Тетушка Сладка Рыбу не боялась без нее бы в пекарне ничего, кроме горелых сухарей, не спекли бы. Она иногда заступалась за Войту и прикрывала его, когда он спал, Рыба нашел бы ему работу быстро.
Печи Войта растопил, но дров больше не осталось надо было и наносить, и распилить, и расколоть. Едрена мышь, одной рукой тяжеловато Кровь из раны сильно пошла. Провозился долго, Рыба уже орал, что нужна мука
Да ты ослеп, старый хрен! Тетушка Сладка выражений не выбирала. Как он жернов будет крутить? И без того для битюга работа, не для человека! А парень без руки сегодня!
Ты язык-то свой придержи! Мне до его руки дела нет, мне мука нужна. А будет плохо крутить я силенок-то прибавлю, если ему вчерашнего мало было!
И Войта крутил, конечно, потому что вчерашнего ему вполне хватило. Не хорошо крутил и недолго: голова поехала сразу если бы не держался за ворот, упал бы раньше.
Прибавить Войте силенок Рыбе не довелось едва он собирался этим заняться, в пекарню явились два мрачуна посолидней и родством к господину Глаголену поближе: воевода замка и его брат.
Белоглазого велено вести к хозяину, вкрадчиво мурлыкнул воевода Рыбе, перехватывая того за руку с занесенным квасным веслом. И тебе который раз говорить, что ты портишь имущество господина Глаголена?
О то ж имущество! У меня этих весел
У тебя, может, и чудотворов много? Можешь с хозяином поделиться? Воевода заржал. Эй, Белоглазый! Вставай давай. Разлегся тут
Войта начал потихоньку подниматься голова сильно кружилась и слабость накатывала дрожью по всему телу, в коленях особенно сильная.
А какого рожна у него из рукава кровища капает, а? спросил воевода у Рыбы. Как я его в башню поведу, а? Быссстро тряпку давай!
Рыба с готовностью протянул воеводе тряпку, которой обычно прихватывали противни, засаленную и в саже.
А че не половую-то? Воевода поморщился. Рушник давай.
Теперь поморщился Рыба и проворчал, что он рушники не рожает, но отдал, никуда не делся. Брат воеводы перетянул рану на плече у Войты прямо поверх рубахи, узелок завязал по-хорошему, за уголки, опытного вояку сразу видно, отец Войты так же перевязывал раны.
Войта никогда не бывал в помещениях замка, не говоря о покоях господина Глаголена, а повели его прямо в святая святых в башню, где хозяин предавался мрачению и творил свои страшные оккультные опыты. Опытами Войту напугать было трудно, и если поначалу, с год еще назад, он испытывал что-то вроде любопытства, то теперь ему было без разницы, чем господин Глаголен занят в своей башне.
Воевода Войту не подгонял, даже поддержал раз-другой под локоть, когда тот спотыкался босыми ногами о высокие каменные ступеньки. Ходить босиком Войта так и не привык с детства носил обувь, отец мог себе позволить обуть всю семью, особенно по камням, по брусчатке дворов и, конечно, по ступенькам. Лестница шла внутри стены по кругу, крутая и узкая, освещенная бледным светом лунных камней, Войта не сразу понял, что воевода зажигает их впереди и гасит, едва они скрываются за поворотом. Под конец Войта запыхался и совсем ослаб из-за раны, из-за того что крови много вылилось, а потому запнулся о порог двери, которую перед ним распахнул брат воеводы, шедший впереди. Не упал, но, в общем, ввалился на верхний ярус башни совсем не так, как собирался, а собирался он это сделать гордо и с достоинством, которого и без того не много оставалось.
Ничего особенного он не заметил: лаборатория как лаборатория, чем-то похожая на его собственную, только побогаче, никаких младенческих тел, человеческих сердец и заспиртованных уродцев, о которых шептались в замке. Господина Глаголена он видел и раньше, правда только издали: не старый еще был человек, сохранил и прямую осанку, и горделивый разворот плеч, брюха не отрастил, разве что седые волосы основательно поредели.
Глаголен стоял перед высоким лабораторным столом, коротко взглянул на Войту и тут же снова опустил глаза на рукопись, которую читал. Воевода кашлянул раз-другой, и хозяин не глядя махнул ему рукой в знак того, что можно идти. Дверь захлопнулась у Войты за спиной, и он подумал еще, что это они погорячились: старого мрачуна можно задушить голыми руками, несмотря на усталость, рану, потерю крови Если бы не широкий лабораторный стол
Магистр славленской школы экстатических практик Войта Воен по прозвищу Белоглазый пробормотал Глаголен и снова поднял глаза. Именно потому, что в ответ очень хотелось опустить взгляд, Войта этого не сделал. Подойди ближе.
Войта сделал несколько шагов к столу.
Еще ближе.
Глаголен говорил так, будто каждое слово дается ему с трудом или ему приходится преодолевать себя, обращаясь к невольнику.
Войта подошел к столу вплотную стол был слишком широк, дотянуться до мрачуна возможности не было.
Это твой труд? Глаголен через стол подтолкнул к нему рукопись.
Войта, увидев чужой почерк, хотел ответить, что ничего подобного не писал, но, прочитав несколько слов, немедленно узнал собственный опус о движении магнитных камней. Вот как Мрачуны добрались до Славленской библиотеки? Школы экстатических практик больше нет? Или сработали шпионы?
На этот раз Глаголен смотрел на Войту пристально, не мигая и не отводя глаз. И под этим взглядом хотелось поежиться.
Откуда вы его взяли? Ответ на вопрос вопросом в положении Войты сам по себе был вызывающим, а он еще постарался не опустить глаза.
Он дошел ко мне в списках. Я не смог отследить его путь от Славленской библиотеки до моего замка. Это писал ты?
Наверное, отрицать столь очевидную вещь было бы глупо на титульной странице стояло имя Войты. Без прозвища, правда.
Да, это писал я. Войта чуть приподнял подбородок, вспоминая, что кроме телесных ощущений есть в мире вещи поважней.
Я не знал, что имею в собственности столь блестящего ученого. Мрачун сказал это вполне серьезно, без улыбки, но и без презрения. Констатировал факт. Насколько я понимаю, этот труд не освещает и десятой доли твоих знаний в области движения магнитных камней.
Войта промолчал.
Что ж, думаю, моя лаборатория более подходящее для тебя место, нежели пекарня.
В глубине души шевельнулось что-то: Войта старался не вспоминать Славлену, свои опыты, лабораторию жар, который охватывал его во время работы, азарт, которому он привык отдаваться полностью, одержимость и упрямство в достижении результата.
Впрочем, он не думал над ответом.
Нет.
Что «нет»? равнодушно спросил мрачун и придвинул рукопись обратно к себе.
Я не буду работать в вашей лаборатории.
А, то есть крутить жернов в пекарне ты находишь более интересным занятием? И тени улыбки не мелькнуло на лице хозяина.
Войта пожал плечами. Можно принудить человека крутить жернов, но принудить его думать и делать открытия нельзя.
Ты, наверное, считаешь, что я собираюсь выведывать у тебя тайны чудотворов На этот раз Глаголен покивал с иронией, но снова без улыбки. Я не интересуюсь тайнами чудотворов. Во-первых, я не так мало знаю об опытах с магнитными камнями, а во-вторых, если понадобится, мне сделают списки со всех трудов Славленской библиотеки.
Я знаю гораздо больше, чем записываю, усмехнулся Войта.
Ну да, конечно. В словах мрачуна опять проскользнула ирония. Я не умаляю ценности твоих знаний. Ценности для чудотворов, разумеется. Но меня более волнует умение думать и делать выводы, нежели те выводы, которые ты уже сделал. И замечу, что я не спрашивал тебя, будешь ты работать или нет, хочешь ты этого или не хочешь. Тебе отведут комнату в средних ярусах башни, и через три дня, подлечившись и набравшись сил, ты приступишь к своим новым обязанностям.