Я просиял: спонтанное воспоминание молнией взрезало темноту сознания.
Вращающийся диск нарисовала моя память столь же отчётливо, как если бы я на несколько мгновений вновь переместился туда. Сунув в карман руку, я нашарил небольшой бархатистый мешочек, внутри которого перекатывались, ударяясь друг о друга, два костяных кубика. Я вытащил кости наружу, и они легли на ладони, демонстрируя небу грани, на которых значилось два и три.
Двадцать Третий! выпалил я, сверля глазами извлечённое из корзины существо. Ретроспектор, не ответив, снова взял его на руки и приподнял над головой, подставляя лику солнца твёрдый, как гранит, шестиугольный панцирь.
Панцирь раскрылся, подобно раковине двустворчатого моллюска, и обнажил жемчужину, покоящуюся на дне. Скорлупка рака-отшельника таила в себе крошечное тельце новорождённого. Он был покрыт тонкой слизистой плёнкой, ручки и ножки плотно прижаты к туловищу, головка повёрнута набок и вжата в плечи. Ретроспектор предложил мне взять на руки младенца в беспомощной безмятежности его хрупкого сна. Я принял ношу не без опаски, меня испугала воздушная невесомость дышащего незаметной жизнью тельца. Так мы двинулись дальше по горячему песку с бесценным грузом чужой только что зародившейся жизни в руках.
IV
Два месяца она засыпала в томографе. Экзистенский наморщил лоб и поправил очки. Он понимал, что его признание потрясёт собеседника, но не мог скрывать правду и дальше. Перед разговором лицом к лицу видеозвонок имел большое преимущество: виртуальная ширма помогала не выдавать ненужных эмоций.
Изображение на дисплее замерло на секунду от внезапной помехи связи.
Что ты сказал? услышал он в ответ. Кажется, связь пропадает. Повтори, я не понял.
Каждый вечер я ставил один и тот же эксперимент, продолжил Экзистенский, словно не слыша просьбы. Он догадался: визави блефует, выгадывая время, чтобы осознать сказанное. Как ребёнка, укладывал Аду спать, надевал на неё блокирующие шум наушники и, лишь только уровень её сознания падал, запускал сканирование. Я её переписывал.
Пе-ре-пи-сы-вал? медленно, по слогам повторил тот последнее слово, потом ещё раз почти восклицательно и ещё, словно при изменении интонации менялся и смысл. Мне не послышалось? Соединение барахлит Что ты имел в виду?
Да, Стёпа, ты услышал ровно то, что я сказал. Эдмунд Францевич закивал, и в его глазах блеснул огонёк одержимости. Хочешь знать о человеке правду засунь его голову в томограф и считай ментальный образ. Я предпочёл работать со спящими: они не лгут. С бодрствующим сложность в чём? Он может и присочинить, а аппарат послушно покажет придуманную картинку из его воображения Доктор сделал паузу, чтобы удостовериться, что короткая помеха не нарушила связь и собеседник хорошо его слышит, и как только тот откликнулся, продолжил. Образы же из сновидений неподконтрольны воле. Наблюдая спящего долгое время, сны я мог систематизировать без поправки на сиюминутные фантазии. К тому же в генезе сновидений задействованы те же участки мозга, которые, согласно моей гипотезе, отвечают за перемещение во времени.
Постой, Эд, взмолился Никогда, дыша в микрофон. Не нравишься ты мне сегодня. Может, ты нездоров? Бредишь?
Я абсолютно здоров и полностью отдаю себе отчёт в словах, напирал доктор. Помнишь ведь, с каким трудом я раздобыл томограф? А как мы с тобой выцарапывали грант? Свою часть я потратил на освоение нейросетей в медицине и функциональной магнитно-резонансной томографии. На отладку технологии мнемографии так я назвал метод считывания ментальных образов, пока не удалось достичь первых внятных результатов по распознаванию мыслей, я потратил год. Он встал и, не выпуская телефона из рук, начал туда-сюда прохаживаться, как делал всякий раз, когда волновался или пытался сконцентрироваться.
И ты молчал Давно ты этим занимаешься? Объёмистая чайная чашка в руке Никогды выплыла из-за кадра и на секунду-другую заслонила экран. Степан сделал шумный глоток и недовольно прокашлялся: то ли чай, про который он забыл за разговором, успел остыть и подёрнуться горькой плёнкой эфирных масел, то ли, проглотив невысказанное негодование, он им едва не подавился.
Это осталось позади. Всего потратил на эксперименты немного больше двух лет и в позапрошлом году их завершил. Примерно в то время я заинтересовался историей Ады ты же стал первым, кому я рассказал о ней. Она была одной из последних подопытных. Экзистенский вдруг пропал из кадра. Взгляд Степана, следуя за движением мобильной камеры, метнулся вверх и упёрся в потолок комнаты собеседника. «Что бы я ни говорил, он меня не услышит, вполголоса заключил Степан. Эгоцентрик». Потолок вдруг пожелтел от загоревшейся лампочки спустя мгновение картинка развернулась обратно и Экзистенский снова появился в кадре.
Ты называл её своим Священным Граалем, припомнил Никогда, убедившись, что тот вернулся к разговору. Путешественница во времени сама пришла к тебе в руки исследовать не переисследовать. Знал бы я тогда, как далеко ты зайдёшь!
До того как я взялся за неё, через аппарат прошли десятка два подопытных. Экзистенский настойчиво продолжал свой рассказ. Переживания друга его трогали меньше, чем освещённость комнаты и уж тем более его собственное первооткрывательское тщеславие. Были и параллельно с Адой.
Но это уму непостижимо! Степан делал паузы, запинаясь на полуфразе: волнение перебивало дыхание, а слова не поспевали за мыслью. Они знали, что участвуют в опытах?
Разумеется, нет, сконфузился Экзистенский. Первоочередной задачей оставалось исследование их мозга для уточнения диагноза. Мнемографирование было второстепенно. Технологию я отрабатывал и на себе самом. Это проще: моё-то сознание у меня всегда под рукой.
Сознание, может, и с тобой, зато насчёт совести я не уверен, вздохнул Никогда.
Да брось! С каких пор ты стал моралистом, Стёпа? Слушай-ка дальше. Себя я писал только в период бодрствования. Для этого приобрёл на сером рынке нейроманипулятор.
Что это?
Дистанционный беспроводной передатчик к моему томографу. Он выглядит точь-в-точь как силиконовый шлем для энцефалографии. Когда включён, через специальное программное обеспечение синхронизируется с томографом, как бы далеко я ни находился лишь бы был доступ в интернет, и передаёт импульсы моего мозга для дальнейшей обработки. А томограф, в свою очередь, я синхронизировал с рабочим компьютером, который упорядочивал данные и помещал в виртуальное хранилище. Днём я вёл запись, а ночью приостанавливал её, чтобы дать расшифровку. Однако, учитывая колоссальные объёмы информации, расшифровать удалось ничтожно малую часть.
А записи с твоих подопытных Степан осёкся. Как же это цинично звучит будто ты о крысах, а не о людях! Значит, их записи ты тоже сохранял?
Да.
И Аду сохранял?
И её.
О боже мой, но это же преступление! ужаснулся Степан.
О боге вспомнил? Церебрум1 звать твоего бога, наставительно проговорил Эдмунд Францевич. Ведь только мозг может иметь божественную силу для учёного. Я и сам ему поклоняюсь. Но этот бог судить меня не станет. Да и правосудию государственному нет до меня дела: мои деяния не преступны, и мне нечего поставить в вину. По совести же говоря, я никому не причинил вреда.
Ты просто влез им в душу, Эд.
А я считал себя инженером тех самых душ. Он уже не ходил по комнате. Успокоился. Сел в кресло и вытянул ноги, оперев их на подоконник и приняв позу небрежного превосходства.
Нет, ты просто влез им в душу! Ведь и не поймёшь, добрый в тебе сидит гений или злой растерянно пробормотал Никогда. Стараясь унять закипевшее в груди возмущение, он по-разному сплетал и расплетал пальцы, словно играя с самим собой в жестовый театр. Аналогия с клонированием вот что пришло мне в голову. Ведь сколько этических споров до сих пор вокруг него ведётся! Ты же, поступившись этикой, решил «клонировать» ещё и сознание