее фотоаппарат. Разве сейчас носят фотоаппараты на шее? Кажется, он из каких-то прошлых времён, и Дана совсем на него не похожа. Разве что сгибанием руки в локте Она ставит поднос на стол и поправляет волосы. Садится. Одна.
Ну ты ворон-то не лови! буфетчица возвращает Артура к линии раздачи с витриной, за которой в железных ячейках дымятся котлеты, картофельное пюре, суп Бери тарелки и проходи, перемена-то не резиновая!
На подносе у Артура появляются суп, котлета с пюре, пирожок с повидлом и сок. Готовила ли когда-нибудь бабушка картофельное пюре? Артур такого не припомнит. Он хватает поднос и идёт, держа в фокусе Дану, которая подносит к губам стакан с соком.
Ты здесь одна? спрашивает он, поравнявшись с её столиком.
Она молча кивает. Артур ставит поднос рядом с её подносом.
Сейчас придут Барто и Кирюха. Тебе как раз достанется четвёртое место, она слегка и улыбается, сверкнув ямочкой на щеке.
А я думал, мы посидим вдвоём
Она принимается за суп. "Я хочу, чтобы у моего ребёнка был отец", мысленно говорит Артур, "Без отца ты как будто без одной руки". Но вместо этого он говорит:
Поехали в Выборг
Дана морщится, будто бы суп кислый-прекислый.
А почему сразу не в Хельсинки?
Виза нужна бормочет Артур, понимая, что завяз, как в чухонском болоте.
Артурчик, мне есть с кем ездить в Выборг, сочувственно улыбается она, Я, кстати, была там недавно
К счастью, подходит Агния. Ставит поднос с тем же набором: суп, котлета с пюре, пирожок, сок.
А Кирюха? вскидывает брови Дана.
Он не успеет. У него там что-то с этим спектаклем долбаным опять.
Густой грудной голос, совсем не похожий на голос пятнадцатилетней.
С каким ещё спектаклем?
С каким, с каким? Кто у нас медсестра?
На последней репетиции Дана мерила белый халат медсестры, брала в руки сумочку с красным крестом, убирала волосы под длинный чепчик, при этом по-особенному изящно сгибая руку в локте.
Дана, ты прямо вылитая медсестра! восхищённо говорила мама. От этого Артур чувствовал, как у него горят уши.
Хоть бы написал! рассерженно произносит Дана, Я уже молчу о том, что позвонить мог!
Его директриса срочно вызвала, Агния переходит на громкий шёпот, Мне ребята сказали.
Так он что, из-за этого даже не поест?
Поест на следующей перемене, машет рукой Агния, Не оголодает, не волнуйся за него!
Я разогревала тебе обед, а он уже опять остыл!, вспоминает Артур слова прабабки, которыми она обычно встречает его в своей каморке под крышей, и пытается представить на её месте Дану. Она сочувственно улыбается, отчего у неё загорается ямочка на щеке.
Меня уже тошнит от этого спектакля! шепчет Дана, Нафиг я согласилась во всём этом участвовать?
А у тебя был выбор? Агния с аппетитом доедает суп и принимается за котлету с пюре. Ногти у неё сегодня раскрашены, как шахматная доска.
Я бы что-нибудь придумала. Кирюха тоже мне вчера говорит: давай нахер сбежим куда-нибудь, хоть больничный где-нибудь достанем
Агния стучит кулаком по лбу и косится на Артура. Прилежный учительский сынок аккуратно отламывает вилкой кусок котлеты.
Ты же хочешь здесь учиться?
Ну, хочу
Вот и молчи в тряпочку! шипит Агния, и давай, ускоряйся, а то перемена сейчас закончится.
Артур жуёт котлету ещё тёплую, солоноватую, в общем, довольно вкусную, и ему кажется, что у него за спиной стоит Сусанна. Неужели она когда-то была такой же резвой и длинноволосой, так же изящно сгибала руку в локте? А, может, у неё тоже была ямочка на щеке? А, может, ямочки когда-то были у бабушки Хелены, у мамы?
Папа Слава только однажды появился около их хельсинского дома с большими балконами.
Я возвращаюсь в Выборг, сказал он.
Папа был не очень высоким куда ниже Семёна, но крепкий, коренастый и светловолосый. О чём они говорили с мамой? Какими были его первые слова, после которых мама пошла за ним?
Звенит звонок. Дана и Агния срываются, на ходу допивая сок и дожёвывая пирожки с повидлом. Артур тыкает недоеденную котлету, подхватывает поднос и медленно идёт следом. Звонок звенит и звенит.
6
Как будто две части гигантского паука: круглая голова и конусообразное туловище, из которого торчат усы. Коренастый брюнет в чёрных джинсах и замызганных кроссовках взваливает голову на плечи и, согнувшись в три погибели, направляется к двери. Рабочий в сером комбинезоне придерживает дверь. Но довольно быстро становится понятно, что голова в дверь не пролезет, а уж туловище тем более. Брюнет негромко матерится и ставит голову на мокрую плитку, которой выложено крыльцо.
Эта створка открывается? спрашивает рабочий.
Открывается, куда она денется! кряхтит брюнет.
Он подходит к двери и пытается открыть защёлку вверху, затем внизу. Верхняя поддаётся, нижняя ни в какую.
Поднажми! командует брюнет, Сейчас вместе наляжем на неё. Тут защёлка немного барахлит.
Они наваливаются на дверь, и та, в конце концов, сдаётся. Створка со всей дури ударяется об стену, и стекло разбивается, усыпая мелкими осколками крыльцо, ступени и чёрные джинсы брюнета. Он снова негромко матерится и замечает капли крови на полу.
Саш, у тебя тут чё случилось?
На крыльце появляется Таня. Первое, что она видит, кровавая полоса на Сашкиной шее.
Чё случилось? Под артобстрел попали! Грёбаная ракета!
Какая ракета? Пойдём скорее в туалет!
Вокруг раздаётся хохот. Только сейчас Таня замечает, что собралась целая толпа зевак от первоклашек до самых старших.
Сашка поранился! шепчет кто-то.
Недолго думая, она хватает брюнета за руку и тащит его, словно провинившегося двоечника, мимо раздевалки, мимо стендов с расписанием уроков, мимо столовой, из которой доносится запах чего-то печёного, через огромную рекреацию, под ошарашенные взгляды мелюзги и попадающихся навстречу учителей. В белоснежном учительском туалете Таня открывает кран и командует: