, Дима так и не смог толком поблагодарить соседку за поступление в пограничный институт. Позвонил через недельку после зачисления. Скороговоркой выпалил несколько дежурных фраз, пожелал здоровья. Потом набирал пару раз. «Еще успеется. Вот приеду в отпуск, поболтаем, время будет», думал он.
Где-то к весне, ближе к окончанию второго курса парня совсем замучила совесть. И три дня он пытался дозвониться Антонине Сергеевне. Маму не набирал, из суеверия. Не хотел услышать плохие вести.
Тоня хорошо ладила с техникой. Сигналом к его номеру «Шапокляк» выбрала песню Ирины Аллегровой «Младший лейтенант». А в качестве Диминой аватарки разместила скан сфото молодого Николая. Где они были вдвоем. Молоды и счастливы.
После похорон Антонины, Аллегрова еще какое-то время задорно пела в пустой квартире, раздражая соседей снизу, которые Иру терпеть не могли. Хотя знали, что «императрица» российской эстрады родилась в их родном городе. Называли ее тогда просто Ирочкой Саркисовой, и до девяти лет голосистая девчушка жила на улице Шаумяна, рядом с Большой Садовой.
Марина только вздыхала и плакала. Диме она тоже не хотела звонить расстраивать. Через три дня аккумулятор в стареньком телефоне «Шапокляк» сел навсегда.
Квартиру Антонина Сергеевна завещала Диме. Словом, сделала все, что могла за свою такую короткую длинную жизнь.
Эффект Домино 12. Шпионские страсти. Матиас Руст
Удивительно, но самые приятные воспоминания от пребывания в Калининграде у Димки остались от «КМБ», курса молодого бойца. Назначение этого армейского «чистилища» грубая санитарная обработка нежных гражданских душ.
Основными компонентами этого замечательного процесса являлись три вещи. Доведение до автоматизма готовности на любую глупость отвечать строго по уставу: «Есть!» или «Так точно!» Выработка иммунитета к собственным мыслям. И самое главное обретение счастливой уверенности идиота, что командир всегда прав.
Но это, если без фантазии подходить. Димка же к прохождению КМБ отнесся творчески. Строевую подготовку на плацу ненавидел еще со школы милиции. Да и зубрежка уставов не вставляла. Поэтому первые недели парень отлеживался в санчасти, успешно симулируя дизентерию.
Успешному выздоровлению больного мешала особая благосклонность майора медицинской службы. Статной, стриженой брюнетки Лидии Станиславовны.
Вскоре на соседней койке в общей палате оказался Олег. У него выявили необычную форму аллергической реакции. Лидию Станиславовну профессионально заинтересовали странные симптомы у новых пациентов. Поэтому поступило указание перевести недомогающих курсантов в отдельную офицерскую палату. На двоих.
Вернее, на троих. Незамужней Лидочке нравились рыжие тоже. Так они стали с Олегом «молочными братьями». Товарищ майор обожала плюрализм и не только идеологический.
Но после присяги «увлечение» прикладной медициной быстро закончилось. Не до того было. Запредельные физические нагрузки и без того выматывали вчистую. Дима быстро согнал лишний жирок, накопленный в ГАИ. Признаться, никогда ему не было так тяжело как сейчас. Даже трудности поступления померкли от нагрузок на его накаченные плечи и беспокойную голову.
Будучи любознательным по природе, учился Димка азартно и упорно. Выкладывался по полной. Всегда рвался в первые и не тормозил. Даже когда нужно было остановиться. Как потом, на плацу.
Хорошо, что Олежка был всегда рядом. И такой тандем помогал им ходить в красавчиках Парни помогали один другому сколько хватало сил. Подбадривали, а если надо и тащили на себе во время кроссов, страховали на опасных тренировках. Хотя в спарринге предпочитали все же не работать, берегли друг друга.
И как особое наваждение всегда хотелось конфет. Шоколадных, карамели любых, лишь бы сладких. Хотя кормили вполне прилично, молодые тела неустанно требовали еще углеводов и глюкозы. За батончик, казалось, все бы отдал. Доходило даже до крови. К счастью, пока донорской, за сдачу которой курсантам полагалось усиленное питание. А есть хотелось всегда. Вот так проливала молодежь свою кровь в мирное время. Пока за еду. Словом, делились всем: водой, хлебом, конспектами. А потом, как часто бывает, на женщине дружба сломалась.
Любимыми предметами молодого курсанта стали занятия по оперативной подготовке, стрельбе и оружию. А еще все, что было связано с техникой. Любопытство к приборам, аппаратуре, всяким хитрым шпионским штучкам разбудила в Диме Антонина Сергеевна еще на «гражданке».
Несколько месяцев до поступления они с мамой слушали бесконечные воспоминания разговорчивой «Шапокляк» о работе в Комитете. Конечно, это были времена молодости заслуженной чекистки. Когда вовсю бушевала шпиономания, а на фронтах идеологической войны кипели бои и велись тайные сражения.
Особое место в воспоминаниях соседки занимали разнообразные секретные приспособления и курьезные случаи из жизни разведчиков.
Сам термин «Spion» в числе прочих германизмов давно укоренился в русском языке. Хотя любители певучего итальянского предпочитают в качестве исходника куда более романтическое определение «spione».
Но «Шапокляк» не была шпионом. Антонина долгое время работала в одном страшно засекреченном НИИ. В отделе технического обеспечения. Нейтральной крышей учреждения являлся крупный ленинградский завод, производивший оптические, оптико-механические и прочие интересные приборы. Исключительно в мирных целях, разумеется.
По роду службы «Вдове» доводилось контактировать с самыми разными службами контрразведки. И цепкая память, уже не связанная тридцатилетним сроком запрета, выдавала на десерт к вечернему чаю любопытные тайны из «боевого» прошлого соседки.
Однажды, в начале шестидесятых, был такой случай. Антонину пригласили осмотреть личные вещи, найденные при досмотре у сотрудника одного иностранного посольства. Речь шла о миниатюрном приборе со спичечный коробок. С крошечным микрофоном в форме мужской булавки для галстука.
Задержали подозрительного типа прямо на берегу Невы. Бдительный сторож лодочной станции заприметил странного мужика в красивом плаще, стоящего у самой кромки воды.
Кругом слякоть, сезон не купальный, что ему тут делать? Тут все и прояснилось: расстегнув плащ, незнакомец вдруг нахально защелкал фотообъективом. Да к тому же направленным в сторону судов у причала. При этом чуть наклонял голову и что-то шептал.
Вражеские резидентуры тогда очень интересовались спусками на воду кораблей и подлодок, сходившими со стапелей питерских заводов. Количество любопытных «гостей» все нарастало. Они облюбовали места для наблюдения на берегу, изучили графики спусков. И тайно фотографировали наши секреты, попутно наговаривая донесения. Нужно было срочно узнать, что именно содержалось в тайных комментариях.
Решили проблему быстро. На территории судоверфи установили длиннофокусную оптику и стали считывать тексты по губам. Получите, вражины!
Но ушлые шпионы сменили тактику. Теперь они делали снимки, не раскрывая рта, с плотно сжатыми губами. «А мы должны были выведать, о чем они молчат?», с азартом откровенничала старушка.
Консульств в Ленинграде тогда еще не было, и псевдо-дипломаты жили в «Интуристе». Они, конечно, знали, что номера напичканы прослушкой и просматриваются. Но не сильно беспокоились.
Аппаратура наша была ни к черту!» «Вдова» горячилась и отчаянно колотила себя по коленке сухоньким кулачком. Переживала так, будто все случилось вчера. Закашлялась, попросила Марину по спине похлопать.