Хотя, если подумать, у них тоже не сахар
Артур обнаружил, что стоит у того самого дерева. Вокруг никого не было.
Мерлин? позвал он.
Тишина.
Ствол был необъятный, рассеченный пополам почти невидимой узкой щелью.
Есть кто?
Артур оперся о шершавую кору, заглядывая внутрь.
И ухнул вниз.
Секундная стрелка в очередной раз дернулась и двинулась с места.
Время двинулось.
Мирддин вскинул голову и увидел Артура. Взрослого, настоящего Артура.
Мерлин, какого черта тут
Артур заозирался по сторонам. Глаза у него расширились от узнавания.
Мирддин знал, что Аннуин делает с человеком, но все равно видеть это было очень страшно как Артура вминает в одно-единственное мгновение. Как он съеживается, становится меньше, как делается маленьким и слабым, как у него на лице проступают ужас и отчаяние и как рот начинает кривиться углами вниз от огромной, невыразимой обиды. Как лицо превращается в маску из античного театра.
Нет, подумал Мирддин. Нет-нет-нет-нет.
Он подскочил к ребенку, наклонился и схватил его за плечи, стараясь поймать взгляд.
Смотри на меня. Посмотри на меня. Как твое имя?
А а Артур, выдавил мальчик.
Кто ты? Ты помнишь, кто ты?
Тот сглотнул и кивнул головой. Мотнулся светлый чуб.
Я король.
Молодец. Повтори еще раз.
Он зажмурился и сказал тверже:
Я король.
Король чего?
Король Камелота.
Почему ты король Камелота?
Артур распахнул глаза. Мирддина продрал мороз по позвоночнику настолько взгляд не соответствовал внешности. Взрослое сознание выглядывало из детского тела как солдат из-за бруствера.
Потому что больше никого нет, сказал Артур.
Есть, сказал Мирддин. Но не здесь.
Артур нахмурился:
Я тебя знаю?
Я Мерлин, сказал Мирддин. Пойдем.
Куда?
Домой.
Артур закусил губу и кивнул. Мирддин выпрямился, не отпуская его плеча, и подтолкнул его перед собой. Артур сделал шаг, но взгляд у него, как приклеенный, застыл на обломках машины, разворачивая к себе.
Не смотри туда, сказал Мирддин.
Ты же смотришь.
Я тоже не буду. Он провел свободной ладонью перед лицом, закрывая себе глаза, и одновременно покрепче сжал Артура за плечо, чтобы он никуда не делся. Вот. Я не смотрю. Сделай так же.
Рядом раздался тихий вздох. Мерлину оставалось надеяться, что Артур подчинился.
Представь себе дом. Мирддин старался говорить как можно спокойнее, одновременно лихорадочно прикидывая варианты. В Камелот они не попадут, Камелот закрылся. Но сейчас Артур отцепит внимание от того, что вокруг и его можно будет вытащить. Вопрос за какую ассоциацию потянуть ччерт, что у него там в голове сейчас вообще? Что ты видишь?
Звездочку в окне
Звездочку Прекрасно.
Он прислушался, вылавливая образ из чужого сознания распахнутое окно, светлая занавеска, синее ночное небо в прорези вызвал в памяти звезды над Авалоном, сделал усилие, совмещая образы, покрепче сжал артуровское плечо и толкнул их обоих из разлома наружу к белой сияющей точке наверху.
Все вокруг задрожало, расплываясь.
Артур пришел в себя в траве. Голова гудела. От этого созвездия сверху чуть покачивались.
Над ним, заслоняя половину, возвышался Мерлин и злобно сипел:
Какого черта ты туда полез?! Тебя предупреждали? Тебя же предупредили!
За его спиной из теней соткался белый призрак.
Ты реагируешь, как человек, сказала Нимуэ. И у тебя опять есть голос.
Мирддин осекся, развернулся на пятках и уставился на нее.
Да, наконец, выговорил он шепотом. Правда.
Он стек на землю и прислонился к дереву.
Артур лежал на траве и смотрел на звезды. Они тут были яркие, как нарисованные в детской книжке. «Звездочка, гори, гори что же у тебя внутри? Над землею с высоты надо мной сияешь ты» наплывал откуда-то из памяти низкий женский голос. «Если солнца больше нет, и оно не дарит свет то пришла твоя пора полыхать нам до утра»
Надо же, сказал Артур вслух. Не знал, что я это помню.
Аннуин ничего не забывает, буркнул Мерлин. Потом тихо засмеялся. Вот как это работает с другой стороны. Кто бы знал
Артур сел. Слоны, напомнил он себе. По мере поступления.
У него всегда такие шуточки? спросил он Нимуэ.
Дану улыбнулась в темноте:
Почти.
Артур поднялся, потянулся и сцепил руки на затылке:
Эта твоя глушилка в обе стороны работает?
Листья? переспросила дану. Да, а что?
Не знаю, как вам, сказал Артур, а мне еще есть сегодня чем заняться.
Он махнул рукой и зашагал прочь.
Мирддин засмеялся ему вслед, провел ладонью по лицу и повернулся к Нимуэ. В зрачках у него плясали отблески того, что плескалось изнутри светлое, ищущее и безумное выражение, расплавленное золото, готовое перехлестнуть через край, жаждущее разделения.
Он опять был целый, и был очень человек сейчас.
Он протянул руку и провел по ее щеке, по переносице, по губам будто пытаясь вспомнить, как выглядит то, что он помнил только наощупь.
«Прости меня».
«За что?»
«Я искал ответ. И вот он есть единственный, верный, истинный ответ. И он для меня и вне меня. И я не могу передать его. Никому. Даже тебе. Это точка, в которой мир становится оправдан. И она разная для всех».
Он прижал ее к себе, зарываясь лицом в волосы. Нимуэ ощутила, как он улыбается.
«Это так хорошо. И так неправильно. Будто весь этот мир создан для меня одного, как подарок на день рожденья. Это неправда, или не вся правда. В мире очень много горя, и несправедливости, и боли, и я это знаю, не могу не знать, но сейчас мне все равно. Я ничего не могу поделать с тем, что мне все равно».
Против воли Нимуэ улыбнулась его радость отдавалась в ней, щекочущим покалыванием в пальцах, холодноватой электрической искрой по позвоночнику, острым, неостановимым любопытством. Человек. Венец творения. Нимуэ зажмурилась.
«Покажи мне».
Она ощутила прикосновение к виску.
Пространство вокруг распахнулось как взрыв в одиннадцать измерений.
Мир сделался больше; мир всегда делался больше.
Полые стволы, врезанные в высокое небо, поднимались вверх, как черные русла и по ним, спаивая берега, текло горячее золото, принимая на себя тяжелый небесный свод. Страшное, сладостное, человеческое чувство. Ледяное, изумленное, дановское сознание. Люди чувствуют, но не осознают; дану осознают, но не чувствуют.
«Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя»
Одна и та же простая мысль, бьющаяся в каждом движении и разбегающаяся, ветвясь, по нейронам, спаивая оттенки значений, соединяя разорванные берега.
«В горе и в радости В болезни и в здравии В богатстве и в бедности»
«По эту сторону Реки»
«И за ней».
Нимуэ повела рукой, и стена стала прозрачной, открывая вид на озеро и гору. В голубом утреннем небе над кронами сосен проступала белая луна. Самое удачное время для активации менгиров когда луна и солнце стоят в воздухе одновременно.
Камелот падет, сказал Мирддин.
Нимуэ повернулась. Он сидел, зашнуровывая туфли люди не ходят босиком. Золотое и раскаленное внутри него отступило, как отступает прилив, и он был сейчас очень дану. Собранный и сосредоточенный, готовый бросить себя, как стрелу в цель.
Камелот падет. Что бы Артур ни делал. А я никогда не смогу ему этого сказать.
Ты пойдешь с ним? спросила Нимуэ.
Мирддин поднял голову:
До конца? Да. Конечно.
[3x06] менгиры
Глаза закройте, сказал Мерлин.
Они стояли внутри каменного кольца огромные, громоздкие столпы менгиров, будто двери в дома великанов, окружали их со всех сторон.
А то что? недоброжелательно спросила Джиневра. Артур обнял ее покрепче ему очень не хотелось, чтобы их опять раскидало, когда начнется магия-шмагия.
Мерлин покосился на нее и вздохнул:
А то укачает.
Пожалуйста, шепнул Артур Джиневре. Джин неохотно кивнула, обхватила его изо всех сил и сжала пальцы в замок.
Сам он расставил ноги, вставая покрепче, но, конечно, закрывать глаза не стал. Мерлин застыл.
Мир за границей менгиров дернулся и смазался будто кто-то изо всех сил крутанул глобус.