Петер разрыдался и плакал так долго, что жаба успела моргнуть раз двадцать и съела не менее семнадцати мошек.
Тогда Йоссе сказал:
И если следовать этой логике, то ее милостью Умножением является как раз эта жаба, однако твоя женитьба на жабе также не представляется возможной. Ибо если в Historia mutationum[4] Аристотеля и говорится о возможном превращении девушки в жабу, все же большинство толкователей сходится на том, что об этом превращении говорится иносказательно.
И что нам делать? сквозь слезы спросил Петер.
Ну, я тоже жениться на жабе не собираюсь, ответил Йоссе. Пока что это единственное, в чем я абсолютно уверен. Давай доберемся до Хертогенбоса и посмотрим, что мы можем сделать для нашего великолепного Братства Арифметиков.
Думаешь, она ждет меня? спросил Петер уныло.
Почему бы нет? Парень ты видный, ремесло у тебя есть, и все, что ты разделишь, Аалт ван дер Вин соберет по кусочкам и сложит обратно. Сложение ведь тоже противоположно Делению, только работает более медленно.
Ободренный таким образом, Петер продолжил путь вместе с Йоссе ван Уккле и его жабой, и по дороге они обсудили немало философских вопросов.
Город поднимался перед ними так, словно кто-то постепенно вытягивал из-под холмов широкий занавес, с нарисованной на нем картиной: впереди мельницы, дальше стены, а из-за стен виднелся длинный тонкий шпиль собора Святого Иоанна.
Где-то там, в мешанине домов, находилась прекрасная Аалт ван дер Вин в желтых башмачках, и поэтому город казался брату Вычитание и брату Деление особенно прекрасным. Что касается ее милости Умножения, то она по-прежнему сидела в кармане.
День был ярмарочный, а это значит, что кругом царило благое Умножение. Неподалеку от городских ворот в таверне Яна Масса клубился народ, и Йоссе с Петером заглянули туда в надежде найти кого-нибудь, кто готов заплатить за философию и обеспечить Братство Арифметиков чем-нибудь вроде обеда.
Тем временем у Петера уже глаза опять начали светиться красным, а это могло навлечь на товарищей большие неприятности. И в самом деле, Ян Масс заметил эти две горящие точки в темном углу, где сидел и ничего не заказывал какой-то бродяга, и подошел к нему с ножом, которым разделывал баранину.
Скажи-ка мне, обратился он к Петеру, почему это ты занимаешь тут место и не приносишь мне никакого дохода?
Я охотно принесу тебе доход, когда кто-нибудь сам принесет мне доход, сказал Петер. И как только это случится, Господь мне свидетель, я поделюсь с тобой, ибо такова моя натура.
Какова твоя натура? не понял Ян.
Да будет тебе известно, я брат Деление, поэтому непреложно то, что я с тобой поделюсь.
А глаза у тебя почему красные? прищурился Ян.
Это потому, что я сильно голоден, отвечал Петер. Но как только в эту тощую утробу прольется хотя бы немного горячего бульона, красный свет в моих глазах погаснет и они снова сделаются тусклыми, как и подобает глазам добропорядочного горожанина.
А это кто с тобой? спросил Ян, переводя взгляд на Йоссе.
Я брат Вычитание, ответил Йоссе и вежливо поклонился, привстав. И со мной моя жаба, ее милость Умножение. Она весьма кругла и носит свою мудрость не внутри, как большинство, а снаружи.
В каком это смысле? не понял Ян.
В том смысле, что мудрость, находящаяся внутри, не заметна и, более того, пригодна к использованию только тем, кто ее проглотил. Мудрость же, несомая снаружи, доступна любому, кто научен грамоте. А если кто не научен, то другие прочитают ему вслух, и таким образом она распространится.
И что умножает твоя жаба?
Все доброе и хорошее, а также все, что поддается умножению в метафизическом отношении, ответил Йоссе.
Это слишком мудрено, подумав, сказал Ян. То есть платить вы не собираетесь?
Собираемся, поспешно возразил Йоссе, но немного позднее. Пока же дай, прошу тебя, чашку горячего бульона брату Деление, не то он тут всех распугает своими красными глазами. А после этого укажи мне, пожалуйста, человека, который нуждается в исцелении от глупости.
Ян оценил все эти речи по достоинству и поставил перед Петером чашку горячего бульона.
Хочу посмотреть, правда ли погаснут твои красные глаза, объяснил он и присел рядом.
Петер выпил половину чашки, а половиной поделился с Йоссе. И глаза у Петера действительно погасли.
С красными смотрелся лучше, заметил Ян Масс. Что ж, теперь гляди по сторонам да примечай. Вон там сидит Кобус ван Гаальфе, стеклодув, в изрядном уже подпитии. Денег у него немало, а с головой, определенно, не все ладно. Да будет вам известно, этот беспамятный остался мне должен еще с позапрошлого месяца, однако напрочь все отрицает.
Пожалуй, такой человек для наших целей не подходит, решил Йоссе. Покажи еще кого-нибудь, почтенный мастер горячего бульона, и я назову тебя нашим спасителем.
Там вот зашел молодой Гуссен ван Акен, махнул рукой трактирщик. Он молод и немного рассеян. Сердце у него доброе, и он аккуратно платит по счетам.
Жаль подвергать такого Делению, подумав, сказал Йоссе. Не говоря уж о Вычитании. А вон тот толстяк с лицом озабоченного кабана это кто?
О, это Спелле Смитс, как же я мог позабыть о нем! живо отозвался трактирщик. Он аптекарь и торгует различными снадобьями и тюльпанами. Говорят, может сварить приворотное зелье, но если спросить его прямо, у него хватает ума все отрицать. Поговаривают, что все свои пороки он носит в своем пузе, вот почему оно у него такое большое. Для верности он привязывает его к себе широким поясом, а то оно, не ровен час, отвалится и покатится само по себе, что было бы крайне нежелательно.
Стало быть, он держится за свои пороки! задумчиво проговорил Йоссе.
Да кто же за свои-то пороки не держится! живо возразил трактирщик. Потеряешь свои привяжутся чужие. Как со своими совладать этому ты за годы научился, а вот как совладать с чужими-то? Поэтому многие люди и не женятся. Но только не Спелле. Он так уверен в своих пороках, что готов взять за себя жену, а уж она самая легкомысленная и расточительная девушка во всем Хертогенбосе.
Тут брат Деление весь напрягся и спросил сдавленным голосом:
Нет ли у этой девушки красивых желтых башмачков?
Как не быть! Конечно, она щеголяет в этих башмачках. И так дерзко, что весь город, наверное, эти башмачки уже видел. А теперь отвечай-ка, какое тебе дело до этой девушки?
Желтые башмачки сшил для нее я сам, сказал Петер, что не было полной правдой. Что касается остального, то она, сама того не зная, состоит в нашем философском Братстве Арифметиков и является ее милостью Сложением.
Вот оно что! протянул трактирщик, который в силу своего ремесла неплохо владел всеми четырьмя действиями арифметики. В таком случае, конечно, вам стоит поближе познакомиться со Спелле Смитсом. И учти, брат Деление: если вечером я не получу желаемого, я отделю какую-нибудь важную конечность от твоего тощего тела.
Спелле Смитс постукивал указательным пальцем по своему необъятному пузу, и оттуда, как возлюбленная в ответ на условный сигнал, стучал порок чревоугодия. «Хорошо ли тебе было, чревоугодьюшко?» вопрошал Спелле, колупаясь ногтями в зубах. «Ах, хорошо, Спелле Смитс, так уж хорошо мне было!» отвечал порок. Другие пороки толкались и требовали: «И нам, и нам! Когда наш черед-то? Давай уж, не подведи, Спелле!» «На всех хватит!» мысленно обещал своим порокам Спелле, ибо был он человек широкой натуры.
И тут справа и слева подсели к нему Йоссе и Петер и заговорили между собой, как будто никакого Спелле поблизости не наблюдалось.
Ох, брат Деление, сказал Йоссе, всю ночь я промаялся, но так ничего и не придумал.
О чем ты, брат Вычитание? как будто удивился Петер.
Да все о той девушке, которая не идет у меня из головы.