Душа Каганского металась в сомненьях. Он понимал, что рано или поздно пришлось бы открыть Нике всё или же ситуация разъяснилась бы против его воли. Но так быстро, так скоро нет, он морально не готовился к этому. Борис никогда не считал себя особенно смелым человеком, даже наоборот, скромным и застенчивым. У него было не так много друзей, что ещё больше заставляло Бориса дорожить привязанностью Вероники и испытывать к ней трогательное, почти платоническое, чувство, которое не угасало с годами. Он очень боялся разочаровать супругу.
Видя внутреннюю борьбу мужа с самим собой, Вероника решила поступить мудрее и дать ему время собраться с силами. Отпустив ладонь Бориса, она предложила поставить чайник, чтобы за чашкой чая всё спокойно обсудить. Супруг промолчал, что женщина восприняла как знак согласия. Но когда она сделала шаг в сторону выхода из кабинета, Каганский внезапно решился на признание.
Борис порывисто взял жену за плечи и, глядя в её тёмные глаза, дрожащим от волнения голосом произнёс:
Прости меня, родная! Прости, бога ради! Я виноват! Я предал тебя, предал нас!
На мгновение у Вероники промелькнула шальная мысль о том, что муж ей изменил, но она тут же отбросила её, тем более что Борис тут же пояснил свои слова.
Ты знаешь, я долго терпел. Долго, Ника! Я думал, всё изменится. Всё потихоньку наладится. И на генетику снова будут смотреть не как на лженауку, бессмысленное разбазаривание времени и бюджетных средств, а как на будущее научной мысли, как на полезное и уважаемое дело. Но они всё никак не угомонятся! Этот шарлатан, псевдоучёный Лысенко и его приспешники! Пока нас всех не раздавят!
Вероника начала понимать, к чему клонит её муж. У женщины перехватило дыхание.
Мою должность упразднили, а меня самого перевели снова в младшие научные сотрудники. Как мальчишку как котёнка ногой под зад! После стольких лет!.. Да ещё и премию урезали В общем, Борис прервался, чтобы перевести дыхание; в его глазах отражалась боль, вчера на заседании кафедры я сорвался и наговорил такого
Каганский перевёл взгляд куда-то в сторону, сначала на стену, потом на пол, стараясь оттянуть финальный момент признания. Вероника терпеливо ждала, не решаясь прервать молчания. Наконец, Борис произнёс:
я прошёлся по всем по ним, сказал, что думаю и о Лысенко, и о других даже о он сглотнул комок и внезапно перешёл на шёпот, о нём.
Отойдя от первого шока, Вероника приблизилась и нежно обняла Бориса.
Прости меня, Ника! Я глупец, но я просто не мог больше бормотал он, казалось, вложивший все силы в это признание и теперь совершенно разбитый.
Ничего, Боря. Ничего, родной. Я тебя не виню, произнесла в ответ его супруга, стараясь говорить спокойно, а у самой все мысли путались от страха.
Может, нам эмигрировать? вдруг робко предположил Каганский. Куда-нибудь в Европу хорошо бы туда, где понимают Я уволюсь с работы Сходим в посольство
Вероника отстранилась и серьёзно посмотрела мужу в глаза.
Боря, не шути так! Ты же знаешь, что это очень сложно, и законно сделать вряд ли получится
Тогда бежать, Ника! Прямо сейчас, а? Соберём вещи, сядем на поезд, перемахнём границу
Ты у меня просто фантазёр, дорогой! с горькой усмешкой произнесла женщина.
Да, да глупости, конечно вынужденно признал Каганский.
Давай я пойду накипячу воды, а ты пока раздевайся и приходи пить чай. Нам нужно подумать, что делать дальше.
Вероника направилась на кухню, а Борис, на ходу развязывая галстук, поплёлся в спальню. Но на середине пути его застал звонок в дверь, прозвучавший словно выстрел в ночной тишине. Каганский вздрогнул, почти подскочил и с ужасом уставился на входную дверь. Они уже всё знают, подумал он, уже пришли. Сейчас их с Вероникой увезут.
Застрелиться? Но у них нет оружия.
Выпрыгнуть в окно? Это с четвёртого-то этажа?
Нет, бред какой-то. Да и потом, они всё равно найдут и заберут
Из кухни появилась встревоженная Вероника, белая, как полотно. Посмотрела на мужа, на дверь. Оба молчали, ожидая неизвестно чего. Звонок тем временем затрещал ещё раз, гораздо дольше и настойчивее, и в дверь дополнительно постучали.
Кто кто там? спросил Борис, понимая, что дольше тянуть нельзя.
Мы из министерства госбезопасности. Прошу открыть дверь!
Каганский ждал этого, но всё равно не мог сдвинуться с места. Его ноги словно приросли к полу, а на лбу выступил пот. Они переглянулись с Вероникой, которая взяла инициативу на себя и, нехотя подойдя к двери, отперла замок.
На пороге оказались двое мужчин в форме сотрудников МГБ. Первый был сравнительно молодым как показалось Каганскому, ему не исполнилось ещё и тридцати лет. Зато второй выглядел значительно старше, лет на пятьдесят с небольшим. Да и звание, насколько мог определить Борис по знакам отличия, он имел гораздо выше. Впрочем, сейчас этот офицер представлялся перепуганным и растерянным людям не кем иным, как «вестником смерти», присланным, чтобы увести и погубить их.
Сам же офицер, если и остался удивлён видом хозяина квартиры, почему-то полностью одетого в столь поздний час, то не подал виду. Как и его подчинённый. Их вообще учили оставаться максимально бесстрастными в любой ситуации.
Войдя в квартиру, сотрудники органов госбезопасности кратко огляделись по сторонам, поздоровались с Каганским и его супругой, после чего старший извинился за столь поздний визит и пояснил:
Борис Львович, дело не терпит отлагательства. Товарищ Сталин хочет вас видеть как можно скорее. Прошу одеться и проехать с нами!
Борис переглянулся с Вероникой и в недоумении спросил:
Как как Сталин? А я думал, вы меня
Он умолк на полуслове, и теперь уже растерянный офицер посчитал необходимым переспросить:
Не понял. Что вы думали?
Нет, это я так ничего.
Хорошо. Сколько вам нужно времени, чтобы собраться?
Каганский оглядел себя, а потом посмотрел на офицера.
Да я уже одет.
Тогда идёмте. Нас внизу ждёт машина.
Борис снова посмотрел на жену, которая молча наблюдала всю эту сцену, не зная, что и подумать.
Мне мне взять с собой какие-то вещи? осведомился Борис.
Вещи? Нет. Если только вам требуется что-то записать Впрочем, нет, это не нужно, опомнившись, офицер произнёс последнюю фразу чуть жёстче.
Каганский едва заметно вздрогнул, а Вероника нашла в себе смелость произнести:
Простите, но вы так и не представились. И можем мы всё-таки узнать, в чём дело?
Оба офицера обратили внимание на неё.
А ведь точно подмечено, усмехнулся старший. Ну, можете звать меня просто Николаем. А о цели нашего визита я вам, Вероника Георгиевна, сказать не могу. Во-первых, я и сам не знаю ничего, кроме того, что уже сказал. А во-вторых, даже если бы и знал, то без распоряжения, сами понимаете, нельзя. Дело особой важности и секретности.
Не беспокойся, Ника. Иди, ложись спать. Я вернусь позже Борис направился к двери, но потом внезапно шагнул к жене и, не смущаясь свидетелей, крепко обнял её и поцеловал в щёку.
Он взял пальто с вешалки, после чего все трое скрылись за дверью. А Вероника, в смятении чувств заламывая руки, принялась расхаживать по квартире, потом опомнилась и подошла к окну.
Как раз в этот момент Борис в сопровождении чекистов вышел из подъезда. Дождь стал гораздо тише, но всё равно неприятно моросил, а налетевший порыв холодного ветра заставил мужчину поёжиться. Однако уже через несколько мгновений он оказался в салоне огромного «ЗИС-110». В тусклом свете уличного фонаря чёрный лакированный лимузин показался Каганскому каким-то таинственным чудовищем, которое готовится проглотить его в своём чреве.
Несмотря на комфортный салон учёному там было неуютно. Сидя вместе с Николаем на заднем диване, он не мог избавиться от ощущения пойманного в клетку зверя. Молодой сотрудник МГБ сел спереди, рядом с водителем. Все молчали. Каганский терялся в догадках: что могло понадобиться Сталину от него, не самого крупного научного сотрудника, да к тому же ученика арестованного Соломона Левита. В том, что Иосифу Виссарионовичу известна эта деталь его биографии, Борис ни секунды не сомневался. Как наверняка знал хозяин Кремля и про его речь на вчерашнем заседании кафедры. «Передали, всё уже передали, куда следует. Это они умеют», думал Каганский.