Вскорости я узнал, отчего Гола пожелал «перейти в услужение» именно ко мне, отдав моей персоне предпочтение перед всеми остальными: оказалось, из-за моих волос. Как и многие денди, в ту пору я носил длинные завитые локоны, ниспадавшие на плечи. Так получилось, что на вечеринке я был единственным мужчиной с такой прической; в дальнейшем Гола сидел и часами смотрел на меня в молчаливом восхищении. Его застывший взгляд быстро приводил меня в утомление, и я выпроваживал его.
Именно в тот вечер затаенная вражда между бароном фон Шиллером и Жаном Дезмартом взвилась настоящим пламенем! Как издавна повелось, причиной стала женщина Марсита, заведшая с ними обоими флирт самого возмутительного толка. Она даже не задумалась о возможных последствиях своего поведения ведь Дезмарт был неоперившимся молодым глупцом, а Шиллер похотливым бывалым зверем. Но вы скажите мне, месье: где это видано, чтобы женщина свободного нрава задумывалась о последствиях? Взаимная неприязнь конкурентов за ее внимание разгорелась до убийственной ярости, когда немец полез к Марсите с лобзаниями.
Вскоре во дворе уже вовсю звенели шпаги, но прежде чем сам дон призвал кавалеров к благоразумию, Луиджи встрял меж сражающихся, выбил у обоих оружие и растолкал по сторонам.
Синьоры, проговорил он негромко, но с трепещущей в голосе яростью, разве же подобает высокородным так сцепляться? Да еще и из-за кого из-за моей сестры! Клянусь дьявольским перстом: вам обоим изрядно недостает ума! А ты, Марсита, немедленно отправляйся в свою комнату и не выходи оттуда, пока я тебе не разрешу.
Она повиновалась, потому что, несмотря на ее независимость, ни разу не была замечена в перебранке с братом, который из-за своей худощавой, юношеской комплекции часто казался недостаточно мужественным но только не сейчас, в поистине тигрином напряжении, с убийственно сверкающими очами.
Оба джентльмена подали друг другу руки в знак извинения, но взгляды, которые они при этом бросали друг на друга, ясно указывали, что они пока не хотят забывать о ссоре и что та снова разразится при малейшем предлоге.
Той ночью я внезапно проснулся, продрогший от ужаса, с чудны´м, диким чувством на сердце. Откуда оно явилось я не мог сказать. Поднявшись с кровати, я проверил, плотно ли заперта дверь.
Увидев Голу спящим на полу, я раздраженно окрикнул его. Он поспешно встал, потер заспанные глаза и вдруг тишину нарушил дикий крик, эхом разнесшийся по всему замку. Поскольку то был крик девушки, застигнутой смертельным ужасом, охранник у частокола тут же всполошился. Гола хрипло вскрикнул и укрылся за диваном. Я распахнул дверь и побежал по темному коридору; в самом низу винтовой лестницы я на кого-то натолкнулся, и на пару с ним мы пересчитали немногие оставшиеся ступени. Когда из мрака посыпались одышливые извинения, я понял по голосу, что это был Жан Дезмарт. Я помог ему подняться на ноги и побежал дальше. Он последовал за мной.
Крики стихли, но теперь весь замок был в смятении люди голосили, мечи звенели, зажигались тут и там огни, дон Винсенте зычно кричал на солдат, и гомон вооруженных людей, бегающих по комнатам и натыкающихся друг на друга, наполнил дом. Во всем этом смятении Дезмарт, испанец и я чудом достигли комнаты Марситы и как раз в тот момент, когда туда ворвался Луиджи и заключил сестру в объятия.
Сюда же стекались прочие мужчины со свечами и оружием, наперебой спрашивая, что произошло.
Марсита неподвижно лежала в объятиях брата, ее растрепанные темные кудри падали ей на плечи, а элегантная ночная рубашка была в беспорядке, обнажая чудесное тело. На ее руках, ногах, груди и плечах виднелись глубокие зазубренные царапины.
Затем она открыла глаза. Дрожь пробрала ее, она начала дико визжать, еще крепче прижимаясь к Луиджи и причитая:
Ох, эта дверь эта дверь! Я оставила ее незапертой было темно, и этот демон он прокрался сюда, ко мне я схватила кинжал, я попыталась убить его но он вцепился в меня, бросил на пол, начал полосовать о, я больше ничего не помню но ужасный, какой же он был ужасный!..
Кто-нибудь видел фон Шиллера? гневно сверкая темными глазами, вопросил де Севилья. Окружающие оглянулись кроме немца, присутствовали все гости. Я заметил, как де Монтур посмотрел на девушку его лицо выглядело еще более изможденным, чем обычно. Мне показалось странным, что у него одного не было при себе оружия.
Итак, ищем фон Шиллера! сердито воскликнул Дезмарт.
Половина присутствующих последовала за доном Винсенте в коридор. Мы начали с тщательного обыска всего замка и нашли фон Шиллера в небольшом темном холле. Он лежал лицом вниз в темно-красном пятне, которое расползалось все больше и больше.
Видать, какой-то дикарь добрался до него! встревоженно пробормотал Дезмарт.
Не городите чепухи, буркнул дон Винсенте. Ни один туземец не смог бы проникнуть в замок через солдатский кордон, да и все рабы ночуют в положенных им бараках за семью замками. Только Гола и горничная Изабеллы были в замке.
Но кто еще мог сделать что-то подобное? сердито воскликнул Дезмарт.
Вы! ответил я без колебаний. Иначе почему вы так быстро выбежали из комнаты Марситы?
Будьте прокляты за такой поклеп! прорычал он и тут же выхватил шпагу, наставив острие мне в грудь. Но, как бы он ни был быстр, испанец оказался быстрее. Рапира Дезмарта звякнула о стену, а сам он застыл, как каменная статуя, холодное острие клинка испанца коснулось его горла.
Свяжите его! бесстрастно призвал де Севилья.
Опустите свой клинок, дон Флоренцо, велел дон Винсенте, подступив на несколько шагов ближе, чтобы придать своим словам убедительность. Синьор Дезмарт, вы один из моих ближайших друзей, но здесь я закон, и я должен выполнять свой долг. Вы даете мне слово, что не сбежите?
Даю вам слово, спокойно ответил гасконец. Я действовал опрометчиво. Сожалею. У меня не было намерения бежать, но коридоры и пассажи вашего проклятого замка, видит Всевышний, способны свести с ума, если слишком долго блуждать по ним
Из всех присутствующих, наверное, только один человек поверил его словам.
Господа! де Монтур шагнул вперед. Этот молодой человек ни в чем не виноват. Переверните тело нашего германского гостя
Два солдата сделали, как он приказал. Де Монтур вздрогнул и указал на труп. Мы, остальные, бросили на него беглый взгляд и от ужаса тут же отвернулись.
Мог ли человек сделать что-то подобное?
С кинжалом начал было кто-то.
Ни один кинжал не наносит таких ран, отрезал испанец. Немец был разорван на куски когтями какого-то страшного зверя.
Мы оглядывались по сторонам, словно ожидали, что из тени на нас выпрыгнет некий отвратительный монстр. Мы обыскали весь замок каждый фут, каждый дюйм. Но мы не нашли никаких следов присутствия предполагаемого хищного животного.
Вернувшись в свою комнату, я обнаружил, что Гола запер дверь, и потребовалось почти полчаса, чтобы убедить его впустить меня. Отругав негра за такое странное для дикаря малодушие, я рассказал ему, что произошло. Он худо-бедно понимал по-французски и мог отвечать на диком диалекте, который не без гордости считал речью цивилизованного человека. С отвисшей челюстью и белыми от ужаса глазами он слушал, как я приближаюсь к кульминации рассказа.
Джуджу! испуганно прошептал он. Зверо-человеко-морок!
Внезапно мне пришла в голову одна мысль. Я слышал смутные рассказы, не более чем намеки на легенду, в которой говорилось о дьявольском культе леопарда, который вроде как существовал на западном побережье. Ни один белый никогда не видел его последователей, но дон Винсенте рассказывал истории о людях-животных, одетых в шкуры леопарда, которые бродили по джунглям в полночь, выискивая себе жертву, а если таковую находили жестоко убивали и пировали ее плотью. Мне стало не по себе, и я схватил Голу за грудки.