Юра Зорин озорно улыбнулся.
Я хоть и не соцтехнолог, но воспитаю по высшему классу! Семь потов выгоню! Не возражаешь, стажёр?
Нет, ответил я. Наоборот
Космонавтов, очень разных парней, роднили две заметные черты: доброжелательность и надёжность. На них можно было положиться. До сих пор я знал только командира. Но на «Джанибекове» все и Юра, и второй пилот Володя Кузнецов, и бортинженер Валера Соболев приняли меня, как давнишнего приятеля.
Юрий заставлял делать всё то же, что делал сам: определять местонахождение корабля и направление движения, прокладывать курс, рассчитывать время, баланс масс, расход рабочего тела, режимы полёта Ко всему этому наставник добавлял множество учебных упражнений как говорил, для общего развития. Скучать было совершенно некогда. Я научился уверенно работать с ТШ-11 телескопом штурмана, ВН-Е навигационным вычислителем Емонакова и прочими электронными помощниками. Пришлось забыть представление о телескопе как о массивной трубе, выглядывающей из поворотной башенки. ТШ-11 походил на обыкновенный компьютер, только с «навороченным» монитором, с обилием координатных сеток на экране.
Иногда Юра принимался гонять меня вдоль и поперёк по таблице интегралов. Я ворчал:
Ты ещё по таблице умножения погоняй
Будет настроение и погоняю, хладнокровно ответствовал штурман. Учителей, Слава, не обсуждают.
Впрочем, методистом он был неплохим, учил понятно и последовательно. И никогда не раздражался.
Время от времени я надевал похрустывающий белоснежный СУОТ скафандр универсальный, общего типа и вместе со всеми выходил из корабля, помогал Валере Соболеву контролировать роботов, выводящих либо вводящих грузовые контейнеры в секции каркаса. Мне нравился надёжный и удобный СУОТ. Мой скафандр моя крепость «Универсал» был жёстким, но на внешнем виде это никак не отражалось. Гибкость в суставах обеспечивалась несчётным количеством микрошарниров.
Запомнилась посадка на Каллисто, возле российской станции. Командир хлопнул по плечу:
Поздравляю, Слава! Твоя первая луна.
Мы вышли на зеленоватое искрящееся поле метанового льда, обрывающееся близким выпуклым горизонтом; выше на чёрном небе сверкала россыпь немерцающих, неподвижных звёзд одни поярче, другие поскромнее, многие с заметным оттенком жёлтым, оранжевым, голубым, зелёным, рубиновым Слева подходила коричневая острозубая скальная гряда стена кратера. А над ней Я невольно вздрогнул. Над зубьями скал на фоне чёрного неба вздымался огромным полосатым полушарием властелин здешних мест Юпитер. Пересекая его, плыл тёмный шарик не совсем правильной формы.
Адрастея. Согласен, штурман?
Согласен. Точно она.
А вон Ио.
Я повернулся. Справа, высоко между звёзд, стоял желтоватый серпик. Ио немного напоминала земную Луну.
То ли ещё впереди, сказал командир. Сатурн увидишь, его спутники. Один Титан чего стоит. Или Янус Ладно, пошли в станцию. Все уже там.
Мы двинулись к серебристому куполу, как во сне, замедленно перебирая ногами, с каждым шагом уплывая на метр вверх и на десять вперёд. Сбоку, то отходя, то возвращаясь, нас сопровождали по зеленоватому льду тени от здешнего маленького Солнца. Командир держался чуть сзади страховал новичка.
Я не думал, что усну в эту ночь. Но мозг был перегружен впечатлениями, и меня сморило после королевского ужина, данного в нашу честь местными физиками, планетологами и астрономами. Хозяева, посмеиваясь, отвели спать, раздели и уложили.
Потом был Сатурн и три из его спутников. Пять станций, в том числе две техасские и японская. Японцы бойко шпарили по-испански. Я не отставал
* * *
Полёт за полётом открывалась мне грозная, дивная краса Космоса. До дрожи пробирала эта нереальность, в которой ходишь, смотришь, трогаешь. Почти не отталкиваясь, подлетаешь на высоту своего роста и плавно опускаешься Страннее и прекраснее всякого сновидения.
Титан облачно-туманный мир с коричнево-оранжевым прозрачным небом, сквозь которое просвечивают самые яркие звёзды. Из тумана выступают чёрные скалы. Метановые ручьи, реки текут в озёра. Каменистая поверхность спутника то там, то тут обрывается пропастями; в их глубине плавает лиловый и фиолетовый туман. Ночью в небе, окружённый звёздами, стоит Сатурн, косо вознося кверху ребро исполинского кольца, на котором сидят иногда три, иногда четыре зеленовато-серебристых серпа других спутников.
Почти все луны другого гиганта Урана богаты всевозможными минералами. В наружном щите спутников, состоящем из газовых льдов, проделаны шахты и карьеры, идёт промышленная добыча драгоценных и поделочных камней. Любой желающий может собрать коллекцию. Это своеобразная привилегия космонавтов.
Но над мутным океаном атмосферы самого гиганта людей охватывает непонятное волнение. От Урана исходит ощущение жутковатой тайны. Всегда казалось: там, под плотной атмосферой, ждут изумительные и опасные открытия.
Спутники Нептуна ничем очень уж оригинальным не отличаются. А вот виды Плутона поражают своей мрачной торжественностью. Поля и реки газовых льдов, чёрные и тёмно-серые скальные стены с красными высверками на изломах. Гипнотическая тьма расщелин, соваться в которые строгий командир запретил.
Исследования не наша работа! Мы транспортники. А любители туризма особенно ты, Валерий! должны знать, что оттуда кое-кто не вернулся.
В чёрном Плутоновом небе неприметно висит Харон тёмная, еле заметно светлеющая с одного бока туша, закрывающая звёзды И со всех сторон неожиданные разноцветные сполохи вырывающихся из недр газов, которые тут же обращаются в жидкость и замерзают бугристой наледью.
Невиданная, чужая красота. За два года я так и не свыкся с ней. Каждый раз, словно впервые восторг, изумление И всё-таки эти чудеса не могут полностью околдовать сквозь скафандр. Не хватает земного тепла. И каждый раз после рейса я спешу завершить формальности и спуститься с небес.
Может, это постоянное земное притяжение и есть причина тому, что наш «Владимир Джанибеков» всегда возвращается быстрее других таких же транспортников.
Ну, могём! смеются друзья-космонавты. Опять вы «Игоря Зарубина» обставили, и «Вадима Черноброва», и «Алексея Леонова», и техасов
Я, наконец, нашёл время приняться за роман Григория Ольховского. Прекрасно помню те времена, хотя прошло больше ста лет. Но сам могу помнить только то, в чём лично участвовал, где присутствовал. А Ольховский и после того, как меня нашли пули убийц, много беседовал с Димой Арсентьевым, бывал у президента Карцева.
Несколько смутило, что Григорий Захарович то и дело называет главного героя мастером. Пусть не меня, я всего лишь прообраз. Но всё же как-то
Однако это самое прозвание, как ни крути, сопровождает меня всю жизнь. И сейчас наши ребята говорят: мастер, мастер Всего лишь неплохой штурман. Ну, штурман-то на самом деле неплохой судя по тому, что приглашён в Звёздную экспедицию.
Звёзды ко мне неравнодушны. Всякий раз, когда вижу их бессчётную россыпь на большом экране центрального поста, или на мониторе телескопа штурмана, или просто сквозь стекло гермошлема все, все они, во главе с ярчайшим Сириусом, вопреки логике и здравому смыслу, все вместе шепчут мне: «Увидишь, ещё увидишь свою Инну».
Писатель Григорий Ольховский: из дневника
Я нашёл их. Вернее, они сами нашлись.
Меня давно интересовала работа Технологической службы МВД. Кое-что знал из радиопередач, из газет. Новые, они же современные технологии. Неотразимая «кабина признаний» Либеральные журналисты возмущались жестокостью по отношению к преступникам. Но я далеко не либерал. Захотелось написать о людях, столь храбро взявшихся раз и навсегда уничтожить в стране уголовщину. Сначала я не мог избавиться от некоторого скептицизма. Но на улицах стало спокойно, почти не попадались шатающиеся фигуры и скотские рожи, в подъездах никто не толпился угрожающе. И обитатели рабочего общежития, неподалёку от которого я живу, заметно поскромнели. Кажется, можно стало и гулять тёплыми ночами по городу. Давно не было сообщений о квартирных кражах, грабежах инкассаторов и ювелирных магазинов, о массовых драках, о стрельбе в ночных клубах и на автодорогах Похоже, с приходом генерала Нестерова наши правоохранительные органы стали по-настоящему зубасты.