Это я виноват, вырывается у меня искреннее признание вины.
Лу поджимает губы в ответ на мое заявление.
Так исправь.
Так я, черт возьми, пытался! огрызаюсь я и в отчаянии провожу рукой по волосам. Я пытаюсь
Не могу ясно мыслить. В висках стучит кровь, земля под ногами сотрясается, в ушах что-то ревет. Магия во мне издает скорбный звук, растекаясь перед глазами и вынуждая видеть линии, которых там нет. Теперь я слишком часто, слишком быстро распространяю гниль, и она впитывается в землю, ослабляя ее и нанося ущерб.
Я слышу крики, а может, это ветер или сила, брыкающаяся у меня в костях.
Рип, твоя сила
Я трясусь всем телом, чувствуя, как покалывает и растягивает кожу, а гниль начинает с шипением растекаться по земле, желая прорасти в нее и разорвать
БАМ!
Я отлетаю назад и снова, уже второй раз, падаю на снег, на мгновение опешив.
Возьми себя в руки, со злостью говорит брат и встает на колени, подняв меня с земли, на которую же сам, кретин, меня и уронил, дав по лицу. Я, будучи разъяренным, смотрю ему в глаза. Ты отравляешь гнилью это проклятое богами место. Сейчас же соберись! Ты не в том положении, чтобы терять над собой контроль.
Я хлопаю глазами и чувствую, что резкие слова Райатта отчасти возвращают меня в настоящее. Опустив взгляд, вижу, что снег под нами стал коричневым и тусклым, а прожилки, похожие на отравленные нити, распространяют свой яд. Он расходится идеальным кругом, портя землю, и высасывает из снега влагу, превращая его в кучу осколков.
Я делаю глубокий вдох и сжимаю руки в кулаки. Мне удается втянуть силу обратно, пока она не разошлась дальше.
Ты понял? спрашивает Райатт.
Понял, гаркаю я в ответ.
Вот и ладно. Он отпускает меня, и мне в равной степени хочется и врезать ему, и поблагодарить за то, что он вырвал меня из этой силовой ловушки.
Отвернувшись, я вижу, что весь мой Гнев и Дигби сгрудились вокруг Аурен. Джадд настороженно глядит на меня.
Она дышит, это хороший знак, говорит он так, словно это должно меня успокоить.
Но она не приходит в себя.
А ты всю силу из нее вытащил? спрашивает Лу, водя руками над рукавами Аурен, но на всякий случай не прикасаясь к ней.
Что-то не так. Я не смог вытащить последний фрагмент.
Лу округляет глаза, и я слышу, как кто-то рядом втягивает воздух.
Может быть, я прождал слишком долго.
Что это значит? спрашивает Дигби.
Растерявшись, я качаю головой.
Так, нам нужен план, встав и отряхнувшись, говорит Лу, а потом смотрит на небо. Надвигается буря, и довольно быстро. Как ты хочешь поступить?
Воспользовавшись моментом, я расправляю плечи и усмиряю деспотичное притяжение магии, сжимая и разжимая пальцы. Одолев их, я прохожу мимо всех и осторожно беру Аурен на руки. Затем прижимаю ее к груди, испытывая внутреннее страдание от ее безжизненного вида.
Уже хочу было пойти, но Дигби, прихрамывая, с кровожадным выражением загораживает мне дорогу.
Я же говорил, чтобы ты вернул ее к жизни.
Ей просто нужно отдохнуть, отвечаю я, но все равно слышу в своем голосе неуверенность. Мне нужно укрыть ее от непогоды.
На лице стражника появляется возмущение и ненависть, но, пока он ничего не сказал, я поворачиваюсь к Озрику.
Вы все летите обратно к войску. Хочу, чтобы сегодня же вечером все наши солдаты покинули Рэнхолд. Я не доверяю королеве Кайле. Пусть они возвращаются как можно скорее в Четвертое королевство. Я угрюмо поджимаю губы. Они нам понадобятся.
Озрик кивает, а Джадд спрашивает:
А как же ты?
Я бросаю сердитый взгляд на небо.
А я как можно быстрее полечу, опережая бурю, чтобы доставить Аурен в безопасное место.
Лететь одному нельзя, возражает Лу. И тебе не добраться так просто до Четвертого королевства, пока она без сознания. Слишком далеко. Вдруг она проснется и позолотит тебя до смерти?
Когда я подхожу к Арго, тимбервинг складывает крылья цвета коры и опускается на колени, воткнув когти в снег.
Я лечу не в Четвертое королевство, бросаю я через плечо.
Тогда куда ты ее везешь? спрашивает Дигби.
Схватившись за ремешок седла и забравшись с Аурен на спину Арго, я перевожу взгляд на сердитого брата, и он отвечает за меня:
Он везет ее в Дэдвелл.
Глава 3
Слейд 8 лет
Слейд!
Мое имя выкрикивают так громко, что птицы перестают петь, а некоторые из них упархивают.
Повернувшись, я смотрю сквозь ветки деревьев на наше поместье, а когда опускаю одну из них, из бутона, к которому я прикоснулся, вырывается голубое облачко. Передо мной здание из черного камня с белыми полосами от безостановочно льющего дождя. Крыша плоская, и из нее, как столбы, торчат квадратные дымоходы.
Я смотрю на холм со скошенной травой, по которому она ко мне поднимается. Вздыхаю и отпускаю ветку, но уже осторожнее, чтобы мне в лицо не ударило еще одно вырвавшееся из древесной почки облако. Они, конечно, вкусно пахнут, но жутко пачкают.
Снова поворачиваюсь к воркующей птичке размером с булавку, которая сидит у меня на пальце. Она еще совсем птенец, ее тонкое тельце покрыто пушком, но глаза открыты.
Ничего, скоро ты оперишься, говорю я ей. Через несколько недель у нее на хвосте будет целый шлейф перьев, которыми она сможет щеголять. Каждое перо будет тонкое, как булавка, и с такими же острыми кончиками. И тогда ты сможешь улететь с остальными.
Снова слышу, как выкрикивают мое имя, потому аккуратно возвращаю птичку в гнездо, перекидываю ногу через ветку и спускаюсь.
Ступив на траву босыми ногами, я смотрю на маму, которая стоит надо мной, уперев руки в бока. Она одета в ту же красную одежду, что и я, только на ней платье, а ее черные длинные волосы заплетены в немного распустившуюся косу.
И что ты там делал на дереве?
Ничего, пожимаю я плечами.
Угу, говорит мама и стряхивает с моего плеча синюю пыль. Значит, ты не сидел на дереве и не играл опять с птицами?
Я хмуро смотрю на маму.
Я не играл. Это детские забавы. Я наблюдал.
У мамы подергиваются губы.
Разумеется, говорит она и смотрит вниз зелеными глазами. А где твои ботинки?
Снова пожимаю плечами.
С ними сложнее забираться на дерево. Я не надел их, потому что не хотел упасть.
Она качает головой и опускается передо мной на колени, на ее лице уже нет того сурового выражения.
Что ж, я бы не пережила, если бы ты упал. Как поживают птицы?
Хорошо, заверяю ее я, снова сгорая от нетерпения понаблюдать за пернатыми друзьями, поскольку мама уже не сердится. Там в гнезде сидит птенец, но, думаю, его мама уже улетела, поэтому я хочу научить его летать.
Мама улыбается, и вокруг ее зеленых глаз появляются морщинки.
Если кому-то это и по силам, то только тебе. Ты всегда умел находить с ними общий язык.
Мама поднимает руку и проводит пальцами по моим волосам, но я отдергиваю голову и приглаживаю их.
Я их уже расчесал.
Она смеется и поправляет мой поднятый воротник.
Хорошо. Время ужина.
Я отдергиваю руку, когда мама снова тянется к моей руке.
Я больше не могу держаться за руки. Мне же восемь, напоминаю я.
О, верно. Конечно, говорит мама и еле заметно ухмыляется. Наверное, мне просто грустно, что я давно не держала за руку сына.
Я не хочу ее расстраивать. И речь не о том, что мне не хочется держать ее за руку просто так делают только маленькие дети.
Ты можешь держать за руку Райатта, говорю я. Ему всего три года, так что он не будет против.
Она нежно похлопывает меня по щеке.
Замечательная мысль.
Мы уходим из рощи деревьев, идем мимо поилки для птиц и остроконечных кустарников. Я смотрю на поместье у подножия склона, но не хочу заходить в дом. Лучше бы я остался здесь, с травой и птицами.
На самом деле с самим домом-то все в порядке. У нас сорок три комнаты, целая куча дорогих украшений и много слуг. Ни у одной другой семьи в городе нет такого большого дома, как у нас, и такого количества лошадей.