Для старика гнома я старалась вплетать отвод смерти, усталости, неудач, неприятностей, проклятий, отражение злых пожеланий, а самое главное убрать глухоту к словам дочери. Необходимо, чтобы он смог слушать и слышать ее слова. Получилось довольно грубое плетение браслета: крупные черные узлы с маленькими проблесками красной и золотой нитки, для мужчины в возрасте подойдет.
А для дочери Орлиха и Геи придется постараться побольше. Ей предстояло прозреть. Открывать глаза на действительность происходящего всегда болезненно это мне и надлежало сгладить. Осознание по-настоящему важного происходит через боль. И почему люди понимали и принимали для себя истину только путем страданий?
Эту часть жизненного пути дочери мастера гнома к настоящему я и пыталась смягчить и обезопасить для нее, но полностью «обезболить» душу не получиться. Уже под конец я привязала пару узелков для отвода неприятностей и нездоровья. И так же, как у отца, открыть ей возможность слышать друг друга. На этом все готово.
Вокруг все еще мерцали искрящиеся песчинки, преломляющие свет. Взмах моей маленькой палочки и они исчезли. Свой проводник я преобразовала в медальон и оставила висеть на шее.
Что же, второй браслет получился больше красный, и только при желании можно было разглядеть нити «черного золота».
Резко почувствовав чей-то пристальный взгляд, я начала осматриваться по сторонам, но никого и ничего подозрительного не находила. Для того чтобы убедиться, что никто не стал свидетелем одаренности темной направленности, я подошла к окну.
Как показывала практика, в этом мире темный дар так же коверкал, извращал душу и разум обладателей, как и в нашем, когда не находили правильный путь взаимодействия со своей сущностью. Как именно здесь контролировали разрушительную одаренность, я надеялась не узнать вовсе. А если судить по не самой приятной встрече с темными ведьмаками, которые подвергли полному устранению собственной личности и воли, а также абсолютному подчинению, то вряд ли темные этого мира пытаются бороться с искушением всевластия и вседозволенности. Большинство из них пошло по дороге соблазна. Ах, да, еще и неизвестно какие светлые на этих землях.
Я долго вглядывалась сквозь оконную преграду в поисках хозяина пронзительного взгляда, который до сих пор ощущался мною. Даже руку протянула, чтобы коснуться холодного стекла. Но так и никого не смогла разглядеть: только пустая улица, фонари, и дом напротив, где горел свет исключительно на первом этаже. Казалось, что вот-вот у меня получиться найти случайного или неслучайного очевидца, но все тщетно.
Зябко обхватив себя руками, я вышла из комнаты, оставив на столе сплетенные браслеты, и направилась в душ: смыть с себя беспокойство, полет на дружелюбном омо, лесные приключения и ощущения чужеродного присутствия. А уже потом со спокойной совестью устроиться на настоящей мягкой постели.
Он
Не устояв перед искушением, он решил посмотреть, как необыкновенная темная устроилась на ночлег. Если не трогать ее защиту, она и не почувствует его присутствие. Но все-таки ему стоило перестраховаться. Он уверенно глотнул из стеклянного флакона переливающуюся розовую жидкость и невидимым для окружающих, выскочил в окно прочь из своей, снятой на одну ночь, дешевой комнаты.
Даже если в этот темный час и были бы прохожие, то никто не заметил бы небольшое вздыбившееся облачко пыли, вдруг возникшее на ровной протоптанной дороге.
Обойдя нужный дом по кругу, он подсмотрел в каждое окно. В перовом он открыл для себя милую картину: спящая на кровати девочка дочка колдуньи. В следующем окне он увидел сидевшего на застеленной постели седого гнома, в полной темноте. Зрение после посвящения в орден Пресветлого позволяло ему рассмотреть печаль или даже скорбь на лице старика, гном рассеяно рассматривал свои собственные сморщенные руки. На третьем окне ему улыбнулась удача. Он наткнулся на кухню, где одинокий огонек трепыхался на обеденном столе, а благодаря необычной женщине происходило все самое интересное, кто бы мог подумать?
Никогда ему не доводилось узреть вживую колдовство такой красоты: сияние золотых и черных искр было завораживающим даже для служителя ордена светлого бога.
Когда колдуны или колдуньи обращались к своему дару, обычно это выглядело, как черное тягучее «нечто». Оно и выполняло волю темного, «пачкая» свою цель. Такое колдовство традиционно сопровождалось телесными пожертвованиями: кровью, частью тела или смертью. А желаемое нередко было подлым, низким, недостойным и злым.
Светлое колдовство же было полной противоположностью. Оно обладало золотым цветом, будто чистый свет изливался из светлого одаренного. И нес он в себе добро, чистоту и саму жизнь.
Встали светлые против темных колдунов, обратились в орден служителей Пресветлого, чтобы не позволить темным вредить и использовать пустых людей в своих черных замыслах. И завязалась война между противоположностями, которая длилась до сих пор.
За это время бесконечной борьбы между темными колдунами и светлыми служителями ордена ни одного простого светлого одаренного не осталось. Все без исключения светлые прошли посвящение и использовали свой дар только против темных. Когда-то славились они добрыми деяниями: целительством, выращиванием дивных садов, выхаживанием животных, заботой и помощью страждущим и подобными умениями.
Он сам уже и не мог вспомнить, когда просто так обращался к огню Пресветлого для чего-то приятного. В его памяти остались только нескончаемые сражения и безоглядное противостояние.
Ему выпал случай видеть в эту минуту нечто совершенно иное, необычное и капельку чудесное. И вновь происходящее откликалось непривычным теплом в его заледеневшей душе. Ему по-настоящему нравилось наблюдать за плавными движениями мерцающих крупинок, зависших прямо в воздухе, и за завораживающим танцем бликов, отражающихся на стенах.
Но больше его привлекало смотреть на саму колдунью. Ему нравилось ее бескровное уставшее и отрешенное лицо, ее закрытые глаза, слегка нахмуренные темные брови, безупречный нос, сжатые от усердия губы, тонкие пальцы, тихонько поглаживающие подлокотники старого кресла. Он долго рассматривал ее руки, которые плели браслеты: один черный, другой красный, однако, талисманы?! Он любовался, как она ловко использовала палочку, которую в конце видоизменила, а затем спрятала у себя на груди. Он уже знал, как будет убеждать своего командира в том, что эта темная была не такой, как все. Мысль, что этой странной, красивой и притягательной колдуньи вдруг не останется в живых, пугала его с неистовой силой. От этого он снова упадет в пучину безразличия и равнодушия. Ему совсем не этого хотелось.
Он так сильно хотел коснуться ее, особенно после того, как закончилось колдовство прямо сейчас дотронуться хотя бы кончиком пальца до ее бледной щеки.
Она была прекрасна. Ее черные волосы спутаны, а губы пересохли, и сама она держалась на последних крохах сил. Желание дотронуться было столь велико, что он неосознанно поднял и протянул руку к окну, встретив стеклянную преграду под ладонью. В тот же миг она его почувствовала, но увидеть никак не могла, хоть и очень старалась. Металась, смотрела по сторонам в поисках беспокоящего ее взгляда, пока не подошла к единственному окну, за которым был он.
Обнаружить источник беспокойства у нее так и не вышло. Еще бы слезы василиска способны на многое, все зависело от того, как их приготовить. Он останется для нее невидим.