Наверное, это трудно.
Это поучительно. Он не позволил мне забыть мое детство.
Мне кажется, это был тот самый случай
Какой?
Ну с тем парнем, вы могли бы помочь либо пройти мимо.
Верно, но я его осуждал и насмехался. Поэтому Иван Александрович меня проучил.
Мы очень сильно забежали вперед. Давайте вернемся к ларьку и шаурме.
Да, тот день для меня многое значил. Но в том дне не было ничего особенного для обычного ребенка. Шаурма и банка колы таких людей было много на оживленных улицах. Там было несколько ларьков и высокие столики возле каждого. И все на нас смотрели. А ему было все равно. «Не обращай на них внимания», сказал он. А я и не обращал. Потом мы гуляли просто вдоль дороги как-то бесцельно и бессмысленно. А потом присели на лавочку. И он спросил: «Куришь?» Естественно, я сказал, что нет. Но я курил еще с начальной школы, наверное класса с третьего. Мы все курили. И если вам кажется это ужасным, я даже не стану спорить. Это ужасно, когда дети курят, особенно в таком раннем возрасте. Но Сергей глубоко вздохнул и подошел к окну, вновь любуясь высотками, он положил в губы сигарету и застыл. Зажигалку он держал в руке. Оксане стало неуютно. Она остановила запись, нажав кнопку на диктофоне. Переживания Сергея были очень глубокими, он настолько отстранился, что даже не обратил внимания на то, как Оксана подошла и встала рядом с ним. Она так же, как и он, смотрела на высотки, пытаясь понять, о чем думает ее собеседник. С верхнего этажа через панорамное окно открывался прекрасный вид. Весь город лежал у ног. Внизу было людно. Прохожие, словно муравьи, исчезали в дверях и расползались по зданиям-муравейникам. Здесь, в центре города, было много подобных офисов, и в каждом из них таилась своя история. А напротив время от времени у таких же панорамных окон появлялись силуэты, бросая взгляды на оживленные тротуары.
Мы можем перенести нашу встречу на другую дату. Я пойму, если вы решите прервать нашу беседу, в голосе Оксаны Сергей услышал вину. Это так и было, Оксана чувствовала себя крайне неловко за то, что ее вопросы заставили Сергея переживать. Но Сергей не видел ее вины в происходящем.
Мы продолжим, сказал он и прикурил сигарету, присаживайтесь.
Мы можем пропустить этот день и перейти к следующему вопросу, если
Вы вправду думаете, что, если мы пропустим данный вопрос, мысли перестанут меня мучить? Нет, это так не работает.
Хорошо, мы можем продолжать?
Можем! Мы присели на лавочку, и он закурил, Сергей вновь замолчал. Его сигарета застыла у края пепельницы, и он вновь отстранился, только в этот раз не поднимаясь из кресла. Вы курите? спросил он Оксану и подался вперед.
Я? Нет. Я даже не пробовала.
А из какой вы семьи?
Из благополучной, коротко и без объяснений ответила Оксана.
Я тоже из благополучной, ответил Сергей, но власти и общество решили называть такие семьи, в которой рос я, неблагополучными. Я рос без отца и в бедности. Но в семье. Меня любила мама. Пожалуй, все. Этого достаточно любовь и забота. Что значит благополучие? Чем его измерить? В богатых семьях дети по непонятным причинам шагают с края крыши, но в такие семьи не приходят органы опеки. Почему? Чем измерить благополучие? У меня есть знакомый бывший партнер, тоже крупный бизнесмен, однажды я был у него на ужине. Он выгнал свою дочь из-за стола, за то что та положила локти на стол. Представляете? Этикет, видите ли, не позволяет. Я больше не веду с ним дела. А зачем? Я же тоже локти могу на стол положить. И это без стеснения при мне, при постороннем человеке. Сложно представить, что он может сделать при отсутствии посторонних глаз. Но она сыта и одета. Такие семьи называют благополучными. Я не хочу знать, какой вашу семью считает общество, я всего лишь хотел услышать, чем занимаются ваши родители.
Папа декан, мама журналист, международный.
Вот в таких семьях на завтрак варят овсянку и пьют чай с конфетами. Я прав?
Да, вы правы.
А моя мама на завтрак курила и пила кофе. Но это неважно. Как я сказал, он закурил и предложил мне сигарету. Я отказался. А он бросил пачку на лавочку и лишь сказал: «Кури, если хочешь». Наверное, он относился ко мне как к равному. А потом, когда я все же осмелел и взял сигарету, он сказал, чтобы я не искал виноватых в том, что я не могу избавиться от этой заразы. Он докурил сигарету и от окурка прикурил следующую, а потом достал телефон. Знаете эту подростковую советскую романтику? Когда отец берет сына в гараж и они вместе весь день там чем-то занимаются. Когда отец дает сыну порулить. Когда на рыбалку берет. Когда у них появляются общие дела. Когда сын идет с руками, измазанными мазутом, и думает о том, что теперь он похож на отца. Вот! Это был тот самый момент: я курил и думал, что теперь я похож на него. И как я сказал, тот день для меня многое значил а еще в тот день я узнал, что он писатель. «Хочу поработать над книгой», сказал он, копаясь в телефоне. Я удивился и ничего не понял. Естественно, я спросил:
Вы читаете книги?
Нет! усмехнулся он. Я пишу. Я писатель. Люди читают, а я дарю им уютные истории. Возможно, когда-нибудь я и про тебя напишу.
Написал? спросила Оксана.
Не знаю! Возможно. Я не прочитал ни одной его книги.
Почему?
Я имел намного больше. Он делился со мной всеми своими мыслями. Я читал его. Каждый раз, когда он начинал рассуждать, я погружался в размышления. Думаю, что в его книгах я не найду для себя ничего нового. Он любил свое дело. Знаете, когда я вырос и мы вместе прогуливались вечерами, ну, либо днем, когда у меня была возможность выбраться из офиса, он мог остановиться, сесть на ближайшую лавочку и погрузиться в свое дело. Он закуривал и писал книгу, а я стоял и ждал, когда он вернется ко мне. В эти моменты его вообще ничего не интересовало. Главное, чтобы сигарета в зубах дымила. Но на писателя он не был похож. По крайней мере, мне так казалось. Иногда мне приходилось убежать из-за появившихся дел. Он лишь говорил: «Хорошо, иди! Созвонимся», даже глаза не поднимал. Вот настолько он любил свое дело. Поверьте, если бы вы брали у него интервью, скорее всего, у вас ничего бы не вышло. Вы бы подкинули ему тему каким-нибудь своим вопросом. Он достал бы телефон и приступил бы к своим делам, а вам попросту пришлось бы уйти.
А он писал книги в телефоне? Я правильно поняла?
Да. Он говорил, что так удобнее, телефон всегда под рукой. А ноутбук слишком громоздкий.
Мы опять забегаем вперед. Вы сидели на лавочке и курили.
Да, а он писал свою книгу. Может, полчаса, может, час. Мне некуда было торопиться. Какие у меня могли быть дела? Да и рядом с ним я чувствовал себя как-то уверенно. Поэтому я просто сидел и наблюдал за прохожими, за машинами, за голубями. По привычке заглянул в мусорку в поисках пивных банок. Я привык к тишине. Когда ты слоняешься по улицам в поиске банок, ты всегда один, ты молчишь, думаешь, мечтаешь и пытаешься отыскать окурок, в котором осталась еще пара затяжек.
Что?
Окурок! Не все докуривают до фильтра. Это вам не овсянка на завтрак. Как вы думаете, что курили такие, как я? Нашел окурок и день задался. Ну либо у мамы подтянул втихаря, пока она не видит.
Это же
Противно, мерзко, может, негигиенично. Вы мне еще скажите, что руки мыть надо перед едой. А если воду отрубили за неуплату? Это вам тоже незнакомо. И в тазике вы не мылись.
Мы можем вернуться к тому дню и к той лавочке?!
Конечно можем. «Ну что, Серега, спросил он меня, когда убрал телефон. Кем хочешь стать, когда вырастешь?» И я задумался. Всем было плевать, чего я хочу, разве что мама интересовалась, и то так, между делом, когда у нее появлялась свободная минута. И больше никто. Никто ничему не учил, никто не давал наставлений, никто не объяснял, что хорошо, что плохо. Да и поделиться не с кем. А с кем? Мама вечно на работе, а общался я с такой же шпаной, как я.