Прекрасно выглядишь, сказал я, зная, что это вызовет ее улыбку. Причина, по которой с ней все было по-другому, была ясна, по крайней мере, для меня.
София застенчиво улыбнулась и взяла меню. Когда подошел официант, мы заказали разное вино. Она больше любила белое. Мне же нравилось красное или, точнее, «Бордо» 1982 года. На мгновение я вспомнил Ноа, что она совсем не разбирается ни в винах, ни в еде, ни в чем другом, на самом деле. Ее простота очаровала меня, заставила поверить, что я могу научить ее всему, что могу подарить ей весь мир
Я заставил себя вернуться к реальности.
Она уже в отеле? Приняла душ? Плачет? Спит? Ест? Скучает по мне?
«Стоп!» приказал я себе и сосредоточился на своей прекрасной спутнице.
С Софией все началось как-то само собой. Едва мы с Ноа расстались, я замкнулся и особо ни с кем не разговаривал, все меня раздражало, я был вспыльчив, зол на весь мир, ранен.
Я заперся в квартире и погрузился в жалость к себе Когда звонил телефон, я игнорировал его. Письма накапливались в почтовом ящике, я даже не читал их Я встал на путь саморазрушения. Напивался до потери сознания, лежал на кровати, ломал мебель, бил вещи Даже дважды повредил руку. Ввязался в драку в баре, хотя, к счастью, ничего серьезного не произошло. Мой разум затуманился, я жил в выдуманном мире, погруженный в ненависть, печаль и разочарование. Никто, даже Лайон, не мог заставить меня прийти в себя. Никто не мог помочь мне. Отец навещал меня, он то кричал на меня, то пытался поговорить более цивилизованно, а потом снова кричал на меня, а затем вовсе перестал приходить. Я не хотел никого слушать, меня ничего не интересовало В такие моменты я чувствовал невыносимую боль в груди, чувствовал себя преданным. Пока однажды София не появилась в моей квартире.
Она всегда была разумной девушкой. Она кричала на меня, и не потому, что заботилась обо мне, а потому, что от меня зависела ее работа, а я тогда совсем не появлялся в офисе. Она кричала, что если мне так плохо, то почему бы мне не уехать в Нью-Йорк. Она наговорила кучу всего, была так зла на меня. Сказала, что я незрел и нерационален. Мне в голову пришел только один способ заставить ее замолчать.
Я схватил ее за талию и прижал к стене. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я был разбит, она сбита с толку, и я просто сделал то, что хотел в тот момент, что было нужно моему телу и что мой больной ум хотел сделать, чтобы отомстить Ноа.
Мы трахались всю ночь, без остановки, без отдыха, и, что лучше всего, когда мы закончили, София встала, оделась и ушла, ничего не сказав.
На следующий день я пришел на работу. Она говорила со мной так, словно ничего не случилось, словно мы все те же коллеги, которые просто терпят друг друга и делят кабинет. Я вел себя так же, как и она, будто ничего не случилось, пока однажды она не встала, не закрыла дверь кабинета, не подошла ко мне и, сидя у меня на коленях, не уговорила меня повторить.
Ясно одно: мы оба знали, что это ни к чему нас не обязывает. София знала, что я расстроен из-за Ноа, а ей просто нужен был кто-то, кто время от времени будет согревать ее в постели. Когда мы поговорили об этом, она, не задумываясь, приняла мои условия: у нас секс без обязательств, мы просто делаем все, что захотим.
Конечно, я встречался и с другими, и София была вольна встречаться с другими мужчинами, если бы захотела, хотя мы никогда не говорили об этом. Она знала что делает и, казалось, принимала такие условия, а меня не волновало, с кем она встречалась, спала или пила кофе. Я относился к ней с уважением, которого она заслуживала. Она моя подруга, единственная, кто помог мне, заставил меня встать с постели и сосредоточиться на работе.
Вскоре после того, как я вступил в должность в Нью-Йорке, мой дед умер, а все остальное не важно.
И вот теперь, когда мы ужинали в красивом ресторане, она сказала, что ей нужно поговорить со мной, но я мог думать только о том, что Ноа была в городе, что мне до смерти хотелось пойти к ней и заняться с ней любовью так, как умел только я, напомнить ей, кому она изменила и что потеряла.
Я провел рукой по лбу и сосредоточился на Софии.
Хочу попросить тебя об одолжении, сказала она после того, как мы поговорили о каких-то банальных вещах и работе. София, казалось, никогда не отдыхала, у ее амбиций не было границ, а сейчас ее отец баллотировался на губернаторских выборах в Калифорнии. Эту девушку все замечали и хотели с ней познакомиться. Мне это было безразлично, но, когда она заговорила, пришлось заставить себя обратить внимание на ее слова.
Мне нужно, чтобы мы встречались официально.
Я посмотрел на нее, не понимая ни слова из того, что вырывалось из ее рта.
На глазах у публики, конечно, уточнила она, поднеся бокал к губам. Отец требует от меня, чтобы мы выглядели стабильной, крепкой парой. Он не перестает знакомить меня с парнями, с детьми своих друзей, которые хотят быть со мной, потому что я дочь сенатора Ристона Эйкена, и это так ужасно невыносимо.
Подожди, подожди, сказал я, пытаясь понять, что она мне только что сказала. Хочешь рассказать прессе, что мы вместе? Как официальная пара и все такое?
София кивнула и поднесла ко рту равиоли.
Конечно, ты можешь продолжать делать все, что захочешь, если будешь осторожен. Но для публики мне нужен официальный парень. Сделаешь это для меня?
В другое время я бы рассмеялся ей в лицо, но я совсем недавно говорил с Ноа, поцеловал ее на свадьбе Дженны и заметил, как прошлое снова обрушилось на меня То, о чем просила София, показалось мне не такой уж плохой идеей.
Я услышал голос в голове, напоминающий о последствиях принятия предложения Софии. Я знал, что если это сделаю, если объявлю, что встречаюсь с ней, если в прессу просочится новость о том, что мы встречаемся, Ноа будет очень страдать Я, конечно, буду полным мудаком в этом случае, но, возможно, это позволит ей, наконец, осознать, что нужно двигаться дальше.
Я вернулся домой около часа ночи. София спросила меня, не хочу ли я переспать с ней в отеле она была проездом в Нью-Йорке, разбирая кое-какие дела компании, в которой я больше не работаю, и уезжала только на следующий день, но я отказался от ее предложения: я был совсем не в том настроении.
Я добрался до квартиры, освещенной лишь тусклыми огнями, от которых разливалось тепло. Оставил ключи на кухонном столе и налил себе еще один бокал.
Эта квартира раньше принадлежала другу моего отца, который, когда узнал, что я переезжаю в Нью-Йорк, предложил ее по цене, от которой я не смог отказаться. Хотелось начать все сначала в месте, которое я мог бы считать своим собственным, поэтому отказался от предложения отца поселить меня в квартире в Бруклине вдали от офисов, разбросанных по Манхэттену. Я не хотел вспоминать, что пережил в этом городе, будучи ребенком.
Узнав, что отец изменял матери практически на протяжении всего их брака, ненависть, которую я испытывал к ней, изменилась и стала чем-то другим. В душе я понял, более или менее, почему все пошло наперекосяк, и ненавидел отца за то, что он заставил меня жалеть ее. Ненавидел мать, как и раньше, но вся эта история с матерью Ноа заставила меня переосмыслить, была ли эта ненависть оправданной.
Измены как я мог винить мать за то, что она потеряла голову, ведь я и сам потерял ее по той же причине?
Я никогда не прощу, что она бросила меня. Этому нет никакого оправдания, но кто я такой, чтобы судить о ее поступке после того, как сам прошел через подобное? Я снова подумал о Ноа Было тяжело видеть, как будущее, которое ты создавал с человеком, представлял, как свяжешь жизнь с ним, разрушается у тебя на глазах.
Я представлял себе счастливую жизнь с ней, зная, что это не будут легкие отношения Я не был идиотом, наши отношения были далеки от идеала, но все же я не хотел с ней расставаться. Я бы в лепешку разбился для Ноа, и если бы кто-то хотя бы намекнул, что она изменила мне, я первым назвал бы его сумасшедшим