Ну что ж, сказал он вслух, пора нам познакомиться поближе, господин Исикава.
Он раскрыл папку и извлек ее содержимое. Толстая стопка листов А4, мелко исписанных иероглифами. Листы были прошиты грубой ниткой. Сэки бегло пролистал записи. Некоторые листы отличались по цвету и сохранности. Они были свежее. Иные измяты и пожелтели от времени.
Исикава вел свой дневник долгие годы.
Сев поудобней, Сэки сделал глоток кофе, закурил и принялся читать.
***
Норио Таката неспешна шел домой. По пути он прикупил еще пару бутылок пива. Одну сунул в карман пиджака, со второй ловко сбил пробку одним движением большого пальца. Редкие прохожие пьяными зигзагами пересекали улицы, проходили мимо него. Туристов было еще меньше. Скоро, моргнуть не успеешь, придет зима, и город заполонят сотни любителей горных лыж со всего света. Торговцы сувенирами заработают на своих безделушках деньги, на которые будут перебиваться до следующего сезона. Быть может в этот раз, под натиском придурков, местные владельцы ресторанов и уличных кухонь пополнят меню разнообразными видами рисовых рулетиков со всевозможными начинками, которые, приезжающие европейцы почему-то называют суши
Рисовых.
Перед дверью в квартиру он остановился. Рука с ключом замерла в воздухе.
Он врет, сам себе сказал Таката. Не было никакого риса но зачем? Какой в этом смысл?
Он убрал ключ обратно в карман. Вышел на улицу.
«Зачем он придумал эту историю с пыткой рисом? думал Таката, вызывая такси до полицейского участка. над Эрикой Савадой издевались перед тем, как убить, это известно. Отчеты патологоанатомов, фотографии зачем врать про рис? Или я что-то путаю?»
Таката вспомнил, как часом раньше высказывал Сэки за излишнюю кропотливость в работе, и хмыкнул: а сам-то? Сдался ему этот рис посреди ночи. Будто до утра не терпит.
«Спать иди, чего поперся?» Подумал детектив и нажал на кнопку «подтвердить заказ такси».
***
Из дневника Исикавы
«Весь этот шум исходит лишь от поспешных страхов, суеверного легковерия, тёмной и подвижной фантазии, простоты и невежества у этого народа».
Доклад барона Герарда Ван Свитена императрице Марии Терезии
Я взял за эпиграф отрывок из доклада барона не случайно. Какой бы бредовой он не был, читать его страшно. Ибо смыл его зеркальный. Вот почему я переписал себе эти строки. Страх есть единая суть, обобщающая правду и вымысел. Страх помогает мне продолжать борьбу, которую мне приходиться вести в одиночку. Страх за наше будущее. С каждым днем я вижу (не разборчиво) Свитен сделал все, чтобы скрыть истину, так стремительно проникающую в умы средневековых европейцев. В различных источниках утверждается, что первые упоминания о них появились еще в веках до нашей эры. Возможно. Я даже уверен, что это так. Во всяком случае, я не знаю причин, почему им не появиться на свете, в одно время с нами. Может, эволюция одна из ветвей развития человека? Конечно. В таком случае они могли появиться гораздо позже. Впрочем, бред. Пустые домыслы. Зачем заносить их на бумагу? Я знаю зачем. На бумаге я рассуждаю. С кем еще мне поговорить? Не с кем.
Не с кем.
Не.
С.
Кем.
(не разборчиво)
Я буду писать языком беллетристикиБесконечные одинокие ночи, чем заполнить их?Я начну вести записи. Упорядочу все, что мне удалось узнать о них за долгие годы Я много читал. Я сумею облачить сухие факты в художественную форму. А если нет не страшно. Кто прочтет это? Никто. НикогдаА мне отрада. Так пройдет ночь.
В 1725 году, в деревне
Нет, не так. Я забыл о своем маленьком развлечении: писать художественно.
Ранним утром, в особенно слякотную позднюю осень одна тысяча
Да, так лучше.
Ранним утром, в особенно слякотную позднюю осень одна тысяча семьсот двадцать пятого года, имперский провизор при австрийской военной администрации Фромбальд прибыл в забытую богом Сербскую деревушку Кисилово. Он угрюмо оглядел кургузые домики, подкрашенные бледным светом восходящего солнца и, взяв саквояж с лекарскими склянками, вылез из экипажа. Под сапогами чавкала мокрая земля. Фромбальд, в компании священнослужителя и трех местных жителей, что сопровождали его из Велико-Градиште, направился к церкви, вокруг которой, не смотря на ранний час, уже собралась большая толпа местных жителей. Имперский провизор отметил, что большенство из них выглядели напуганными или же сильно обеспокоенными. Он усмехнулся. Темнота. Необразованные деревенщины. Впрочем, ухмылка его тут же сменилась гримасой раздражения.
Фромбальда можно понять. Несколько часов в дороге из-за взбесившейся деревни. Зачем он здесь? Чтобы успокоить? Одного взгляда на их лица достаточно, чтобы понять переубедить их не получится. Они прислали за ним делегацию, выдернули практически из постели. Они настояли на том, чтобы он приехал сюда и сам во всем убедился. Ну что ж, так тому и быть. Фромбальд убедится в том, что чернь прибывает вне себя от страха, вызванного невежеством. Он выслушает старосту, и к полудню уже отправится обратно.
О, знай Фромбальд что ему предстоит увидеть, он не был бы столь уверен в своем скором возвращении в город.
Прошу вас, священник жестом пригласил провизора следовать за ним в церковь. Гойко, обратился он к одному из троих сопровождавших, вы оставайтесь здесь.
Ну уж как же, возразил тот, мы тоже хотим знать о чем вы там уговоритесь.
Разумеется, но сейчас
Гойко перебил священника.
Это не твоего брата придушил Петр.
Гойко! Священник сверкнул гневными глазами. Делай как велят.
Хорошо, ответил Гойко и вместе с приятелями отошел к толпе взволнованных односельчан.
Извините, входя в церковь сказал священник Фромбальду, следующему сзади, не сердитесь. Горе у нас, люди не в себе.
Это уж определенно, подумал провизор.
Внутри церкви стоял полумрак. Солнце еще не успело напоить крохотные витражные стекла светом. Горели свечи. И в их неровном свечении Фромбальд заметил человека.
Здравствуйте, господин Фромбальд, сказал человек, вставая навстречу вошедшим. меня зовут Златан Христов
Деревенская голова, понял Фромбальд. Его именем было подписано письмо, которое накануне вечером передал ему священник.
Фромбальд коротко кивнул в ответ, и когда Златан хотел было сказать что-то еще, заговорил первым.
Перейдем к делу. Сказать по правде, я не намерен оставаться здесь более чем до полудня, он сел на скамью, поставил саквояж рядом и перебросил ногу на ногу. Итак. В письме вы сообщили о череде странных смертей, постигших поданных Рамского района в количестве восьми человек менее чем за десять дней.
Все верно, господин Камерал-провизор.
И, как вы полагаете, виной всему некто, Фромбальд поморщился, припоминая имя.
Петер Плогойовиц, еле слышно произнес Златан, сглотнув слюну, а священнослужитель торопливо перекрестился несколько раз.
Фромбальд кивнул.
Хорошо. Быть может, вы поделитесь со мной соображениями, почему вы так решили? И это мне хочется понять вперед всего для чего вы позвали именно меня? Разве убийства в деревнях входят в круг моих обязанностей? Впрочем, что ж это я, голос Фромбальда зазвучал со злой иронией, для чего вам понадобился именно я, вы подробно написали в письме. Поверите ли вы, если я сообщу вам, что в первые секунды по прочтению письма, я собирался вышвырнуть вон глубокоуважаемую делегацию, присланную вами? Между тем, письмо ваше носит ультимативный характер, что проигнорировать я не мог.
Златан открыл рот, но, не сказав ни слова, закрыл его: Фромбальд не закончил.
Я не закончил. Вы ставите ультиматум служителю Австрийской военной администрации, и имейте ввиду, подобное не сойдет вам с рук.