Никаких шансов! И что мне – Акуна мутузить? Он же венед, значит, в родстве со славинами! Бей венедов, чтоб эллинов не ассимилировали? И надо еще экипажу намекнуть, что живых носителей латыни приблизительно к веку шестому не останется – растворятся в варварах! Пусть нам пачек накидают! Ты этого хочешь?
– Да что вы на меня накинулись? – огрызнулся Гефестай. – Я ж не нарочно! Жара…
– Короче, – тяжело сказал Сергий. – Чтоб этого больше не было. Замечу еще хоть раз… Изуродую! Нас в этом времени и так четверо всего. И я это говорю не одному Эдику. Понял, Гефестай?
Великан мрачно кивнул.
– Не забыл еще, какой у тебя псевдоним был на арене?.. Портос! Ну, так и ведите себя как мушкетеры! А вы как… не знаю, кто. Как пассажиры такси – сели вчетвером и вышли на разных остановках. Короче, мириться я вас не зову и руки тянуть друг другу не заставляю…
– «Мирись, мирись, мирись, – насмешливо пропел Искандер, – и больше не дерись!»
– Обойдутся, – буркнул Лобанов. – Сами как-нибудь разбирайтесь, не дети. А еще раз такое повторится… Сделаю оргвыводы и приму меры. Все! Тема закрыта. Продолжим политинформацию… На чем я там остановился?
– На босяках, – подсказал Тиндарид, ухмыляясь.
– Эти босяки – граждане Рима, – пробурчал Сергий, хмурясь. – Вот их и подкармливают, чтобы голосовали, за кого надо. Да и Орк [8] с ними, со всеми… Жертвовать собой за этих голодранцев, равно как и за сенаторов-толстопузиков, я лично не собираюсь, и вам не советую. У нас другое задание – спасти Египет!
– Делов-то! – фыркнул Эдик, и покосился на Лобанова.
– Зухос желает скинуть римлян и править в Египте самому, по-фараонски. Если ему удастся сделать Египет «самостийным та нэзалэжным», вся империя зашатается – пойдут восстания в Дакии, в Германии, в Палестине, в Мавритании… Мигом найдутся желающие тоже отделиться – вспомните СССР! А начнется развал – будет и беспредел…
– Это как всегда, – кивнул Искандер.
– Да знаем мы про все… – заныл Эдик.
– Я знаю, что вы знаете! – отрезал Сергий. – Повторение – мать учения! – усмехнулся он. – Кто виноват и что делать – определим по прибытии. Все, можете расползаться!
Солнце палило как сумасшедшее, а с юга задувал сухой, жаркий ветер, донося горячее дыхание Сахары. Дважды трирема разминулась со стадами китов – добродушные великаны поглядывали с волн круглыми коровьими глазами, пускали фонтаны, и, наверное, от избытка сил, шлепали хвостами по воде, поднимая тучи брызг. Частенько с водяных горок скатывались тюлени – серые самочки и белые самцы. Крутились вокруг, прыгая и кувыркаясь, дельфины, поднимая к людям на палубе свои лукавые, симпатичные морды. А уж рыбы плавало – невпрогляд. Крупные, в косую сажень, змеевидные лихии с лимонно-желтой полосой вдоль серебристого бока чуть ли не сами прыгали в сачки. Переливчатые дорады, бониты, кефали клевали наперегонки.
…Как-то разом завечерело. Небо, совсем еще недавно индиговое, стало лилово-синим, прираставшим чернотой с востока и почти загасившим багровые ленты на заходе. На Марэ Нострум вообще быстро темнеет. Подул свежий ветерок, обдувая потное тело. Упарившийся Сергий стоял у борта, с наслаждением вдыхая подсоленный воздух. За последние дни не было ему еще так спокойно и хорошо, как в этот час между днем и ночью. Вся суетность мира и даже тоска по Авидии отступили, не загораживая дорогу покою и отдохновению. Наверное, в такие вот минуты душа человеческая и заряжается оптимизмом, верой в будущее, житейским азартом. Неслышными шагами подошел Искандер.
– Хорошо сегодня… – сказал Тиндарид.
– Хорошо, – согласился Сергий.
Они замолчали, исчерпав тему.
Меж тем ночь поднялась, зажигая крупные, лучистые звезды и складывая из них созвездия. Багровый закатный глянец на волнах давно уж растворился, и две пучины, морская и небесная, слились в неразделенный Хаос.