Яна! Иди сюда! этот голос я ни с чем не перепутаю. Это был его голос, голос моего брата.
Даня, где ты!? откликнувшись на его зов, я быстро успокоилась и встала на ноги.
Иди сюда! повторил он.
Сорвавшись с места, я побежала в сторону, где был Даня. Наверное, в тот момент я бежала быстрее гепарда. Мне не нужно было слышать его голос и идти на него. Я и так знала где мой брат. Точнее, меня будто бы что то вело к нему некая невидимая сущность. Возможно, я действовала рефлекторно, до конца не осознавая, чем для меня это может кончиться. Почему то я думала, что могу доверять этой сущности. Пока я бежала, лес становился всё гуще. Высокие сосны и пышные ели закрывали собой солнце, отбрасывая тень на, постепенно сужающуюся, тропу. Воздух с каждым новым шагом наполнялся тяжёлой влагой. Буквально через несколько секунд я почувствовала странный запах, будто бы там вдалеке что то гнило. «Господи, и как его в такие дебри вообще занесло?» мысли по этому поводу не давали мне покоя, и я уже хотела остановиться, вернуться обратно, но почему то не смогла. Не знаю, что в тот момент мной двигало, ведь даже чувствуя опасность, я не переставала бежать.
Наконец, после изнурительной пробежки, я вышла на поляну. Она разительно отличалась от той, что находиться возле леса; трава здесь была темно зелёного цвета и росла чуть ли не до пояса. К тому же, здесь было невыносимо тихо. Прямо как тогда, перед входом в лес. В самом конце этой поляны возвышался дуб. Судя по всему, запах гнили исходил именно от него. Вскоре это дерево должно было погибнуть и осталось ему не долго, а возможно оно уже было мертво.
Яна, иди сюда! его голос раздался где то за дубом.
Даня, ты что здесь вообще делаешь!? И как тебя сюда занесло?
На это мне ничего не ответили. Пробираясь сквозь заросли высокой травы, я постепенно приближалась к дереву. Почему то путь до него оказался намного дольше, чем я себе представляла: вроде бы, он находился буквально в пяти метрах от меня, но с каждым моим шагом дуб будто бы отдалялся, а запах гнили становился всё сильней. В какой то момент мне показалось, что вдохни я ещё немного этого «аромата», и мой завтрак превратился бы в рвоту. «И как он вообще там стоять может?» Даня был менее брезглив, в отличии от меня, но даже для него это слишком.
До дуба мне удалось добраться лишь через десять минут. Стараясь не вдыхать слишком много местного воздуха, я попыталась позвать брата снова.
Даня, выходи уже отсюда! А то из за тебя мне приходиться терпеть эту ужасную вонь.
В ответ опять молчание. Это уже начинало откровенно раздражать.
Эй, хватит придуриваться! Ты вообще выходить собираешься, нет?
В очередной раз, гнетущая тишина стала мне ответом. Что же, похоже, другого выбора у меня нет: придётся идти навстречу этой невыносимой вони и моему брату, конечно же. Перешагнув через на удивление прочные корни, я обошла дерево, в надежде на то, что наконец увижусь с Даней и мы вместе пойдём домой. Но Дани там и в помине не было. «Тогда откуда шёл голос, если здесь никого нет?» ответ на этот вопрос я узнаю лишь через три года.
Находясь в полном замешательстве, я подумала о том, чтобы снова позвать Даню, но услышав слишком знакомый и, в то же время будоражащий мое сознание, звук, я встала как вкопанная. Этот звук полностью сковывал мои движения, каждый раз, когда я его слышала. На то, чтобы развернуть голову в сторону его источника, мне пришлось затратить немалое количество усилий. То, что я впоследствии увидела станет самым ярким событием моего детства и крепко отпечатается в памяти, возможно на всю жизнь. Осы, тысячи ос, облепили буквально всю поверхность дерева, часто махая своими крылышками, плотно прижимаясь к стволу и выталкивая одна другую. В моём сознании оса всегда являлась олицетворением чего то жуткого и одновременно мерзкого. Может быть страха? Да, точно, оса мой страх.
Несколько секунд я стояла как вкопанная, не веря тому, что тогда происходило на моих глазах. Лишь когда одна из ос отлетела от дерева, направляясь в мою сторону, я буквально выпрыгнула из своей обуви и убежала прочь, не разбирая дороги. Мне было всё равно куда бежать, лишь бы подальше от этого места. Ветки хлестали меня по лицу, рукам и ногам, рвали моё платье, путались в волосах. Но, кажется, я даже боли не чувствовала, будто бы в один миг лишившись всех нервных окончаний. Наверное, загнанная в угол мышь тоже не чувствует боли, только страх, страх перед неизбежным.
Вдруг земля под моими ногами исчезла, я почувствовала, как проваливаюсь куда то, а дальше пустота.
Кажется, я находилась в лежачем положении. Меня то и дело качало из стороны в сторону. Было немного прохладно. Внутри моей руки, на сгибе локтя, будто бы находилось что то лишнее. Рядом слышался непрерывный поток голосов. Изначально он был очень глухим, но потом становился всё громче и громче. Наконец я открыла глаза. Первое, что предстало моему зрению был белый потолок.
Мама, смотри! Она проснулась!
Голова резко заболела. Каждое произнесённое слово будто удар, отдавалось пульсацией в черепной коробке. Я медленно перевела взгляд с потолка на, рядом сидящих, людей. Брат с матерью выглядели одновременно напугано и расстроенно. Моя мама отличалась в особенности; её губы мелко подрагивали, а глаза были красные и блестели в свете люминесцентных ламп, от, накопившейся в них, влаги.
Ещё раз оглянув помещение, я поняла, что нахожусь в машине скорой помощи. Как оказалось, инородный предмет в моей руке являлся иглой от капельницы. Машина продолжала ехать в неизвестном мне направлении. Я ощущала жуткую слабость во всём теле, а ещё у меня невыносимо болела спина. Кое как найдя в себе силы, я повернула голову в сторону мамы и, что то промычав, подозвала её поближе. Она чуть сгорбившись наклонилась ко мне.
Что случилось, Яна? Чего то хочешь? она говорила в нос, а голос её звучал как то подавлено.
А куда мы едем? голос мой был совсем тихим и слабым.
В больницу.
А зачем?
Осмотреть тебя надо. Ты же в яму упала.
Я не помню такого.
Потом вспомнишь. Отдохни лучше, а то вон как тебе досталось.
Угу.
Даня всё это время молчал, понуро опустив взгляд. Похоже, ему было стыдно за случившееся. Хотелось бы мне его хоть как то приободрить, сказать, что я на него не злюсь, но тогда он будет винить себя ещё сильнее, поэтому лучше всего было просто промолчать.
В больнице я пролежала около двух недель. У меня был перелом ноги, растяжение мышц и сотрясение. Тогда меня поселили в палату на некоторое время. Мама и брат навещали меня чуть ли не каждый день, приносили гостинцы, рассказывали всякие истории. Наверное, такие визиты должны были меня приободрить и порадовать, но я оставалась к ним равнодушна, как и ко всему остальному. Когда врачи приходили брать у меня кровь на анализ, я не плакала и не боялась, как все остальные дети, хотя раньше вела себя точно также. Я не знаю почему стала такой.
Близился день моей выписки. Тогда мама с братом навещали меня последний раз, а вскоре должны были забрать домой. Когда они вошли в палату, я поприветствовала их всё тем же безразличным взглядом. Вероятно, их это очень сильно расстраивало. И я это понимала, но ничего не могла с этим поделать. Мама держала в руках пакет с яблоками, после чего поставила его на стол и вышла (кажется ей нужно было поговорить о чём то с врачом), сказав Дане «сидеть тут тихо». Хотя он и так в последнее время был тише воды, ниже травы. Подойдя ближе, брат сел у подножия моей кровати, опустив голову. В таком положении он просидел около минуты, будто бы что то обдумывая. Наконец, он поднял на меня взгляд полный грусти и сожаления.
Яна, прости меня. Пожалуйста прости, он говорил шёпотом, было такое чувство, что ещё немного и он расплачется.